мнение складывалось у полковника даже без прямой связи с неудачами дивизионных разведчиков. Были предприняты два ночных поиска, и оба не дали ничего, кроме потерь. А штаб армии, готовясь к наступлению, требовал новые данные о противнике. Разведотдел не давал покоя.
Сам командарм заметил Выдригану:
— Что там твои, не могут взять «языка»?
Комдив занимался делами разведчиков, и тут Казакевич подоспел со своей идеей. Фрицы, обеспокоенные последними поисками, по ночам не спят в траншеях. А что, если осуществить операцию под самое утро, когда усталость сделает свое?
Казакевич вызвался повести разведчиков. На какую-то секунду Выдриган заколебался, подумав о том, что у Эммы никудышное зрение, но зато сколько отваги! А отвагу он считал половиной успеха. И комдив разрешил.
Лейтенант из окопа наблюдал передний край противника в часы рассвета и раннего утра.
Неожиданный дневной поиск был осуществлен молниеносно и смело. Казакевич с разведчиками захватили в траншее унтер-офицера.
Когда вскоре после этого комдив отдал приказ о новом назначении старшего лейтенанта Казакевича, удивлялись не одни дивизионные врачи: командир разведроты со зрением в минус девять или даже десять, в очках, почти слепой?..
А Выдриган говорил своему начальнику штаба:
— Этот разведку поставит. «Максим» у него крепко варит. Настоящий козак, хоть и белобилетник чистой воды.
Комдив учил Казакевича искусству разведки, разрабатывал с ним операции, проверял готовность, сам напутствовал его с бойцами в поиск. Потом звонил в штаб, спрашивал, как преодолели передний край.
Назначая Эмму командиром разведроты, Захар Петрович говорил ему:
— Слушай, товарищ письменник. Как там в песне поется — нам до смерти четыре шага? А у разведчика нет и полшага. Он ходит у смерти перед глазами... Без храбрости нет разведчика. А храбрость — это концентрация всего лучшего в человеке.
Кому принадлежит этот афоризм? Когда и чьи уста впервые произнесли эти слова? В конце концов это даже и не столь важно. Захар Петрович давно сроднился и с этой мыслью и с этими словами, считая их своими.
— В каждом настоящем разведчике есть искра геройства, — наставлял комдив своего ученика. — Сумей ее только вовремя заметить и не погасить.
Когда Выдригану говорили о каких-то промахах или недостатках бойцов разведроты, которую он опекал, Захар Петрович соглашался.
— Мда, и зачем только человеку недостатки?! — Но разведчиков своих он любил вместе с их недостатками. Пожалуй, никто лучше него не знал, как у иного разведчика рядом с лихостью и бесстрашием мирно уживается некая склонность к преувеличению, к сочинительству.
— Слушай, козаче, ты часом не брешешь? — в упор спрашивал полковник. Он не терпел лжи. Но за истинную храбрость многое прощал разведчикам, и они, побаивавшиеся Выдригана, как и Казакевич, по-настоящему любили его.
СТОЛКНОВЕНИЕ С КОМАНДАРМОМ
Захар Петрович был из тех комдивов, которых знает каждый солдат переднего края. А командир разведроты с ним связан теснее других. С каждым боевым днем он все больше открывал для себя сходство комдива с романтическим обликом героя революции.
— Для того, кому дорог народ, нет человека-пешки, — не раз повторял Выдриган, всегда остро ощущавший беспечность человеческой личности. — Страна, конечно, обойдется без меня, без тебя, козаче, без Петра, без Захара. Это так. Но люди не пешки, и каждый — личность, даже неповторимая.
Многое сам переживший, не боящийся смерти и готовый в любую минуту умереть, если это нужно для победы, полковник умел беречь людей.
Командир разведроты был свидетелем разговоров, порой возникавших у комдива с офицерами разведки корпуса или штабарма. Некоторые из них, чуть только потребуются какие-нибудь данные, сразу предлагали разведывательную операцию и не всегда взвешивали, какой ценой дивизия заплатит за третьестепенные и не очень нужные сведения.
Котда Выдриган был убежден, что поиск бесцелен, он не только возражал, но и отстаивал свою точку зрения. Об этих стычках дивизионные разведчики, разумеется, не знали, но умом и сердцем они хорошо чувствовали и понимали, что Батя из тех, которые разведчиками не разбрасываются. И уж если есть приказ на поиск, на взятие «языка», на операцию, они были готовы сделать невозможное.
Захар Петрович говорил:
— У меня каждый разведчик, каждый воин на учете и на вес золота. Нет моря без воды, войны без крови. Но я должен малой кровью добиться наибольшего военного успеха.
Есть люди, которые всегда не прочь приложиться к чаше успеха, но меньше всего любят чашу ответственности. Таких Выдриган никогда не уважал. Тем более на войне.
Захар Петрович считал постыдным уходить от ответственности. Он не боялся целиком взять ее на себя и в трудно складывающемся бою, и в неожиданно возникшей сложной ситуации, и в большом, и в малом.
«Перед лицом военной дисциплины комдив и боец должны быть равны. Для обоих приказ начальника — высший закон. Именно поэтому я ярый противник действий, которые ничего, кроме бессмысленных потерь, не дадут».
На этой почве (и не только на этой) у Захара Петровича подчас не обходилось без столкновений с представителями корпуса, армии. Иные из старших офицеров считали его строптивым. Он ходил в «трудных комдивах».
Но уж если Выдриган был твердо убежден в правоте, он не боялся защищать свою точку зрения, даже если в горячке дел, в кипении страстей это могло грозить ему неприятностями.
Захар Петрович не любил рассказывать историю одного такого особенно острого столкновения. Она легла ему на душу тяжелым воспоминанием.
...Дело происходило в разгар войны.
Дивизию Выдригана забрали из армии, в составе которой она сформировалась, долго действовала, передав другой армии для усиления. Оба — и новый командарм, и старый комдив — знали, что это мера временная. И еще Выдриган знал крутой нрав нового командарма. Он слыл генералом «во что бы то ни стало». Свои недостатки усиленно возмещал нажимом, крепким словом и девизом «любой ценой».
Боевые достижения на участках, порученных командарму, уже не раз выглядели далеко не блестяще. И он понимал, сколь многое теперь зависит от хода новой наступательной операции. Она складывалась тяжело, но с успехом.
Дивизия Выдригана, действуя на направлении основного удара, явила большую силу наступательного духа. Она прорвала многослойную вражескую оборону и вышла на указанный рубеж.
После многочасового боя была крайняя необходимость дать время не столько для передышки, сколько на подготовку боевых порядков
