– Я слежу за вами, барристер, по распоряжению лорда Кромвеля. И мне доподлинно известно, что вы обсуждали с леди Онор некоторые вопросы, затрагивающие как ваши личные интересы, так и интересы герцога Норфолкского.
Произнеся эту тираду, я с удовольствием увидал, как Марчмаунт вздрогнул и заморгал от неожиданности.
– Вы не имеете никакого права вторгаться… – начал было он, но, встретившись с моим суровым взглядом, понурил голову.
– Да будет вам известно, барристер, я располагаю самыми широкими правами и полномочиями, – отчеканил я. – А вот право вмешиваться в дела леди Онор, которое вы, по вашим словам, имеете, существует только в вашем воображении.
Признаюсь, собственная грубость немало удивила меня; судя по всему, я перенял у Барака его бесцеремонную манеру общения.
– Наши разговоры с леди Онор носили частный характер, – пролепетал Марчмаунт. – Клянусь, они не имели никакого отношения к пропавшим бумагам.
– Иными словами, вы хотите сказать, что питаете к леди Онор нежные чувства?
– Прошу, не надо об этом, – залившись краской, прошептал Марчмаунт. – Не будем об этом говорить – ради леди Онор, не только ради меня. Это слишком деликатная тема.
В голосе его неожиданно послышалась мольба.
– Леди Онор поведала мне о ваших притязаниях на ее руку с большой неохотой, Марчмаунт, если только это может служить вам утешением, – сообщил я. – Впрочем, так и быть, я пощажу ваши чувства и не буду затрагивать эту щекотливую тему. Не буду я и расспрашивать вас о притязаниях герцога на земли леди Онор.
Глаза Марчмаунта полезли на лоб от изумления.
– Ах да, земли, – с излишней поспешностью подхватил он. – Это частное дело герцога.
Тут лодка слегка ударилась о ступени пристани, так что все пассажиры вздрогнули. Дамы засмеялись, лодочники принялись помогать им высаживаться на берег. Глядя на широкую спину Марчмаунта, я думал о том, что удивление, которое он выразил при упоминании о землях леди Онор, явно было неподдельным. Что, если леди Онор ввела меня в заблуждение и Норфолк вовсе не пылает желанием приобрести ее семейные владения. Тогда он добивается от нее чего-то другого. Я вспомнил, как леди Онор поклялась на Библии, что герцог никогда не заводил с ней разговор о греческом огне; вспомнил я и собственные сомнения относительно ее религиозных чувств.
На пристани было полно народа: в большинстве своем то были простолюдины, желавшие посмотреть на травлю. Какой-то человек в кожаной куртке наступил на широкую юбку леди Онор. Одна из ее камеристок жалобно вскрикнула, и слуга немедленно отшвырнул невежу прочь. Леди Онор испустила страдальческий вздох.
– Не знаю, искупит ли ожидающее нас зрелище тягостную необходимость терпеть всю эту толчею и шум, – проронила она.
Я заметил, что над верхней ее губой выступили бисеринки пота. – Уверяю вас, искупит, леди Онор, – торопливо заверил Марчмаунт. – Сегодня будет затравлен превосходный медведь по имени Магнус, специально доставленный из Германии. Это громадный зверь ростом более шести футов. Вчера он прикончил пятерых собак, а сам остался цел и невредим. Сегодня я непременно поставлю на него шиллинг.
Леди Онор окинула взором многочисленные ряды деревянного амфитеатра. Огромная толпа ожидала у ворот, и до нас доносились возбужденные крики. На арену уже выпустили старых слепых медведей, на которых, заходясь от злобы, наскакивали собаки. Леди Онор снова вздохнула.
– Где же он, великий и несравненный Магнус? – осведомилась она.
Марчмаунт, казалось, не заметил прозвучавших в ее голосе иронических ноток.
– Его выпустят на арену где-то через час, – сообщил он.
– А до той поры мне, пожалуй, нечего здесь делать, – заметила леди Онор. – Боюсь, я не в состоянии целый час выносить этот кошмарный шум. Думаю, вы простите меня, барристер, если я вас оставлю и прогуляюсь по набережной в обществе своих камеристок.
– Как вам будет угодно, – упавшим голосом произнес Марчмаунт.
– Время от времени я буду заглядывать сюда, смотреть, что происходит. Может, кто-нибудь из дам желает ко мне присоединиться?
Леди Онор огляделась вокруг. Одна из купеческих жен, судя по выражению лица, явно была не прочь воспользоваться приглашением, однако, взглянув на своего мужа, отрицательно покачала головой.
– Позвольте мне составить вам компанию, леди Онор, – сказал я, выдвигаясь вперед.
– Сделайте милость, – улыбнулась леди Онор. – Уверена, мы прекрасно проведем время.
