— Не ори, у меня от тебя голова разболелась, — сморщился Джек, отворачиваясь.
Сердито насупившись, Зак уселся на стул и скрестил руки на груди.
— Ладно, со стариком всё равно уже ничего не поделаешь. Что будем делать теперь? Ты продумал этот вариант?
— Да. Я не хочу сгинуть в тюрьме или отправиться на казнь. Не хочу такого позора. Такого поражения. Я не позволю запереть себя в клетке или казнить…
— И что ты предлагаешь? — настороженно спросил Зак, разглядывая его, ещё больше нахмурившись.
— Помнишь Куртни Мэтчисон? — губы Джека тронула нежная улыбка.
— Конечно, — недоуменно ответил Зак.
— Удивительная была женщина. Такая сильная. Отважная. Знаешь, я запомнил её именно такой. Несломленной.
— Что ты хочешь сказать?
— Я хочу, чтобы меня запомнили таким, каким я был всегда — не знающим поражений. Сколько раз меня пытались убить… сломить. Не смогли. И не смогут. Я останусь сильным. До конца. Как Куртни.
— Так, мне не нравится, что ты задумал, если я правильно тебя понял.
— Я всегда считал самоубийство слабостью. Поэтому мне это не подходит. Лучше пусть меня убьют, как всегда пытались. Мне всегда именно так и представлялась моя смерть.
Зак угрюмо молчал, опустив голову и разглядывая руки.
— Когда-то меня попросила об этом Куртни. И мне пришлось сделать это для неё. Мне было очень тяжело, я был к ней привязан. Но я не смог отказать ей в последней просьбе, я взял на себя этот невыносимо тяжёлый для моей души грех. Ты тоже сможешь. Ведь ты мой друг.
— Нет, Джек.
— Да. Не обязательно делать это самому. Просто организуй. И всё. Пусть все подумают, что до меня добрался один из моих врагов. Никого это не удивит, все знают, сколько раз меня пытались убить. Как знают о том, что в последнее время на меня кто-то объявил охоту. Я всегда знал, что не проживу долго. Чувствовал. Ты же знаешь, какая у меня интуиция… Никогда она меня не обманывала, — Джек печально улыбнулся.
— Ты просто захандрил в этих стенах, Джек. Это ещё не конец. Неужели ты готов сдаться?
— Нет, не готов. И не собираюсь. Именно поэтому я тебе обо всём этом сейчас говорю.
— А что с этими тремя ублюдками? Их ты тоже пожалеешь, как стал всех теперь жалеть? — Зак фыркнул, не удержавшись.
— Нет уж… это уже выше моих сил. Убить их, да так, чтобы все запомнили, что случается с теми, кто возомнил, что может так со мной обойтись, — губы Джека скривились от негодования и ярости.
Зак расплылся в довольной улыбке.
— Ну вот, другой разговор! Наконец-то! А то я уже стал подумывать, что вместо тебя двойника твоего мне подсовывают, а настоящего Джека Рэндэла спрятали!
— Да нет… я, конечно, пересмотрел свои взгляды на некоторые вещи, но не настолько и далеко не на всё, — Джек усмехнулся. — Иди, Зак. Разузнай, какие там мой отец показания дал. Не тяни. Я хочу знать.
— Надеюсь, этому старому ослу отшибло память, или язык и руки отнялись, чтобы сказать и написать ничего не смог! — Зак поднялся. — Ты пока ещё не вставай, врач сказал, тебе нельзя. Я передам тебе маляву. Давай, выздоравливай.
Зак коснулся его плеча, с болью в глазах поймав его взгляд, отвернулся и вышел из палаты.
Джек проводил его задумчивым взглядом, гадая, как поступит отец. Он не знал.
Зато был уверен, что смерти матери отец ему так и не простил. А теперь он пытался убить и его, отца, который выжил только каким-то чудом. Отец не пожалел Кэрол, отправив на казнь, не пожалел его, Джека, зная, как он ее любит, не пожалел даже Патрика, обрекая его маму на смерть. Отец мог быть таким же жёстким и безжалостным, как и он, Джек. Они одного поля ягоды, одинаковые. Не прощали и не жалели. Они стали друг другу врагами. И оба своих врагов не жалели. Никогда. Джек не пожалел его, пытаясь с ним расправиться, и не рассчитывал на то, что отец поступит с ним иначе. Они сцепились между собой и, похоже, проиграть в этой схватке предстоит ему, Джеку.
