Во всю ширину покатости из-за камней и гигантских сосен вырывались белые клубы дыма, и в этом дыму сверкали длинные стволы карачаевских винтовок. Бойкая перестрелка шла по всему протяжению боевого поля. Эхо соседних гор, сливаясь в один протяжный гул, вторило ударам пушечных выстрелов. В этот день в первый раз нарушено было царствовавшее вокруг Эльбруса мертвое безмолвие. Войска наши, тяжело дыша, скользя и спотыкаясь, двигались по крутому подъему с небольшими роздыхами. Негостеприимная природа гораздо более обращала на себя их внимание, нежели безостановочно жужжавшие мимо ушей карачаевские пули. По мере того как войска приближались к завалам, горцы покидали их и поднимались все выше и выше, не переставая обдавать ружейным огнем передовую цепь. При самом начале боя майор Вирзилин был ранен пулей в ногу и сдал начальство над авангардом подполковнику тридцать девятого егерского полка Ушакову, который продолжал наступление с той же настойчивостью и с тем же упорством. Крутой подъем, обломки утесов, служившие закрытием неприятелю, скалистые ребра гор и среди них мрачные ущелья, вырытые дождевыми потоками, – все это не могло не замедлить нашего движения, и, несмотря на то, еще не было одиннадцати часов утра, когда русские штыки засверкали на вершине Хоцека.
Но за Хоцеком вставала другая гора, еще более крутая, известная под именем Карачаевского перевала. Это был последний оплот страны, цитадель, на защиту которой горцы употребили свои лучшие силы. Этих сил было немного – всего пятьсот человек, но их было бы вполне достаточно для удержания этой крепкой позиции, если бы только на месте карачаевцев было другое, более стойкое и воинственное племя.
На вершине Хоцека Эмануэль оставил все свои тяжести, всех раненых и даже конное орудие под прикрытием ста егерей; остальные войска начали спускаться с горы в глубокую долину реки Худес-Су. Спуск был так же затруднителен, как и подъем. Тот же лес, те же обломки скал и та же неумолкаемая перестрелка. Артиллерии при авангарде не было, кроме двух кегорновых мортирок, но и те не могли действовать, что давало выстрелам неприятеля, вооруженного винтовками, некоторый перевес над огнем наших гладкоствольных ружей. Полтора часа длился бой, и только тогда наступил короткий перерыв, когда колонны наши, спустившись к самой реке, остановились на ровной площадке для роздыха.
Лес, обрамлявший горы по ту сторону речки, кишел неприятелем. Оттуда по временам раздавались ружейные выстрелы, доносился глухой стук топоров и голоса людей, очевидно спешивших устраивать завалы. Эмануэль увидел, что если дать неприятелю время укрепиться на том берегу, то переправа через небольшую, но быструю горную речку обойдется нам недешево. Три орудия, собранные в одну батарею, направили огонь на опушку, и когда гранаты разогнали рабочих и разметали завал, неприятель покинул лес и стал подниматься в гору. Авангард наш тотчас перешел Худес-Су и начал наступление.
Подъем на Карачаевский перевал был до того крут, что войска не раз останавливались, чтобы перевести дух, а неприятель, пользуясь этими остановками, усиливал перекрестный огонь, под которым все время держал наши колонны. Было уже два часа пополудни. На вершине горы показалась новая партия, человек двести, которая, рассыпавшись по гребню, усилила оборону перевала. Были ли то карачаевцы, прибывшие из дальних аулов, или же закубанские народы выслали им в помощь шайку своих отчаянных головорезов – об этом у нас не знали; но, во всяком случае, присутствие лишних двухсот винтовок не замедлило отразиться на самом ходе сражения. Ружейный огонь со стороны карачаевцев, хотя частый, но урывчатый, теперь превратился в батальный. Тем не менее авангард наш подавался вперед медленно, с расстановками, но неуклонно. Он мужественной настойчивостью завоевывал себе каждый шаг, и горцы должны были понять, что дело их проиграно, что через час, много через два, Карачаевский перевал – последняя опора их страны – будет в руках русских. Но надежда еще не покидала их. Они знали, что ожидает русских там, у самой вершины горы, и заранее представляли себе то смятение, в каком эти стройные колонны будут сброшены вниз и побегут, объятые паникой, а они будут преследовать их – преследовать и рубить до самой подошвы горы.
