— За её мягкое сердечко, — хором подхватывают остальные, и мы все вместе чокаемся бокалами, прежде чем выпить шампанское.
Одной бутылки хватает ненадолго, так что хорошо, что у нас их несколько. Я не уверена, откуда они взялись, но я бы не исключила, что их прислала Элизабет Монтегю.
«Арчи вышел бы из себя», — думаю я, ухмыляясь и принимая ещё по одной порции.
После четвёртого бокала я чувствую себя немного навеселе, поэтому, когда мой папа наконец открывает дверь, чтобы проверить, как мы, мы все прячем бокалы за спину. Он прищуривает глаза и нюхает воздух, но либо не хочет сегодня устраивать сцену, либо не чувствует запаха алкоголя.
— Как только прибудет Черч, я приду и заберу тебя.
— Звучит неплохо, — я почти поднимаю бокал в знак одобрения, но в последнюю секунду успеваю остановиться. Арчи отступает, и мы все возвращаемся к выпивке и поеданию драже из миндаля в сахарной глазури, которым была наполнена декоративная хрустальная ваза.
— Ты собираешься остаться сегодня с Черчем или… со всеми? — спрашивает Моника, сверкая глазами. Миранда оживляется от любопытства; Эндрю выглядит подавленным; Марни, кажется, забавляется; Росс делает непристойные жесты руками. Я пожимаю плечами, на моих губах появляется тайная улыбка. Хотя я не могу этого скрывать; эти люди слишком проницательны (или извращены), чтобы их можно было обмануть. — Я шутила, когда писала тебе сегодня утром, но… правда?
— Я не знаю, Моника. Может быть, я ещё не решила? — я, конечно, дразню, но если она хочет узнать, то придётся потрудиться ради этого. Я смотрю на себя в зеркало в полный рост, держа в руках бокал с шампанским, моё платье сияет розовым в лучах послеполуденного солнца. Да, Микропенис Чак действительно хорошо приведён в порядок.
— Что бы ты предпочла, Марни? Один парень или все? — спрашивает Моника, перенаправляя наводящий, неуместный вопрос к подруге, с которой я познакомилась всего две недели назад. Не могу сказать, что я её виню. Если бы у меня не было гарема, мне бы тоже было любопытно. Миранда, с другой стороны, больше не проявляет любопытства. Она выглядит немного бледной, ставя своё шампанское на подставку, когда я открываю рот, чтобы ответить вместо Марни.
— Все, — это говорит Марни, а не я. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё, она отходит, рассматривая картину на стене и потягивая свой напиток. Я оглядываюсь и вижу, как Росс и Моника обмениваются секретными взглядами. Единственный человек, который, кажется, соблюдает приличия, — это бедный Эндрю.
Я сажусь в кресло с воланами на юбках и улыбаюсь ему.
— Раз уж вам всем так хочется обсудить мою сексуальную жизнь, почему бы нам вместо этого не поговорить об Эндрю и Россе?
Эндрю бормочет что-то в знак протеста, но Росс прикрывает своего парня, как настоящий мужчина, решив поставить меня в неловкое положение вместо него.
— Ты надела то бельё, которое мы выбрали? — спрашивает он меня, и я давлюсь своим шампанским. Ему просто повезло, что я не выплюнула его себе на платье. — Включая трусики с разрезом в промежности?
— Она их надела, — радостно подтверждает Миранда, и я бросаю на них мрачный взгляд.
— Чья сегодня свадьба? Моя? Вы можете либо начать рассказывать свои собственные постыдные истории, либо проваливать, — я откидываюсь на спинку стула и жду, радуясь, что Марни готова присоединиться к нам в гостиной. Сегодня она кажется немного не в себе, но чертовски старается это скрыть. Я ценю это.
— Я могла бы как-нибудь рассказать вам о Криде и джакузи… — начинает она, значительно поднимая настроение, когда Росс наливает нам всем по одному, последнему бокалу, и мы погружаемся в школьные истории о преждевременной эякуляции.
Это весело. Это забавно. Это момент, который я запомню на всю оставшуюся жизнь.
Как я уже сказала… это… весело.
Примерно на час.
Тогда я начинаю беспокоиться.
Черч не отвечает на звонки, и последнее, что он написал, было «я уже в пути, скоро буду, любовь моя». Только его здесь нет, а до церкви самое большее двадцать минут ходьбы/езды на подъёмнике. Что, чёрт возьми, происходит?
