пришел бы конец. Михаил сейчас находился на грани миров, поэтому его вбило в землю по щиколотку, но он только сплюнул кровь, набрал побольше воздуха и продолжил играть.
От второго удара он ушел в землю по колено. Перед глазами двоилось, пальцы не слушались. Хорошо, что мокшанская флейта-нюди, служившая прообразом его шаманского инструмента, в отличие от гобоя не имела сложной системы клапанов. Впрочем, третьего удара Михаил бы не пережил. К счастью, его не последовало.
Фульгурит
Небо разрезала гигантская зарница, и ее стрела ударила прямиком в монстра. Михаил едва успел увернуться от разлетевшихся по всему стационару обломков, а акустический удар его повалил с ног.
За первой зарницей последовали другие, а еще через миг разверзлись небесные хляби, и на землю рокочущим водопадом хлынули потоки сильнейшего ливня. Русалки-берегини не просто так считались покровительницами дождевых облаков. И теперь от живительной влаги все мертвые вороны, волки и другие порождения Нави таяли с жутким шипением, точно пластилин от солнца или ткань от соляной кислоты. Михаил в неизъяснимом восторге подставлял дождевым струям лицо, купался в них, набираясь сил и очищаясь от скверны. Лана оказалась не настолько беззащитной, а ее магия умела исцелять.
Михаил чувствовал, как уходит ломота из мышц, как соленый привкус крови во рту сменяется приятным послевкусием, точно от отвара зверобоя или травяного чая. Он выбрался из заполнившейся водой ямы и пошел к домику, отмечая, как наступающий рассвет подкрашивает редеющие тучи розовым и золотым. Завтра Андрей скажет, что яма появилась от удара молнии, и попеняет Кузьмичу, который так и не удосужился поставить громоотвод.
Другое дело, что Михаил не очень представлял, как переживет следующую ночь. Конечно, накануне православной Троицы нечисть теряла свою силу и к человеческому жилью не совалась, но в ближайшем селе церковь закрыли еще в первые годы советской власти, а у Кузьмича в Красном углу не водилось даже икон.
Проснулся Михаил ближе к закату. И хотя после всего пережитого он чувствовал себя достаточно сносно, приметливый Кузьмич, привыкший нянчиться с безалаберными студентами, его помятый вид отметил и даже забеспокоился, не схватил ли гость простуду или еще какую-то хворь, пока Лану из реки спасал. Хранительницы и Андрея на территории стационара не оказалось. Как пояснил Кузьмич, они ушли навестить обитателей заводей и болот. Михаил тоже решил немного проветриться и, слегка пошатываясь, направился к реке.
После грозы лес выглядел влажным, умытым и явно посвежевшим. Не просто так Троицкую неделю называли Зелеными Святками. И не только потому, что даже Кузьмич принес в дом и поставил на стол березовые ветви, на которые кто-то привязал атласную ленту. Березы в окрестностях стационара прятались где-то между хвойных. Зато молодые сосенки у берега украсились праздничными свечками новых побегов, смотревшихся особенно нарядно на фоне изумрудной зелени вековых елей и кедров.
Лану и Андрея Михаил увидел почти сразу. Освещенные розоватым закатным светом, они бродили вдоль берега, взявшись за руки, и о чем-то увлеченно разговаривали. Вопреки всем правилам Лана, по понятным причинам не опасавшаяся укусов клещей и прочих вредоносных насекомых, надела ситцевое платье и сейчас выглядела особенно обворожительно, окруженная облаком золотых волос, похожих на корону солнечных лучей. Андрей смотрел на нее с нескрываемым обожанием, постоянно порываясь поднять на руки или обнять. В какой-то момент, когда их лица вроде бы случайно сблизились, пара слилась в страстном поцелуе. У Михаила заныло сердце. Он бы дорого дал, чтобы оказаться сейчас на месте Андрея.
— Не сердись на мою дочку, Овтаев внук.
Михаил вздрогнул. Он, кажется, никому здесь не называл имени своего прапрадеда-волхва.
На него смотрел примостившийся у реки вроде бы даже с удочкой невзрачный мужичонка в потертом камуфляже, с косматой шевелюрой сизо-зеленоватого оттенка, одутловатым лицом и рачьими глазами навыкате. Впрочем, зрение Иного мира Михаила не обманывало. С ним говорил сам Водяной.
— Да разве я сержусь? — пожал Михаил плечами. — Насильно мил не будешь.
— Лане сейчас лучше пожить среди людей, — продолжал Водяной. — Другого способа избавиться от притязаний поганого выползня я не знаю. А Андрея она выбрала, еще когда тот безусым студентом впервые сюда на стационар приехал. Уж больно ей понравилось, как он о ее подопечных заботился. Мальков выращивал, головастиков в пруды выпускал.
— А он ее защитить сумеет? — кивнув в сторону сияющего от переполнявшего его счастья Мудрицкого, поинтересовался Михаил.
— Если ты ему поможешь, — без тени улыбки глянул на него Водяной. — Одним против Хозяина Нави им не выстоять. А здешние шаманы боятся, даже слышать не хотят о том, чтобы запечатать проход. А некоторые, больше доверяющие бубну Нижнего мира, еще и силу оттуда черпают.
— Мне одному против Константина Щаславовича не продержаться, — честно признался Михаил. — Да и в людском мире он тоже неплохо обосновался. И своего намеревается не мытьем, так катаньем добиться.
— Если бы своего! — возмутился Водяной. — Сам договор расторг, а теперь от нашей стороны его исполнения требует!
— Какой договор?
Беседа принимала все более интригующий оборот.
— Много веков назад я обещал ему свою дочь, — пояснил Водяной. — Мы же с ним одного племени, от Велеса-Ящера род ведем. Только он в ту пору другим совсем был или казался, да и темной Нави тогда как таковой не существовало. Бессмертный помолвку расторг: нашел невесту получше. А теперь вот от меня выполнения договора требует, любимице моей прохода не дает. Вам бы только сегодняшнюю ночь продержаться, — умоляюще глянул он на Михаила. — Ты не смотри, что Андрей ничего не видит в тонких мирах. Сердце у него горячее и рука верная. Если совсем худо будет — зови. Он подсобит. Но поймать супостата сможет лишь зеркало Верхнего мира, а для того, чтобы его изготовить, тебе надо шаманское посвящение пройти.
Михаил хотел что-то ответить, заслоняясь рукой от солнечного света, брызнувшего прямо в глаза. Однако, когда он проморгался, рядом с ним уже никого не было, а с другого берега ему приветливо махали Лана и Андрей.
— С кем это ты только что говорил? — поинтересовался Мудрицкий, волосы и борода которого в закатном солнце напоминали размотанный и освобожденный от изоляции медный провод, а на мускулистых руках под рыжими же волосами золотилась россыпь веснушек.
И что только Лана в нем, конопатом, нашла? Впрочем, Михаил понимал, что со своими белесыми бровями, бесцветными ресницами и мгновенно сгорающей кожей вряд ли выглядит выгодней Андрея. Да и крепости такой Господь ему не дал. Разве что ростом вышел. Да и не во внешней красе тут дело.
— Да это кто-то из местных, — поймав предостерегающий взгляд
