Рюкзаки мы бросили у нее дома, там же перехватили пару бутербродов и минут пятнадцать спустя уже стояли возле знакомых железных ворот.
– Кто-то здесь был! – заявила Ника, первой перелезая через забор.
– Откуда ты знаешь? – оглядевшись по сторонам, я махнула за ней.
– Свежая грязь на бревнышке, – указала она. – И вон там кустик сломан.
– Стас говорил, что хочет забрать наши вещи из беседки, – припомнила я. – Пошли, посмотрим.
В беседке, где мы так часто весело проводили время и где безбоязненно оставляли на ночь любые вещи, теперь было пусто и холодно. Стас действительно забрал оттуда валявшиеся на скамейке диски и наушники, Лилькину заколку, не помню чью сумку с кедами и кучу прочих мелочей. Теперь беседка вновь осиротела, и только надпись «Наташа + Коля» напоминала о нашем пребывании здесь. Да, жалко…
Ника, войдя в беседку вслед за мной, внимательно все осмотрела. Особенно приглядывалась к следам на полу и в конце концов сказала:
– Да, похоже, здесь действительно был Стас. Но для верности надо бы позвонить.
Это относилось ко мне. Сама Ника никогда не звонила Стасу первая. Дело в том, что он неоднократно пытался за ней ухаживать, хотя и прекрасно знал, что она любит другого. А потому она всеми силами пыталась держать дистанцию.
Да пожалуйста, мне совсем не трудно! Я вынула мобильник:
– Алло, Стас? Ты в беседке был, вещи наши забрал? Да? Вот и хорошо… Какие кеды? Ты хочешь сказать, что это мои кеды?! Ты спятил, что ли? Ладно, приду и посмотрю. Все, пока.
Я отключилась и засмеялась:
– Помнишь, тут кеды в пакете валялись, еще с весны? Так Стас думает, что это мои!
– Ты бы лучше не про кеды спрашивала, а про то, когда именно он сюда заходил – сегодня или в прошлый понедельник! – нахмурилась Ника. – Грязь-то на бревнышке свежая.
– Могу перезвонить.
– Ладно уж, не надо, потом как-нибудь.
Мы вышли из беседки, и Ника сразу же окинула взглядом высокие кроны. В глубине двора, где росли самые старые деревья, царил такой бурелом, что пройти, да еще по ноябрьской грязи, не стоило и думать. Эти деревья действительно были великанами, их кроны сплелись в вышине, давая двору вечную тень, сумрак и сырость, и даже сейчас, когда их ветви стали голыми, там было мало света. В этой сырости догнивали несколько упавших от старости толстенных стволов, а еще одно старое сухое дерево повалилось на соседние, да так и опиралось на них, не имея возможности упасть наземь. Снизу робко пробивался молодняк, но в таком полумраке ему было трудно. И только над серединой двора виднелось ясное небо.
– Вот оно, мое родное! – весело крикнула Ника, указав пальцем куда-то вперед, ближе к зданию. – Пошли!
И мы пошли. Немного не доходя до здания, моя подруга свернула в сторону, перелезла через полусгнившую корягу и бережно притронулась руками к коре толстого – человеку впору за ним спрятаться – ствола. Я посмотрела вверх – крона этого дерева была очень густой и идеально круглой.
– Вот оно какое, – повторила она, прислоняясь к стволу щекой и обхватывая его руками, насколько это было можно. – Оно мой друг, знает все мои секреты.
– Ты хоть знаешь, как оно называется? – хмыкнула я. Это был не дуб, не тополь и не клен, я вообще не могла определить его вида.
– Я его называю просто – Дерево, – ответила Ника. – Хоть и банально, но разве неправда?
Мы встретились взглядами, и Ника рассмеялась:
– Ты, наверно, чокнутой меня считаешь? По глазам вижу, считаешь! Знаешь, я сама не могу определить ни вида этого дерева, ни того, что меня с ним так связывает. Но я когда смотрю на него из окна, мне все время кажется, что я вижу что-то давно забытое, но такое родное и мое! А сейчас мне возле него так хорошо, как… как в детстве было у мамы на руках. И ничуть не страшно, даже несмотря на…
Она вдруг с легким испугом поглядела через мое плечо. Я в страхе обернулась. Сумрачный лес – иначе этот двор было не назвать – лежал за моей спиной. Солнечные лучи редко проникали туда, и казалось, в этом сумраке колышутся, прячась за деревьями, чуть заметные бестелесные тени.
– …несмотря на дурную славу этого места, – закончила Ника.
Где-то за деревьями хрустнула сухая ветка, раздалось хлопанье крыльев. Мы обе резко обернулись туда, но никого, кроме взлетевшей сороки, не увидели. Должно быть, это она при взлете хрустнула веткой.
– Кулон при тебе? – сердито спросила я.
– Да, при мне и пока не выявил ничего страшного.