— Неужели вы предпочитаете общество дам столь мужественному развлечению, брат Шардлейк? – спросил Марчмаунт, насмешливо покачав головой.
– А почему бы мне не предпочесть общество дам обществу медведей и собак? – ответил я вопросом на вопрос.
– Хорошо сказано! – расхохоталась леди Онор. – Летиция, Дороти, идемте.
Она повернулась и направилась вдоль реки. Я присоединился к ней. Камеристки следовали на несколько шагов позади нас. Шествие замыкали слуги, вооруженные мечами.
Широченная юбка леди Онор касалась моих ног; я ощущал даже каркас из китового уса, растягивающий ткань. При мысли о восхитительных ножках, скрываемых этой юбкой, я невольно покраснел.
Леди Онор состроила досадливую гримасу, когда из амфитеатра донесся новый раскат возбужденного рева.
– И в самом деле, это мужественное развлечение, – насмешливо изрекла она. – Точнее, оно было бы мужественным, если бы вместо собак на арену выпускали мужчин. Например, Уильяма Марчмаунта. Как вы думаете, он сумел бы одержать верх над медведем?
– Вряд ли, – усмехнулся я. – Признаюсь, мне тоже не по душе медвежья травля. Зрелище чужих страданий, пусть даже страданий животного, не доставляет мне ни малейшего удовольствия.
– О, я вовсе не думаю о страданиях медведя. Меня всего лишь раздражает шум и гогот. А вы, судя по вашим словам, относитесь к числу тех пылких реформаторов, которые осуждают любые развлечения.
– О, реформы тут совершенно ни при чем. Я с детства избегал подобных забав.
Мы медленно шли вдоль реки.
– Медведи – это всего лишь дикие косматые звери, и сожалеть о них, по меньшей мере, неразумно, – аставительно изрекла леди Онор. – По-моему, медвежья травля – не лучший повод для того, чтобы проявлять милосердие. Но, откровенно говоря, я боялась потерять сознание. Сегодня так жарко, к тому же там невыносимо пахло кровью. Все-таки хорошо, что мы ушли. Мне показалось, мистрис Квейл хотела к нам присоединиться. Но эта бедная женщина и шагу ступить не смеет без разрешения мужа.
– Да, независимость – это одно из важных преимуществ положения вдовы, – кивнул я.
Леди Онор широко улыбнулась, показав ровные белые зубы.
– О, вижу, вы помните наш недавний разговор. Не скрою, у положения вдовы есть свои хорошие стороны. Представьте себе, я не только успешно веду дела, но и расширяю свои интересы. Например, я приобрела мастерскую, где шьют изысканное шелковое платье. Мне помог Уильям, он превосходно разбирается в вопросах купли-продажи. Впрочем, полагаю, не лучше вашего, – добавила она и улыбнулась вновь.
– Того и гляди, вскоре у меня не будет повода применять собственные знания, – печально сказал я. – Многие мои клиенты отказались от моих услуг.
– С их стороны это до крайности опрометчиво, – ответила леди Онор. – Но какова же причина?
– Мне они не сочли нужным сообщить ее. Я решил сменить тему и спросил:
– Значит, вы нанимаете женщин для шитья?
– Да. Работать с шелком чрезвычайно трудно. К тому же сейчас дамы предпочитают сложные и замысловатые фасоны. В моей мастерской работают шестеро швей, все – бывшие монахини.
– Неужели?
– Именно так. Из монастыря Святой Клары, Святой Елены, а также Клеренвелла. Я слыхала, многие монахини с радостью покинули свои обители. Некоторые так поспешно кинулись в вихрь прежде недоступных удовольствий, что кончили свои дни здесь. – Леди Онор кивнула на темные воды реки. – Но все мои швеи уже немолоды. Воистину, эти создания достойны жалости: они опасаются даже ходить по улицам. И разумеется, они очень рады, что сумели найти работу.
– Но, должно быть, с непривычки бывшим монахиням тяжело целыми днями сидеть за шитьем.
– Не тяжелее, чем целыми днями возносить молитвы. Я думаю, самое главное для этих женщин – сознание того, что им не угрожает нищета. Впрочем, чувство защищенности важно не только для бывших монахинь. У каждого человека должно быть свое место в обществе. Если бы власти обратили на это должное внимание, по улицам городов не слонялись бы люди, лишенные работы и крова. – Леди Онор задумчиво покачала головой. – О, я представляю, как тяжело несчастным, лишившимся пристанища. Нет ничего хуже неуверенности в завтрашнем дне.
Мне впервые пришло в голову, что, несмотря на всю остроту ума и светскую искушенность леди Онор, существуют целые области жизни, о которых она имеет самое отдаленное понятие.