Как ни труден был подъем, особенно для арьергарда, куда отправляли убитых и раненых, большая часть его была пройдена, оставалось немного – расстояние одного ружейного выстрела, но на этом расстоянии и цепь, и колонны вдруг остановились. Произошло действительно нечто совершенно неожиданное. Гора вдруг вздрогнула, заходила ходуном, и сверху на голову атакующих войск обрушились громадные утесы, целые скалы и камни в сотни пудов. Все это, гудя, прыгая, дробясь на части и вздымая пыль, за которой нельзя было ничего разобрать, летело вниз с ужасающей силой. Несколько человек были буквально раздавлены; многие получили тяжелые ушибы или контузии. Каменный дождь действительно озадачил войска и произвел в них некоторое смятение. Наступила критическая минута экспедиции. Было уже поздно, солнце уходило за горы, вечерние сумерки быстро охватывали окрестность, а сражение оставалось еще сомнительным и нерешенным.
Тогда Эмануэль, убедившись, что фронтальная атака горы невозможна, двинул свой последний резерв в обход неприятельского фланга. Это была рота егерей силой в восемьдесят штыков, под командой поручика Митцкевича. Обходное движение ее было, однако, замечено горцами. Егеря попали под сильный перекрестный огонь, но, несмотря на это, Митцкевич пробился до подножия высокого, отдельно стоящего холма, с которого можно было анфилировать неприятельскую позицию, и взял его штурмом. Сильный огонь, открытый им во фланг неприятелю, расстроил карачаевцев. Горцы, сбрасывавшие камни, первые полетели вниз вместе с ними и устлали своими трупами весь скат горы. Неприятель отшатнулся от гребня, и каменный дождь остановился. В это мгновение в войсках раздалось «ура!» – и русские колонны вскочили на перевал. Карачаевцы не выдержали натиска и бросились бежать с криком: «Нет более Карачая! Нет более нашего отечества».
Стемнело, когда в воздухе пронеслось и замерло эхо последних выстрелов. Преследования не было. Неприятель, окутанный темнотой наступившей ночи, отступал по такой местности, где мы легко могли потерять плоды дорого доставшейся нам победы, если бы горцы опомнились и решились сделать ночное нападение. Генерал приказал ударить отбой. Этот сигнал благодаря обстановке, среди которой он прозвучал, имел в себе нечто торжественное – им как бы закреплялся акт покорения карачаевцев.
Бой за обладание Карачаем длился ровно двенадцать часов. В семь часов утра раздались первые выстрелы, и в семь часов вечера смолкли последние. В продолжение этих двенадцати часов с нашей стороны убито и ранено семь офицеров и сто пятьдесят шесть нижних чинов. Потеря значительная, – но с такими потерями можно мириться, когда они отвечают достигнутым результатам. Урон неприятеля в точности был неизвестен; но он не мог быть особенно значителен, так как все выгоды позиции во все моменты боя были на его стороне. Войска не трогались с поля битвы до следующего утра; они раскинули свой бивуак на той самой горе, на которой горцы никогда не надеялись видеть русских. Ночлег после дня, проведенного в непрерывном огне, не отличался особенными удобствами, да их никто и не требовал: небо, усеянное звездами, служило пологом, земля, обагренная кровью, – постелью, костры, сложенные из цельных сосен и елей, – ночниками. Утром к отряду присоединились все тяжести, и войска начали спускаться в долину Кубани, уже усеянную аулами. Этот спуск, продолжавшийся несколько часов, показал Эмануэлю, как благоразумно он поступил, не позволив преследовать бегущего неприятеля ночью. Это была одна из тех дорог, по которым небезопасно двигаться даже днем в ясную и сухую погоду. Она представляла собой ломаные зигзаги, которые то обрывались в глубокие пропасти, то взбирались на отвесные скалы, или же вдруг пропадали и снова появлялись далеко в стороне от первоначального направления. Что сталось бы с нашими войсками, тяжело одетыми и тяжело обутыми, в темную ночь на такой неприступной и незнакомой местности. Сколько бы прибавилось к жертвам упорного боя новых жертв, погребенных среди скал и пропастей Карачая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});