– Идем уже, – я кивнула на здание садика, которое в пробивающихся сквозь деревья солнечных лучах вовсе не казалось зловещим.
Ника неохотно покинула свое ненаглядное дерево, и мы пошли.
– Ничего не чувствую, – то и дело говорила Ника, когда мы шли вдоль стены по асфальту. Я глядела во все глаза то по сторонам, то на окна, а Ника, напротив, шла медленно и смотрела прямо перед собой, прислушиваясь только к своему сторожевому знаку.
– Ника… Мне кажется, там, между деревьями, кто-то есть.
– Где? – повернулась она в сторону деревьев.
– Вон там, – показала я одними глазами.
– Ничего не вижу. Ты видела там человека?
– Человека – нет. Но там несколько раз колыхались кусты, и доносился хруст веток.
– Все равно ничего не вижу, – спустя минуту повторила Ника, внимательно глядя туда. – И, что самое главное, знак молчит. Он ведь любую опасность чует, будь то человек, зверь или нечисть. Может, там птицы хозяйничают или ежик какой-нибудь. Но если даже бомж какой-то и залез – для нас он не опасен. Не отвлекай, пожалуйста.
Да, подумала я, для Ники это не опасность. Уж она-то сдачи может дать кому угодно. У нее дома и всякие тренажеры, и даже боксерская груша имеется…
Когда мы дошли до замурованной двери, Ника остановилась и долго стояла, глядя в стену.
– Ну что? – спросила я.
– Что-то здесь есть. Внизу. Не то чтобы опасно, но явно нечисто.
– Не опасно?
– Сейчас – нет. А вот что будет ночью – знать не могу.
– А вдруг тут под землей заклятый клад? – воскликнула я.
– Вполне может быть, – кивнула Ника.
– Ой, да ты со своим кулоном могла бы клады находить! – осенило меня.
– Ага, и стать как эта Домна? – криво усмехнулась Ника и вдруг схватилась за шею.
– Что с тобой?
– Да знаешь… думаю, нельзя здесь это имя лишний раз упоминать. А то мало ли… Я его как произнесла – так кулон и кольнул меня. Не обжег, как при опасности, а так, предупредил, чтоб не лезла на рожон. В общем, здесь, под этим зданием, что-то есть. Не пойму, что, может, действительно клад, но знаешь, у меня нет никакого желания его откапывать.
– Тем более что для этого нам понадобится сносить кусок дома! – я снова оглянулась по сторонам, потому что мне боковым зрением показалось какое-то шевеление в зарослях. И теперь я больше всего хотела не клады откапывать, а удрать отсюда поскорее.
Мы еще какое-то время слонялись вокруг здания и по двору, где позволяли заросли, но больше Ника ничего такого не почувствовала. С тем и вернулись.
В ту ночь я никак не могла уснуть, одолеваемая мыслями. А провалившись в сон, сразу увидела знакомые улицы и родную школу, нет бы что хорошее увидеть! А именно – я во сне шла из школы по совершенно пустым улицам, весело размахивая сумкой, как первоклашка, а надо мной светило солнышко, и все было хорошо. Неожиданно из-за угла выбежал малыш, тот самый детсадовец, чью маму я напугала вечером своим не совсем адекватным поведением. Это был милый ребенок, щекастый и синеглазый, с кудрявыми волосиками и испуганным взглядом.
«Бежим, бежим отсюда! – сказал он мне и потянул за руку. – Она идет!»
Я не понимала, точнее, догадывалась, но не решалась верить, кто такая «она», однако побежала с ним. Малыш доверчиво уцепился за мою руку, с надеждой глядя на меня снизу вверх. А вокруг больше не было ласкового солнечного дня и родных улиц, а возник какой-то незнакомый пейзаж под хмурым небом. Мы петляли между домами и деревьями, а где-то позади то и дело мелькал невнятный, но тем и страшный силуэт. «Скорей, скорей!» – торопил малыш, а сам не мог за мной угнаться, и в конце концов я взяла его на руки и со всех ног бросилась вперед. Свернула за угол какой-то развалюхи и увидела, что дальше бежать некуда – тупик. Повсюду валялся мусор, в углу был свален горкой битый кирпич. Я металась туда-сюда – пути к отступлению действительно не было. Как это бывает в снах, со всех сторон нас мигом окружила сплошная стена, кроме маленького прохода, в котором уже показался зловещий силуэт. Я увидела, что это женщина с длинными распущенными волосами и жуткого вида – вместо ногтей на ее пальцах были загнутые когти, на вампирски-бледном лице вместо глаз – черные провалы, в глубине которых светились красноватые искры…
«Круг, круг! – неожиданно закричал ребенок, выгребая из угла обломки кирпича. – Эти кирпичи – от разваленного храма, из них надо сделать круг, и она не пройдет!»
Вот как все просто. Я опустилась на четвереньки, и мы вдвоем выложили из битых кирпичей неровное подобие круга диаметром метра полтора.
