— Что вы предлагаете?
— Компромиссный вариант. Когда рассветет, давайте поищем в ключевых районах города, в особенности возле площадей: вдруг найдется материал, подходящий для лодки. Отведем на исследование раманский день, может быть, два. Если ничто не изменится, поплывем. На спасательный отряд я совершенно не рассчитываю.
— Я тоже. Но сперва мне хотелось бы сделать другое. Пищи у нас маловато, если не сказать сильнее. По-моему, сначала нужно извлечь остатки манно-дыни, а потом приступим к исследованию. Так мы будем по крайней мере на какое-то время застрахованы от неожиданностей.
Ричард согласился, что, пожалуй, правильнее всего начинать именно с пищи. Но он был против предложения Николь вновь воспользоваться хирургической ниткой.
— Вам просто повезло, — объяснил он, — что шнур не порвался и не прорезал насквозь повязку, хотя уже начал, как это было с перчатками.
— Что вы предлагаете взамен? — спросила Николь.
— Наиболее подходит материал сетки, — ответил Ричард. — Ничего лучшего мы не найдем, если только сумеем без особых усилий раздобыть подходящий кусок. Потом я спущусь в яму, чтобы ты…
— Нет, — улыбнувшись, перебила его Николь. — При всем уважении к тебе, Ричард, сейчас не время для мужественных безрассудств. Воспользоваться этими материалами — отличная идея. Но ты слишком тяжел. Случись что, я не сумею поднять тебя наверх, — она похлопала его по плечу. — Не обижайся, но, по-моему, из нас двоих я, пожалуй, буду покрепче.
Ричард отреагировал на укол.
— А как же традиции? Это мужчина должен совершать все поступки, требующие силы и ловкости. Или ты забыла детские комиксы?
Николь от всей души рассмеялась.
— Да, дорогой мой, но ты ведь не Папай, а я не Олив Ойл note 48.
— Ох, не уверен, переживу ли такое, — проговорил он, с пылом качая головой. — Узнать в тридцать четыре года, что я не Папай… Надо же — какой удар. — Он легонько обнял Николь. — А как ты полагаешь, не поспать ли нам до рассвета?
Спать они не могли. Просто лежали на ковриках под открытым небом Рамы и каждый думал о своем. Николь услышала, как повернулся Ричард.
— Ты тоже не спишь? — спросила она шепотом.
— Да, — ответил он. — Считал героев Шекспира, но без успеха: за сотню перевалил.
Подперев голову рукой, Николь повернулась к своему спутнику.
— Скажи мне, Ричард, почему ты увлекся Шекспиром? Да, я знаю, что ты вырос в Стратфорде, но я не могу понять, каким образом такой инженер, как ты, знаток компьютеров, программ и разных устройств, мог так увлечься драматургией.
— Мой терапевт назвал это «эскапистским устремлением», — произнес через несколько секунд Ричард. — Он сказал, что я придумал собственный мир, поскольку реальный мир и его обитатели мне не подходят. Не сам, конечно — просто проник в созданную гением удивительную вселенную.
— Шекспиру я поклонялся, как Богу, — чуть помедлив, продолжал Ричард. — Когда мне было лет девять или десять, я любил бывать в парке у Эйвона — в том, что рядом с театрами, где стоят изваяния Гамлета, Фальстафа, леди Макбет и принца Хэла, — и целыми днями сочинял продолжения пьес о моих любимых героях. Так я оттягивал миг возвращения домой. Я боялся быть с отцом… трудно было предположить, что может прийти ему в голову… Но зачем тебе это слушать, — Ричард вдруг остановился, — у каждого с детства остались неприятные воспоминания. Поговорим о чем-нибудь другом.
— Поговорим о наших чувствах, — к собственному удивлению, ответила Николь и негромко продолжила. — Я это редко делаю.
Ричард повернулся и поглядел в ее сторону. Медленно протянул руку. Она мягко прикоснулась к ней ладонью.
— Мой отец работал в железнодорожной компании «Бритиш рейл». Он был очень умный человек, но с людьми не умел обходиться и не смог найти работу по специальности, окончив университет в Сассексе. Времена еще были тяжелыми. Экономика еле-еле начинала оправляться после Великого хаоса… Когда моя мать сказала ему, что беременна, отец ощутил ответственность и принялся искать надежное, безопасное место. Он всегда отлично проходил тестирование, а правительство заставляло все национальные транспортные монополии, в том числе и железнодорожные, комплектовать штаты по результатам тестов. Так мой отец сделался диспетчером в Стратфорде. Он ненавидел свою работу. Скучную, однообразную, не представляющую интереса для человека с ученой степенью. Мать рассказывала мне, что, когда я был совсем маленьким, отец пытался перейти куда-нибудь в другое место, но всегда проваливал собеседование. Когда я стал старше, он оставил эти попытки. Просто сидел дома, жаловался на судьбу. И пил. А потом добивался, чтобы и все вокруг него становились несчастными.
Наступило долгое молчание. Ричард с усилием изгонял демонов, прилетевших из детства. Николь пожала его руку.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже, — отозвался Ричард с болью в голосе. — Тогда я был только мальчишкой, одаренным невероятной любовью к жизни и способностью удивляться. Вот прихожу я из школы домой… радостный, что-то узнал или случилось нечто особенное, а отец лишь ругается. Однажды, когда мне было только восемь, я рано пришел из школы и начал с ним ссориться. Был его выходной день и, как всегда, отец пил. Мать ходила по магазинам. Не помню уж, в чем было дело, но я просто сказал ему, что он неправ — речь шла о каком-то пустяке. И пока я спорил, он вдруг изо всех сил ударил меня в нос. Я свалился возле стены, из носа хлестала кровь. И с тех пор до четырнадцати лет, когда почувствовал, что уже в состоянии себя защитить, я не приходил домой, если он был там один — без матери.
Николь попыталась представить себе взрослого мужчину, способного разбить лицо собственному сыну. «Каким же человеком нужно для этого быть?»
— подумала она.
— Я всегда был очень застенчив, — говорил Ричард, — и успел убедить себя в том, что унаследовал от отца неумение общаться с людьми, поэтому приятелей у меня было немного. Но интерес к общению с людьми оставался. — Он поглядел на Николь и умолк, вспоминая. — Так персонажи Шекспира сделались моими друзьями. Каждый день в парке я читал его пьесы и погружался в воображаемый мир. Даже запомнил наизусть целые сцены. И по дороге домой разговаривал с Ромео, Ариэлем или другими персонажами английского барда.
Окончание истории Ричарда Николь было несложно додумать. «Так и вижу тебя подросткам. Одиноким, неуклюжим, угрюмым. Увлечение Шекспиром позволяло снять боль, и театры были неподалеку: всех своих друзей ты видел на сцене».
Повинуясь порыву, Николь потянулась и губами прикоснулась к щеке Ричарда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
