Красная Армия — сильный противник. Вероятно, эти два обстоятельства не дали политическому и военному руководству Японии рискнуть ни в сорок первом году, когда вермахт был под Москвой, ни в сорок втором, когда вермахт был под Сталинградом. Ждали как сигналов для выступления падения Москвы, затем Сталинграда, но так и не дождались. С начала сорок пятого года главное командование заговорило об оборонительном варианте для Кванту некой армии: подействовали громкие победы русских на советско-германском фронте. Оборонительные планы возникали один за другим, последний — в июне: сосредоточить основные силы Квантунской армии на Маньчжурской равнине, оставив в приграничной полосе войска прикрытия — приблизительно треть сил ц средств армии. Решающее сражение предполагалось дать на липни Чанчунь — Сышгагай — Мукден, нанести поражение советским войскам в районе Чанчуня и Мукдена, в последующем преследовать противника вдоль КВЖД до станции Карымская, другие войска должны были повести наступление на Хабаровск, Никольск-Уссурийский, Владивосток. Ах эти светлые умы в генштабе, — все развивалось не по их планам! Ах эта самурайская уверенность — она обернулась провалом! Ведь даже его начальник штаба Хпкосабуро Хата, бывший в свое время атташе в Москве и знавший русских, поверил в этот блеф. Да, блеф, иначе это не назовешь!
С неожиданной для своего сухопарого тела грузностью Ямада опустился в кресло за круглым столом. О, именно в этом кресле сидел он тогда, девятнадцатого августа, принимая советских парламентеров! А как было их не принять, когда советский воздушный десант приземлился в Чанчуне, а танки генерала Кравченко, этого неудержимого дьявола, выходили на подступы к маньчжурской столице? Горький, черный день — девятнадцатое августа: он, Ямада, подписал приказ о капитуляции. А вечером того же дня на здании штаба главного командования Квантунской армии спустили японский флаг и подняли советский…
Как он дожил до этого, как это могло случиться? Силы же у пего были немалые: 1-й и 3-й фронты, 4-я отдельная армия, 2-я воздушная армия, Сунгарийская военно-речная флотилия, с началом боевых действий в Маньчжурии в Квантунскую армию были включены 17-й фронт и 5-я воздушная армия — вот что такое Квантунская армия! А вместе с армией Маньчжоу-Го, войсками правителя Внутренней Монголии князя Дэ Вана и Суйюаньской армейской группой — это более миллиона человек.
Или же один человек, стоявший над этим миллионом, генерал Ямада, оказался неспособным военачальником? Нет и нет! Во-первых, противник был мощнее, оснащен новейшей техникой, вовторых, поступил рескрипт императора о капитуляции, сбивший боевой дух войск. И потом, конечно, у Василевского, Малиновского, Мерецкова, Пуркаева и других советских маршалов и генералов колоссальный опыт, которого у Отодзо Ямада, видимо, не было. Или полководческого таланта не было? Нет и пет, талант был, по обстоятельства, обстоятельства, мощнейший удар Красной Армии, взломавший японскую оборону, — дезорганизованная, опа затрещала по всем швам. И тридцать одна пехотная дивизия, девять пехотных и две танковые бригады, две воздушные армии Ямада не выдержали, дрогнули, сломались. Не помогли бригада смертников и тонны бактерий чумы, сибирской язвы, брюшного тифа и холеры для ведения бактериологической войны. А ведь в опытах над военнопленными китайцами бактериологическое оружие проявило себя с наилучшей стороны. Все рухнуло…
А может, стоит вспороть живот? Или застрелиться? Или принять кураре? Из высшего руководства с собой покончили немногие. Из его окружения — квантунских штабистов, командующих фронтами, армиями, командиров дивизий — мало кто прибег к самоубийству. Наверное, еще меньше таких среди низовых офицеров и уж конечно среди солдат. Рассчитывают выйти сухими из воды — пережить капитуляцию и плен, вернуться на родину?
А почему же и нет? Подержат в плену — и отпустят. Правда, англосаксы, союзники русских, в печати и по радио пугали судом над военными преступниками, относя к ним руководящих военных и политических деятелей Японии. И его, Ямада, будут судить? Но его к той, высшей категории не причислишь: так сказать, не заслужил. Хоть пост и высокий. Был высокий. Теперь он никто.
Сдавшийся на милость победителя главнокомандующий. Его пока не арестовали, он пользуется свободой. Относительной, под присмотром советских генералов.
