— Да, конечно, — кивнул Антон. — У меня к нему несколько писем от ребят, гостинцы…
Он замолчал — как-то очень тоскливо прозвучала фраза про письма и гостинцы. Будто и впрямь принес передачу в тюрьму. Или к постели тяжелобольного…
— У меня машина, — сказал Инквизитор. — Можем заехать к вам в гостиницу за передачей и отправиться к задержанному.
— Игорь… он где-то в Инквизиции?
— Нет, зачем? — вопросом ответил Витезслав. Остановился у «шкоды-фелиции», припаркованной у обочины. — Задержанного Темного, возможно, мы бы поместили под наблюдение. А ваш сотрудник в обычной гостинице. С него взята подписка о невыезде.
Антон кивнул, признавая нелепость своего вопроса. Действительно, к чему сажать в камеру Светлого мага?
— Простите, Витезслав… — спросил он. — Я понимаю, что это не имеет никакого значения в вашей нынешней работе, но мне хотелось бы узнать… просто, без всякой задней мысли… наверное, я мог бы вас прощупать, но это как бы не принято…
— Кем я был? — спросил Витезслав.
— Да.
Инквизитор достал ключ, щелкнул кнопочкой на брелоке, отключая сигнализацию. Открыл дверцу.
— Я вампир. Был вампиром, точнее.
— Высшим? — зачем-то уточнил Антон.
— Да.
Антон сел на переднее сиденье, пристегнулся. Вампир Витезслав включил мотор, но трогаться еще не спешил, давал двигателю прогреться.
— Извините, вопрос действительно был идиотским, — признался Антон.
— Конечно, абсолютно идиотским, — лишней деликатностью Инквизитор не страдал. — Насколько я знаю, Антон, вы еще крайне молоды…
Он бережно, плавно вывел машину на улицу. В какой гостинице остановился Антон, он, конечно, и спрашивать не стал — не было нужды. Сказал:
— У вас, вероятно, есть некоторые иллюзии в отношении того, что такое Инквизиция и кто такие Иные, работающие в ней. Так вот… давайте я дам необходимые разъяснения. Инквизиция не является третьей силой, как считают многие рядовые сотрудники Дозоров. Мы также не становимся каким-то особым видом Иных, не относящимся к Тьме или Свету… Мы — просто Инквизиторы. Набранные из тех Темных и Светлых, кто понял, в силу различных причин, жестокую необходимость Договора и перемирия между Дозорами. Да, мы владеем определенной информацией, которой нет у вас, дозорных… кроме, пожалуй, самых великих магов. И поверьте, Антон Городецкий, что в наших знаниях нет радости. Мы вынуждены стоять на страже Договора. Понимаете?
— Пытаюсь понять, — сказал Антон.
— Я — вампир, — негромко повторил Витезслав. — Самый настоящий высший вампир, неоднократно убивавший юных девушек… это наиболее правильно энергетически…
— Не надо лекции по физиологии вампиров, — сказал Антон. — Мне это неприятно, поверьте.
Витезслав кивнул, внимательно глядя на дорогу. Антон вдруг подумал, что машина еще новенькая, ухоженная, Инквизитор ее явно бережет и гордится ею…
— Так вот, я не обладаю душой или хотя бы жизнью в том понимании, которое вкладывают в это Светлые, — сказал Витезслав. — Дело Света я считаю наивной, опасной, а зачастую и преступной доктриной. Дело Тьмы, наоборот, мне очень симпатично. Но…
Он на миг замолчал, будто выстраивая какие-то сложные мысленные конструкции.
— Но я хорошо представляю себе альтернативу нынешней ситуации. И поэтому я состою в Инквизиции. Поэтому я караю тех, кто нарушил Договор. Заметьте, Антон. Не тех, кто не прав, — ведь правд как минимум две. Не тех, кто вырывается вперед, — бывали времена, когда Свет обретал больше силы, и бывали времена, когда побеждала Тьма. Инквизиция всего лишь стоит на страже Договора.
— Я понимаю, — сказал Антон. — Разумеется. Но меня всегда интересовало: может ли возникнуть ситуация, когда Инквизиция поддержит ту или иную сторону? Опираясь не на букву Договора, а на истину…
— Истин как минимум две, — повторил Инквизитор. — Ситуация…
Он задумался.
— Мне не доводилось сталкиваться с Инквизитором-Светлым, который поддержал бы свой Дозор, — уточнил Антон. — Но неужели ситуация аналогична и с Инквизитором-Темным? Что ни говори, но у вас есть свои силы, свои тайные знания. Я уже не говорю о конфискованных артефактах в хранилищах.
— Возможно все, — неожиданно сказал вампир. — Да… допускаю. Если начнется открытая война Тьмы и Света, не просто схватки Дозоров, а прямая война Тьмы и Света. Если каждый Иной встанет по свою сторону фронта… какая будет тогда нужда в Инквизиции? Тогда и мы станем просто Иными…
Он кивнул и добавил:
— Но только к тому времени скорее всего Инквизиция уже погибнет. Пытаясь предотвратить эту ситуацию. Нас ведь не слишком много. И поступки нескольких уцелевших Иных, носивших когда-то плащи Инквизиторов, ничего не изменят.
— Я понимаю, что заставляет Ночной Дозор соблюдать Договор, — сказал Антон. — Мы боимся за людей. И я знаю, что движет Дневным Дозором — страх за себя. Но что заставляет вас, Инквизиторов, идти против собственной сути?
Витезслав повернул голову и тихо сказал:
— Вас держит всего лишь страх, Антон Городецкий. За себя или за людей — не важно. А нас держит ужас. И потому мы соблюдаем Договор. Ты можешь быть спокоен за исход разбирательства — никаких подтасовок не будет. Если твой коллега не нарушал Договора, он покинет Прагу живым и здоровым.
К вечеру Эдгар слегка отошел от расстройств. Может быть, помог хороший ужин в дорогом ресторане, с бутылочкой коллекционного чешского вина (ну, не Франция, не Испания, но вполне недурно). А может быть, сама атмосфера рождественской Праги действовала умиротворяюще. В Бога Эдгар, разумеется, не верил — мало кто из Иных, тем более Темных, был подвержен таким предрассудкам. Но сам праздник Рождества считал очень милым, приятным и всегда старался отметить его достойно. Может быть, это сказывались воспоминания детства? Когда он был простым сельским мальчиком по имени Эдгар, помогавшим отцу на хуторе, ходившим в церковь и с замиранием сердца ждущим каждого праздника? Или приходили на ум непрошеные воспоминания двадцатых—тридцатых годов, когда он уже был Иным, но в Дозоре активно не работал, жил в Таллине, имел неплохую адвокатскую практику, славную жену и четверых ребятишек… Давно уже умерли родители, и жену он похоронил, а двоих оставшихся сыновей, один из которых живет в Канаде, а другой — в Пярну, лет сорок не видел. Трудно было бы старикам поверить в то, что моложавый крепкий мужчина — их отец, родившийся еще в конце девятнадцатого века…
«Да, наверное, воспоминания», — думал Эдгар, раскуривая сигару. Все-таки очень много хорошего было в обычной человеческой жизни. Может быть, снова поиграть в человека? Жениться, завести семью… в Дозоре взять отпуск лет на тридцать…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
