Наконец я увидела номер своей каюты. Стюард сказал, что меня разместили не с миссис Хорн, что уже само по себе везение. Я осмелилась надеяться, что окажусь в каюте одна; говорили, что во время первых плаваний любого парохода никогда не продаются все билеты, потому что люди предпочитают подождать, пока за один-два рейса не исправят все возможные неполадки. После того как мне много лет пришлось делить постель с одной, а то и двумя служанками, иметь спальню в собственном распоряжении казалось мне верхом роскоши.
Я открыла дверь. Увы, не повезло.
По обе стороны комнаты стояли белые железные двухэтажные койки. На одной из нижних коек сидела девушка, вероятно всего на год-два старше меня. И хотя я ожидала увидеть попутчицу, очень удивилась, поняв, что меня разместили в одной комнате с иностранкой.
Мне даже не требовалось спрашивать, иностранка ли она, я и сама поняла. Очень смуглая кожа, густые волосы такого черного цвета, что буквально отливают в синеву, юбка с великолепной вышивкой и шаль — ничего подобного я у англичан никогда не видела.
Но я всегда слышала, что иностранцы грязные, а эта девушка грязной не была. Одежда на ней хоть и странная, но чистая и довольно красивая. Лично мне нравилась красота «английской розы»: хрупкое сложение, бледная кожа, розовые щечки и белокурые локоны. Это описание тоже мне подходило, точнее, подходило бы, если бы мне хоть когда-нибудь удалось как следует отмыться и надеть что-нибудь нарядное. И все-таки эта девушка, темная, смуглая и статная, намного симпатичнее меня. Что еще более удивительно, она не вскочила, чтобы поздороваться со мной, попросить прощения или пригласить в комнату. Наоборот, она выглядела более недовольной тем, что нам придется плыть в одной каюте, чем я. Хотя я англичанка — как будто весь мир не равняется на Англию!
— И кто ты? — требовательным тоном спросила она. С сильным акцентом, но на хорошем английском.
Я подбоченилась:
— Я Тесс. А ты кто?
— Мириам Нахас. Зачем ты на этом корабле? — Это прозвучало так, будто она спрашивала, как я осмелилась сюда явиться!
— Я горничная достопочтенной Ирен Лайл, дочери виконта Лайла, которая плывет с матерью и братом, чтобы провести светский сезон в Нью-Йорке. — Я произнесла это так величественно, как могла. По крайней мере, их титулы должны придать мне некоторый вес. Но этого не произошло. Мириам ничуть не впечатлилась. Тогда я рявкнула в ответ: — А ты зачем на этом корабле?
— Я уехала из Ливана к своему брату и его жене в Нью-Йорке. — Она буквально сияла от гордости, но при этом я видела, как сильно она устала. Ну да, проделать весь этот путь из Ливана, а теперь еще пересечь океан. — У брата там одежный бизнес, и дела идут прекрасно. Я могу для них шить. Может, для таких, как ты, это и не изысканно, но мне подходит.
Это звучало прекрасно. По правде сказать, я завидовала. Мириам оказалась на этом корабле по той же причине, что и я, — эмигрировать в Соединенные Штаты, но, в отличие от меня, ее ждет семья и работа.
Может, это меня в ней и раздражало. А может быть, то, что она не повела себя почтительно и покорно, как я могла бы ожидать от девушки-иностранки. Но скорее всего, причина в том, что она с самого начала приняла в штыки меня — непонятно почему. Мы, прищурившись, уставились друг на друга, и я почуяла борьбу двух сил.
— Я заняла одну из нижних коек, — добавила Мириам. — Когда корабль плывет, они меньше шатаются.
— Значит, я займу вторую.
— Сюда придут и другие пассажиры. И тоже захотят нижнюю койку.
— Значит, им не повезет.
Она прищурилась:
— Они попытаются прогнать одну из нас, и это буду не я.
Я демонстративно уселась на вторую нижнюю койку:
— Не собираюсь соглашаться на худшее ради того, чтобы тебе было удобно.
— Я тоже.
— Послушай-ка меня. Я англичанка, и это английский пароход. — Этого должно быть достаточно.
Однако Мириам скрестила на груди руки и вздернула подбородок, и, несмотря на мое раздражение, я не могла не обратить внимания на ее безупречный профиль.
— Ты прислуга, — презрительно хмыкнула она. — А я отвечаю только за себя.
От гнева щеки мои вспыхнули, я открыла рот, собираясь высказать ей все, что думаю о наглых иностранках, но тут дверь каюты распахнулась и на пороге появились еще две наши спутницы. Первая дама была совсем древней, лет семидесяти пяти, а вторая — еще старше. Они проковыляли внутрь, держа в руках только по гобеленовому саквояжу. Их белоснежные волосы были заплетены в косы и уложены вокруг головы. Я не поняла, на каком языке они разговаривают, но на одном из саквояжей заметила значок вроде бы с норвежским флагом. На их морщинистых лицах появились улыбки, а то, что они говорили, звучало очень дружелюбно.
И разумеется, даже речи не могло быть о том, чтобы они заняли верхние койки.
Я мгновенно забралась на одну из верхних и повернулась, чтобы приказать Мириам сделать то же самое, но она уже тоже лежала наверху. Мы уставились друг на друга и потрясенно поняли, что, несмотря на наши резкие характеры, на самом деле мы вовсе не плохие девушки. Это было почти смешно. Будь мы знакомы чуть лучше, наверняка бы расхохотались.
Я легла на спину. Здесь кровать не такая мягкая, как в первом классе, но все равно лучше, чем та, что дома. И вполне удобная. Я представила себе, что это ковер-самолет, который унесет меня в другой, прекрасный мир.
— В Ливане рассказывают сказки про ковер-самолет? — спросила я Мириам, когда мы с ней шли по коридору палубы F.
— Мне кажется, ты отстала от жизни на несколько веков, — ответила она довольно дружелюбно.
Хотя я все равно считала ее грубой, а она до сих пор задирала передо мной нос, на несколько дней плавания можно с ней и поладить. Поскольку мне не нужно было возвращаться к Лайлам до тех пор, пока корабль не отплывет, я решила прогуляться по нижним палубам, а она ко мне присоединилась. Может быть, мы сумеем поговорить про эмиграцию в Америку — она первый человек за мою жизнь, у кого та же цель, что и у меня.
Конечно, я не собираюсь рассказывать ей про мою цель. Никто не должен знать, пока мы не доберемся до Нью-Йорка, но я все равно смогу что-нибудь выяснить.
Хотя в коридорах все еще суетились, все же здесь стало немного спокойнее, потому что почти все отыскали свои каюты и теперь устраивались. Среди толпившихся в коридоре людей я вдруг увидела корабельного офицера, и это меня удивило — мне казалось, что вниз будут спускаться только стюарды. Что еще лучше, я его узнала. Это был тот самый дружелюбный человек, который помог мне в порту. Он меня тоже вспомнил:
— Вижу, вы уже во всем разобрались.
