Фокомелус посмотрел вверх, но, никого не увидев, продолжал ехать дальше. Грузовик был сейчас так близко от Хоппи, и мистер Остуриас закрыл глаза. Когда он снова их открыл, то увидел, что фокомобиль стоит на обочине. В последний момент грузовик просигналил, Хоппи успел свернуть — и был спасен.
Усмехаясь, Хоппи помахал экстензором вслед грузовику. Казалось, что происшедшее ни в малейшей степени не испугало и не взволновало фокомелуса, хотя он должен был сообразить, что грузовик мог расплющить его. Хоппи повернулся и помахал мистеру Остуриасу, не видя его, но зная, что тот здесь.
Руки мистера Остуриаса, руки обычного школьного учителя, дрожали. Он нагнулся, поднял пустую корзину и направился по склону холма в сырую тень старого дуба. Мистер Остуриас собирал грибы. Повернувшись спиной к дороге, он вошел в тень, зная, что Хоппи спасен и теперь он может забыть о происшедшем. Мысли его обратились к громадным рыжим Cantharellus cibarius, грибам–лисичкам.
Да, в черном перегное сиял цветной круг, мягкая, бесформенная масса, почти похороненная в гниющих листьях. Мистер Остуриас уже мог представить себе, каков гриб на вкус; она была молодой, но большой, эта лисичка, ее вымыли на поверхность недавние дожди. Нагнувшись, он подрезал гриб под самый корень, чтобы как можно больше попало в корзину. Еще одна такая лисичка — и ужин обеспечен. Он посмотрел вокруг, не двигаясь с места и не разгибаясь.
Другая… менее яркая… возможно, более старая… Он разогнулся и бесшумно пошел к ней, как бы боясь спугнуть и потерять. По его мнению, ничто не могло сравниться с лисичкой по вкусу, даже нежные ворсистые шляпки других грибов. Он знал все грибные места на поросших дубами склонах холмов и в лесах округа Марин. Всего он собирал восемь разновидностей лесных и пастбищных грибов. Почти все эти годы он провел, изучая их, и дело того стоило. Большинство людей боялись собирать грибы, особенно после Катастрофы; они опасались новых неизвестных мутантов, ведь книги теперь не могли помочь.
К примеру, думал мистер Остуриас, лисичка, которую я только что срезал: не бледновата ли она? Перевернув гриб, он внимательно изучил его прожилки. Возможно, что это псевдолисичка, которая раньше здесь не встречалась. Она могла оказаться ядовитой и даже смертельно опасной. Он понюхал ее и уловил слабый запах плесени.
Стоит ли бояться есть эту штуку? — спросил он сам себя. Если фокомелус встречает свою опасность лицом к лицу, то и я должен смотреть в лицо своей.
Он положил лисичку в корзину и пошел дальше.
Снизу, с дороги, до него донеслись отрывистые, резкие звуки; он остановился и прислушался. Звуки повторились, и мистер Остуриас, поколебавшись, пошел назад, пока снова не оказался на том же месте над дорогой.
Фокомобиль все еще стоял на обочине, он не уехал. В нем сидел, согнувшись, его безрукий и безногий создатель. Что он делает? По телу Хоппи прошла судорога, он поднял голову, и мистер Остуриас, к своему удивлению, увидел, что фокомелус плачет.
Это страх, понял мистер Остуриас. Фокомелус перепугался насмерть, но, сделав над собой сверхчеловеческое усилие, не подавал виду, пока грузовик не скрылся за поворотом, пока Хоппи не убедился, что он один и может дать волю своим чувствам.
Если ты так боялся, думал мистер Остуриас, почему так долго ждал, почему не свернул с пути грузовика?
Тощее тело фокомелуса сотрясалось, раскачивалось взад–вперед, тонкие ястребиные черты его лица искажало отчаяние. Интересно, что сделал бы доктор Стокстилл, наш местный врач? — думал мистер Остуриас. Он все–таки был психиатром перед Катастрофой, и у него всегда имелись какие–то теории насчет того, что заставляет фокомелуса лезть на рожон.
Потрогав грибы в корзинке, мистер Остуриас подумал: мы все время на грани смерти. Но разве раньше было лучше? Химикаты, вызывающие рак, смог, отравляющий целые города, пожары, авиакатастрофы… никогда мы не жили легко, ни раньше, ни теперь. Всегда надо было быть начеку. Нам следует не падать духом и, насколько это возможно, наслаждаться жизнью, сказал он себе. Он снова подумал о сковородке вкусных жареных грибов, пахнущих настоящим маслом, чесноком и имбирем, и о своем домашнем пиве… Какой это будет великолепный обед, кого бы ему пригласить разделить с ним трапезу? Кого–нибудь, кто ему очень нравится, или кого–нибудь важного? Джорджа Келлера, подумал он. Джорджа, директора школы, моего начальника. Или кого–нибудь из членов школьного совета, может быть, самого Ориона Страуда — большого, толстого и круглого человека.