Отвернувшись, Джек закрыл глаза, вспоминая Кэрол и Патрика. Сердце его заныло от тоски.
Он видел их во сне, и этот сон казался таким реальным. Словно они пришли к нему, догадавшись, что с ним случилась беда. Может, они узнали, что смерть его близко, потому и пришли? Они же всегда говорили, что чувствуют смерть, видят её заранее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Бросили меня, — с упреком подумал он, и глаза его вдруг защипало от слёз. — Предатели. Я вас так любил. Вы были смыслом моей жизни, самым дорогим… Пришли посмотреть, как я подыхаю? Радуетесь, что я от вас, наконец-то, отстану? Променяли меня на этого урода… Ладно, Кэрол, она женщина, но ты, сынок… ты…».
Душа его разрывалась от боли. Хотелось кричать. Но он стиснул зубы, как всегда, загоняя выступившие слёзы обратно, как никогда вдруг ощутив свое одиночество. Кому он нужен? Никому. Даже сын не хочет его больше знать, предпочтя ему любовника Кэрол. Есть ли в этом мире хоть один человек, кто заплачет о нём, если он умрёт? Может быть, Шон… и то, потому что не знает, что это он сгубил мать. Знал бы — возненавидел, как остальные.
«Ты никогда никого не жалел, — так бы сказала ему Кэрол, он даже услышал это в своем воображении. — А теперь жалеешь сам себя и ждёшь, что тебя пожалеет кто-то ещё?».
И может, она была бы права, сказав ему так.
***
Джордж Рэндэл был очень слаб, в голове его путались мысли, сознание было нечётким, слабым.
Он пытался сосредоточиться на сидящем перед ним Стэном Кларком, прокурором, которого он знал лично, на вопросах, которые тот задавал.
— Вы помните, что произошло? — напирал он.
— Мне сказали, я долго был в коме… У меня в голове как будто туман. Помогите мне вспомнить, если хотите, чтобы я ответил на ваши вопросы.
— Вы были в суде. Вашу невестку, Кэролайн Рэндэл, приговорили к смертной казни. Вы помните?
— Да-а, припоминаю. Было такое, — Рэндэл чуть кивнул.
— А что произошло потом?
— Что произошло потом? — слабо повторил Джордж, сосредоточив на прокуроре свой взгляд.
— Вы меня помните? — решил зайти с другой стороны тот.
— Да. Вы Стэнли Кларк, окружной прокурор. Мы столько раз пересекались в суде, я вас не забуду даже после комы, — губы Джоржда тронула приветливая улыбка.
— Это хорошо. Я боялся, что у вас после такой продолжительной комы могут возникнуть проблемы с памятью.
— С моей памятью всё в порядке. Просто ей нужно немного помочь… Расскажите, что происходит и чего вы от меня хотите, и я постараюсь дать ответы на ваши вопросы.
Прокурор кивнул, довольный, что старик в здравом рассудке и идёт на контакт. Он опасался худшего, когда сломя голову примчался в больницу после того, как ему сообщили, что Рэндэл-старший пришёл в сознание. Было очевидно, что старик дезориентирован, как объяснили врачи, и это нормально в его состоянии, плохо соображает и возможны проблемы с памятью, но в целом с его головой было всё гораздо лучше, чем следовало ожидать.
— В вас стреляли, вы помните?
— В меня стреляли? — брови Рэндэла сошлись на переносице. — Я помню звук выстрела… да… действительно стреляли.
— Кто? — прокурор вперил в него горящий нетерпением взгляд.
Джордж заглянул в его возбуждённо сверкающие глаза, потом отвёл взгляд, ещё больше хмурясь.
— Я вышел из зала суда… за Джошем Муром… а потом прогремел выстрел.
— Правильно! — торжествующе воскликнул прокурор и подскочил с места. — Этим выстрелом Мур и был убит. А потом был ещё один выстрел, уже в вас, помните?
— Да… помню, — Джордж вдруг растерянно оглянулся, скользя взглядом по палате, потом остановил его снова на Кларке. — А мой сын ещё не пришёл? Ему сообщили, что я очнулся? Почему он до сих пор не пришел? Почему здесь вы?
— Ваш сын не придёт.
— Как не придёт? Почему? Он что, всё ещё на меня сердится? Знаете, мы повздорили в суде… я хочу его видеть. Попросите его прийти.
— Джек Рэндэл в тюрьме.
— В тюрьме?
— Конечно. Он убил Джорджа Мура и стрелял в вас. Разве вы не помните?
