– Дай весло, дядька Ральт, – сказал я. – Мне надо на тот берег.
– Что? – удивленно заморгал тот, не расслышав имени будущей жертвы.
– Весло, говорю. И будем в расчете.
Ошеломленный рыбак, все еще не веря в собственное счастье, дрожащими руками потянулся за требуемым предметом, когда меня до костей пробрало ощущение настороженного, недоброго взгляда. Вместо того чтобы дожидаться в лодке, Тианара стояла в нескольких шагах от нас, внимательно прислушиваясь к разговору.
– Ты ведь никакой не первокурсник из деревни, верно? Ты тот самый бандит, которого все ищут, дикий маг. Ксин Чертополох.
Глупо отпираться, когда тебя вот так застигают с поличным. Все равно эта тайна раскрылась бы в самое ближайшее время.
– Ну вот и познакомились по-человечески, – фыркнул я. Прозвучало оно сдавленно, натянуто. Вся наша робкая близость и зарождающееся несмелое доверие летели к ящеролюдам за Врата, и это падение отдавалось у меня в душе грохочущим эхом смертельного обвала.
Мы живы, пока шевелимся. Я обернулся, чтобы принять весло из рук старого рыбака и в этот же момент заметил какое-то стремительное движение сбоку.
Верно говорят, надо пытаться, чтобы достигнуть. Не на десятый, так на сотый раз желаемое обязательно получится. Тианаре хватило двух попыток. Дома, с канделябром, она не слишком преуспела, но сейчас…
Последнее, что я успел разглядеть, был багор, сжимаемый хрупкой женской ладошкой, и летел он прямо мне в лоб. А затем мир крутанулся вокруг оси и наступила темнота.
Глава 12
Первым вестником возвращающейся реальности была раскалывающая боль в голове. Ах да, меня же огрели багром по башке. Кометы! Найду проклятую девчонку и шею сверну! Честное слово! Отыщу и пристукну. И конец всем моим дурным метаниям.
После боли в мой мир ворвались два голоса: мужской и женский. Последний был явно незнакомым. И мне совершенно не нравились речи его обладательницы.
– …только подумай, дурак ты старый! Да на такие деньжищи до конца дней горя не будем знать!
– Сама ты сдурела, курица безмозглая! А как же Лин? Родного сына не жалко?
Это Ральт, точно. А говорит он с кем? Жена, что ли, на шум подоспела? Похоже на то, судя по «ласковым» словам, которыми они друг друга осыпают.
– Да что ему, охламону, сделается! – взвилась женщина. – Оба дурни, что старый, что молодой! Лучше глядели б на девчонку эту! Точно тебе говорю, ей, белоручке балованной, и муху пристукнуть не хватит духу! А вы тут уши развесили – как же, чародейка, заклятием смертельным грозит! Ничего с твоим Лином не станется, вернется целехонький.
– Еще скажешь, у него тоже духу не хватит? – А вот это, кажется, уже про меня. – Не слышала как будто, что в Стрелке творилось, когда разозлили его? По улицам камень плавленый ручьями тек! Нет уж, пусть берет, что хочет, да идет с миром!
– Так вяжи его, болван, пока не очнулся! Коли уж девку упустили! Небось не просто так в Стрелку-то удирала, глядишь, и за нее бы что заплатили!
Ну что за вздорная баба, а? И голос еще противнее, чем у собачонки той мелкой! Кстати, о собачонке. Это было третье ощущение: прикосновение к лицу чего-то холодного и мокрого. А затем снова влажного, но мягкого и теплого. Ну хоть кого-то здесь заботит участь пострадавшего – без всяких оглядок на выгоду или страх! Голосистая шавка старательно вылизывала мне щеки, нос и губы, и эта слюнявая забота окончательно привела меня в чувство.
Я открыл глаза, со стоном приподнимаясь на локте. Гадство! Стоило выпрямить голову, как левый глаз залило кровью из рассеченного лба. Дожили. Кажется, мне суждено-таки обзавестись бандитским украшением на физиономии. И чьими руками! Девчонки, приложившей меня багром! Впрочем, Безухий, говорят, тоже отличился на этом поприще, и признаком, отраженным в имени, князя наградила в прошлом какая-то девица. Может, стоит, наоборот, считать это многообещающим началом?
Но перво-наперво надо пресечь далекоидущие планы Ральтовой жены.
– Кого собираемся вязать? – поинтересовался я с живым любопытством. – Помощь не нужна?
Вряд ли мне стоило вновь пробуждать силу, но выхода не было. Коль уж так сдурил на глазах у всех, надо показать себя грозным магом, готовым испепелить все вокруг, а не жалким недобитком, поколоченным девчонкой. Длинная нить вспорола воздух сияющим кнутом. Обычная освещающая плетенка, кривая, как и большинство моих творений, но в глазах рыбака с женой она показалась с перепуга просто вершиной боевой магии.
– Что, дождалась? – напустился Ральт на жену. – Доигралась, дура жадная? Пошла вон, без тебя разберемся!
Та замерла, явно прикидывая, не удариться ли ей в истерику. Я взмахнул рукой, свивая нить в петлю. По правде, меня уже подмывало переделать ее в жгучую и применить по назначению. Останавливало одно: настоящие рабочие контуры невидимы и неслышимы для простых людей, и потрясать ими с угрозой не имеет никакого смысла.
Опытная склочница мигом сообразила, куда дует ветер, и, подхватив юбку, шустро припустила к дому, причитая: «Ох, убивают, убивают!» Только и колыхались на ходу внушительные телеса. Надо сказать, громкость причитаний была подобрана с точностью, достойной теоретика, рассчитывающего сложнейший контур: достаточная, чтобы слышали все участники сцены, но вместе с тем вполне умеренная, дабы не накликать беды, привлекая внимание посторонних.
Ральт кинул вслед удалившейся супруге взгляд, полный тоски:
– Вот же ж привели кометы на ней жениться! Куда только глядели мои глаза! А ведь какая была двадцать-то лет назад! Э-эх…
Старик обрисовал в воздухе два крутых изгиба, досадливо отмахнулся и протянул мне ветхое, но чистое полотенце.
– Все беды от женщин, – согласился я, отдирая от истлевшей прозрачной ткани длинные полосы для перевязки. Сама ссадина была пустяковой, но кровищи с нее, как от всех ран на лице, натекло, будто резали кого-то. – Куда подевалась эта коза непоротая? – На всякий случай я решил уточнить: – Я свою имею в виду.
Ральт отвел глаза.
– Да вот, – замялся он. – Наше-то дело что – простое. А она как наколдует шар во-от такенный! И светится весь. Мне, говорит, терять нечего, перевозите на тот берег, а не то худо всем будет. А Лин, тот и вызвался – мол, и отвезет, и дорогу покажет! Все б ему в историю какую ввязаться. Как будто сам он в Стрелке бывал – так ведь то один приятель рассказал, то другой… Думал, хоть младший сын меня на старости лет радовать будет – так нет, шебутной растет, похуже старшего.
Я задумчиво прищурился, разглядывая поломанную осоку там, где еще недавно стояла лодка.
– На мост нечего и думать соваться, – поморщился я в порядке мыслей вслух.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