И затем он пригласит также жену Джорджа, Бонни Келлер, самую хорошенькую женщину в Вест–Марине, может быть, даже во всей округе. Вот, думал он, те, кто ухитряется неплохо существовать в теперешнем обществе… Келлеры даже преуспели после Катастрофы. Во всяком случае, они жили лучше, чем прежде.
Взглянув на солнце, мистер Остуриас определил время. Было уже около четырех часов пополудни — самое время поспешить назад в город, чтобы послушать сателлит, когда он будет в зоне слышимости. Не хотелось бы пропустить передачу, сказал себе мистер Остуриас. Даже за миллион серебряных долларов, так, кажется, говорится. «Бремя страстей человеческих»… Сорок глав были уже прочитаны, и становилось действительно интересно. Все внимательно слушали это особенное чтение; без сомнения, человек на сателлите сделал удачный выбор. Интересно, знает ли он об этом? — спросил себя мистер Остуриас. У меня нет возможности сообщить ему — я могу только слушать, я не могу подать реплику отсюда, из Вест–Марина.
Жаль, это могло бы поддержать его.
Должно быть, Уолт Дейнджерфильд ужасно одинок на своем сателлите, сказал себе мистер Остуриас. День за днем крутиться вокруг Земли! После ужасной трагедии — смерти жены Уолт никогда больше не был таким, как раньше, это чувствовали все. Если бы мы только могли вернуть его на Землю, но тогда мы бы никогда больше не услышали, как он говорит с нами. Нет, решил мистер Остуриас. Если бы мы вернули его, ничего хорошего из этого не вышло бы, он бы не вернулся назад по–настоящему. Он свихнулся бы, если б решил покинуть сателлит после всех этих лет.
Подхватив корзину с грибами, мистер Остуриас поспешил на станцию Пойнт–Рейс, где находился приемник — их единственная связь с Уолтом Дейнджерфильдом на сателлите, а через него — со всем миром.
— Компульсивная личность, — сказал доктор Стокстилл, — существует в загнивающем мире. Это требует развитой интуиции. Только представьте себе.
— Тогда все мы должны быть компульсивными, — ответила Бонни Келлер, — потому что именно это и происходит вокруг нас… не так ли?
Она улыбнулась доктору, и он не смог удержаться от ответной улыбки.
— Можете смеяться, — сказал он, — но психиатрия нужна сейчас даже больше, чем раньше.
— Она вообще не нужна, — решительно возразила Бонни, — я даже не уверена, что в ней когда–нибудь была необходимость, но тогда, при моем энтузиазме… вы ведь помните, доктор?
Они разговаривали в большой комнате, где настраивала радио Джун Рауб. Она строго сказала:
— Потише, пожалуйста. Мы почти поймали волну.
Наша начальница говорит, подумал доктор Стокстилл.
И мы делаем так, как нам велят. Подумать только, что перед Катастрофой она была всего лишь машинисткой в местном отделении Американского банка.
Бонни нахмурилась, начала отвечать миссис Рауб, затем внезапно наклонилась к доктору и сказала:
— Давайте выйдем отсюда. Джордж придет вместе с Эди. Пойдемте.
Она схватила его за руку и протащила мимо рядов стульев с сидящими людьми к выходу. Доктор Стокстилл очутился вместе с ней за дверьми на крыльце.
— Эта Джун Рауб, — сказала Бонни, — раскомандовалась…
Она всматривалась в дорогу, которая шла мимо Форестерхолла:
— Я не вижу ни мужа, ни дочери, я даже не вижу нашего дорогого учителя Остуриаса. Он, конечно, как всегда, в лесах, собирает поганки, чтобы прикончить нас всех. И один бог знает, где сейчас Хоппи. Болтается где–нибудь, по своему обыкновению.
Она размышляла вслух, стоя на крыльце в сумерках раннего вечера, и, на взгляд доктора Стокстилла, выглядела особенно привлекательно; на ней был вязаный свитер и длинная тяжелая самодельная юбка, волосы ее были собраны сзади в пламенеющий рыжий узел. Красавица, сказал себе доктор. Плохо только, что о ней говорят всякое. С невольным раздражением он подумал: а ведь нет дыма без огня.
— Вот идет мой дражайший супруг, — сказала Бонни. — Он ухитрился оторвать себя от школьных дел. А с ним и Эди.
На дороге показалась высокая стройная фигура директора школы; рядом с ним, держа его за руку, шла уменьшенная копия Бонни — маленькая рыжеволосая девочка с ясными, умными, неожиданно темными глазами. Они приблизились к крыльцу, и Джордж приветствовал их улыбкой.
— Началось? — спросил он.