Росс и Эндрю сначала извиняются, заверяя меня, что моё время лучше потратить на отдых, чтобы я не испортила причёску и макияж. Моника и Миранда выскальзывают следующими, а потом наступает тридцатиминутный период, когда я просто пялюсь в грёбаную стену.
В конце концов, я отказываюсь от попыток сохранять спокойствие и пишу близнецам, чтобы они подошли.
— Не могли бы вы, пожалуйста, пойти поискать его? — я умоляю их, пока они стоят за дверью с такими же хмурыми лицами. — Я начинаю паниковать.
— Рейнджер и Спенсер ушли полчаса назад, — признаётся Тобиас, обмениваясь взглядом с братом.
— Мы просто не сказали тебе, потому что не хотели, чтобы ты волновалась, — Мика говорит так, словно он сам находится на грани небольшой панической атаки. Может быть, потому, что в прошлый раз, когда пропал его друг, мы думали, что он мёртв? Да, в этом сценарии есть несколько серьёзных триггеров посттравматического стрессового расстройства.
— Да, что ж, теперь я, блядь, в панике, — я приподнимаю юбки с намерением уйти, чтобы присоединиться к поискам, но близнецы останавливают меня.
— Мы пойдём, — обещает Тобиас, складывая руки в отчаянной мольбе. — Но обещай мне, что ты не уйдёшь отсюда без нас. Ни по какой причине.
Я прислоняюсь к дверному косяку, дотягиваюсь пальцами до лба и стираю остатки тщательно нанесённого Мирандой макияжа.
— Я даю вам тридцать минут. Если вы к тому времени не вернётесь, я снимаю это платье, надеваю спортивные штаны и присоединяюсь к поискам.
— Это справедливо, — Мика протягивает руку и проводит костяшками пальцев по моей щеке. — Но нам это не понадобится. Мы найдём его.
Парни МакКарти уходят, оставляя меня наедине с Марни.
У меня складывается впечатление, что почти все остальные заняты поисками моего жениха.
Я нервничаю так, как не нервничала с тех пор, как мы разбирались с Братством. Черч никогда не опаздывают — никогда. А тем более на нашу свадьбу? Если его здесь нет, значит, с ним что-то случилось. Вот о чём я думаю, борясь с желанием нарушить своё обещание близнецам. Почему я согласилась остаться? Это безумие.
Я расхаживаю по комнате, а Марни сочувственно наблюдает за мной. Она не говорит мне банальностей, что я ценю, а вместо этого пытается отвлечь меня светской беседой. Это не работает, но это лучше, чем быть одной. Она, кажется, тоже чем-то обеспокоена, так часто проверяет свой телефон, что я, наконец, сдаюсь и спрашиваю.
— Всё в порядке?
— Тристана тоже ещё нет, — тихо отвечает она, качая головой, как будто не может до конца понять, что это значит. — И я уже давно ничего о нём не слышала, — она поднимает на меня глаза, и я знаю, о чём мы обе думаем.
Вся эта чушь с дедовщиной.
Но нет. Кто мог зайти так далеко, чтобы испортить чью-то свадьбу?
Наш разговор обрывается, даже не успев толком начаться.
Проходит десять минут. Я ловлю себя на том, что пишу парням СМС, но они присылают в ответ расплывчатые ответы из одного слова, которые так сильно выводят меня из себя, что я перестаю спрашивать, что они делают. Если они найдут Черча, то позвонят мне.
Еще десять минут.
Ещё.
Прошло ровно полчаса, как я и обещала.
Я даю ребятам понять, что с меня хватит, что я направляюсь восвояси, но они все закатывают такую истерику, что я соглашаюсь подождать последние пятнадцать минут. Вот оно. Ещё пятнадцать минут, и мне надоело здесь сидеть.
Сейчас Черч опаздывает на полтора часа. Он планировал добраться сюда заблаговременно, просто чтобы убедиться, что в последнюю минуту ничего не произойдёт. Сама церемония должна была начаться тридцать минут назад.
Мне интересно, о чём думает семья Черча, и я думаю, что, возможно, мне следует пойти туда и поговорить с ними. Вместо этого я заставляю себя ждать эти последние пятнадцать минут, надеясь, что у меня просто паранойя и что он появится.