Ямада поерзал в кресле и будто увидел перед собой непреклонные лица советских парламентеров, их широченные плечи, обтянутые кителями и гимнастерками. Ведя переговоры, он словно надеялся на чудо, которое не могло произойти: капитуляция была неотвратимой. И сыграли здесь роль не столько рескрипт императора, тем более не атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, сколько ошеломляющий удар Красной Армии, приведший к разгрому Квантунской армии, — приходится это признать, как бы ни было больно. Ямада сморщил и без того сморщенный лоб и зримо представил себе: парламентеры повернулись к нему спиной, и он увидел их крутые, столь же непреклонные затылки, и это почему-то окончательно убедило в том, что чуда не будет, спасения ждать неоткуда, русские крепыши не выпустят его из своих рук — тоже достаточно массивных, сильных и цепких…
Помешкав, вызвал адъютанта, а тот вызвал денщика — он же парикмахер, повар и прочих дел мастер. Брадобрей священнодействовал, адъютант, преданно изогнувшись, давал указания, как лучше брить. Ямада разглядывал себя намыленного и себя, освеженного одеколоном и кремом, и думал, что после бритья он стал как будто еще старше, а уши торчали еще сиротливей и обреченней. Что ты заладил, как выживший из ума попугай, об ушах да об ушах, сказал он себе, что бы с тобой ни стало, ты остался крупной личностью, которую японская история не забудет. Как капитулировавшего перед русской армией? Нет, как одержавшего олестящие победы над китайской армией. Лишь бы его не судили советским трибуналом, а если будут судить — лишь бы оставили жизнь.
Он глянул на часы. До отъезда в штаб Кравченко оставалось полчаса. Ямада встал и, сопровождаемый, как собственной тенью, адъютантом, засеменил по коридорам и кабинетам, которым не было числа в здании Квантунского штаба, крупнейшем в городе.
Встречавшиеся в протяженных, как чанчуньские проспекты, коридорах японские офицеры почтительно козыряли, советские — их было меньше — провожали взглядами, не выражавшими ничего, даже любопытства; в большинстве кабинетов уже хозяйничали русские, там, где были японцы, они вскакивали, становились навытяжку. Ямада хмуро кивал, шел дальше. Шел, испытывая чувства капитана, покидающего последним тонущий корабль.
Горько поправил себя: корабль не идет ко дну, просто на нем меняют команду во главе с капитаном.
Прощание со зданием штаба — а это было, Ямада понимал именно прощанием — необычайно утомило, и когда он опустился на кожаное сиденье автомобиля, то устало расслабился, откинулся на спинку, отдыхая, как после непосильного труда. В ветровое стекло увидел: разворачиваются два «виллиса» — будут сопровождать. Ямада усмехнулся: под присмотром. Позади него водрузился генерал-лейтенант Хата — ворочался, сопел, пружины скрипели.
Вот так же они скрипели в кресле, на котором восседал Хикосабуро Хата в тот жаркий пюньскпй день сорок пятого, когда они принимали в штабе Кваитупской армии генерала Йосидзпро Умэдзу. Это был но то что друг, но близкий приятель Ямада с давних лет. Посидзиро Умэдзу был в японских вооруженных силах видной, влиятельной фигурой. Сорок лет назад ои принимал участие в осаде русских войск в Порт-Артуре. Памятный, славный, победный девятьсот пятый! Но еще громче прославился Умэдзу на посту главнокомандующего Квантунской армией: разбил китайцев, покорил Северо-Восточный Китай, создал Маньчжоу-Го. В узких, по влиятельных кругах знали: генерал Умэдзу подготовил в Маньчжурии плацдарм для нападения на Советский Союз, разработал план "Особые маневры Кванту некой армии", утвержденный императорской ставкой. Затем оп пошел вверх: стал начальником генерального штаба Японии, и командовать Кваитупской армией доверил Отодзо Ямада: как бы двигался по стопам Умэдзу.
Да, день был жаркий: июньское солнце ломилось сквозь жалюзи, нагнетало жару. Генералы потели, вытирались платками, пили прохладительные напитки, а потом перешли к сакэ, русской водке и виски: все равно томительно душно. Говорили о военнополитическом положении Японии. И довольно откровенно: Умэдзу и Ямада — приятели, а Хата был известен как человек прямой и не способный доносить. Хотя кто знает в точности, кто доносит и кто не доносит?
Все трое сходились на том, что Япония в состоянии вести столетнюю войну. Американцы воюют вяло, а военно-экономический потенциал Страны восходящего солнца ие поколеблен. Лишь бы не выступила Россия, это может усложнить ситуацию; но может и прояснить, если советские войска будут быстро и решительно уничтожены. Кстати, цель инспекционной поездки Умэдзу в Маньчжурию — проверить, в какой степени Квантунская армия готова к войне с Россией. Выяснилось, что готова полностью. Собеседников волновало другое: в императорском окружении нарастают настроения искать договоренности с американцами и англичанами о почетном мире, считают, что продолжение войны сыграет на руку коммунистам, а коммунизма в Токио боятся больше, чем американской оккупации. Собеседники были единодушны в стремлении продолжать войну до победы, не поддаваться мирным иллюзиям, пресекать распространение этих иллюзий, как заразы.
