Антон вопросительно дернул бровями и посмотрел на Березову. Та смущенно вспыхнула, будто случайно или опрометчиво доверила постороннему человеку сокровенную тайну. Нервно, порывисто заговорила:
— Не удивляйтесь. Это — мое письмо к инженеру Василию Михайловичу Митякину. Он возглавляет конструкторское бюро одного из крупных московских заводов. Я была там на практике, и Василий Михайлович руководил моей дипломной работой. Обаятельнейший человек. У нас сложились самые деловые отношения, но… В последнем своем письме он намекнул на большее. Я вынуждена была ответить…
Антон, еще раз прочитав на конверте фамилию и адрес Костырева, сочувствующе улыбнулся:
— И по рассеянности отправили письмо Федору? Лицо Березовой стало внимательно-настороженным, пальцы рук вздрогнули и нервно забарабанили по столу.
— В том-то и загадка, что нет! — горячо сказала она. — Это письмо Василий Михайлович получил. Несмотря на мою просьбу, он все-таки прислал телеграмму, где сообщал, что очень жалеет о нашем разрыве, но волю свою навязывать не собирается.
— Странно, — удивился Антон.
— Очень даже, — подхватила Березова. — Тем более, что адрес на конверте к Феде написан не мною. Это фальшивка.
— Письмо или только адрес?
— Да, адрес. Письмо — подлинник.
Антон внимательно сличил почерк на конверте с письмом и заметил, что конверт действительно надписан другой рукой, хотя пишущий и старался подделать почерк Березовой. Почтовая марка была погашена штемпелем Новосибирского главпочтамта.
— Каким образом письмо, полученное адресатом в Москве, могло очутиться в Новосибирске, чтобы отсюда улететь к Костыреву? — задумчиво спросил Антон.
— Не знаю, — отрывисто сказала Березова.
— Василий Михайлович после получения этого письма был здесь?
— Однажды писал, что собирается в ближайшее время проездом побывать в нашем городе — у него здесь какой-то друг живет. Возможно, и приезжал, но дело-то ведь не в том. Митякин очень порядочный человек. Уверяю, он не способен на подобную гнусность, и вообще… Тем более, что о наших с Федей отношениях понятия не имеет.
— Я заберу у вас эти письма, — сказал Антон; еще раз перечитал письмо Костырева и, не найдя ни единой ошибки, высказал предположение: — Для Федора, по-моему, грамотно написано. Не по подсказке ли писал?
— Вы совершенно его не знаете! — вспыхнула Березова. — Федя в грамотности никому не уступит.
— А в электротехнике?
— При чем здесь электротехника?
— Интересуюсь, нет ли среди друзей или знакомых Федора, кто работает… скажем, электромехаником, монтером.
Березова сильно наморщила лоб, задумалась:
— Таких не знаю. Радиотехник-любитель у него есть знакомый. Валерка. Смышленый мальчишка, сам телевизоры ремонтирует и даже собирает. Только не здесь надо искать корни. Федина мама рассказывала о Мохове, — Березова хрустнула пальцами. — С Моховым мы начинали учиться в школе. Из четвертого класса его выгнали за неуспеваемость и воровство. В гардеробной по карманам шарился. Мохов подлец, и если окажется, что Федя замешан в нехорошем, то это не обошлось без влияния Мохова. Клянусь всеми святыми, Федя не способен на преступление. Его могли обмануть, запутать…
— Запугать, — подсказал Антон.
— Нет. Федя не из робкого десятка. Что угодно, только не страх. Вот вы опять мне не верите, между тем держу любое пари.
— Я пока не беседовал с Федором, но улики против него есть. И серьезные, — Антон взглянул на Березову. — Факты — упрямая вещь, как говорится.
Березова гордо вскинула голову:
— Как вы не понимаете, что чепуха все это! Случилось что-то ужасное… Нет, вы не понимаете.
— Света, вы любите Костырева, — вдруг сказал Антон.
— И не скрываю этого. — На лице Березовой мелькнуло недоумение, сменившееся тревогой. — Скажете, любовь слепа? Лишает человека объективности?
— Нет. Просто уточняю. — Антон опустил взгляд и, чтобы не затягивать разговор, ради которого встретился с Березовой, попросил: — Расскажите подробней о характере Костырева. Что он за человек?
— Я же сказала, порядочный, честный.
— Что могло сблизить его с Моховым?
— Не знаю. Последний раз я видела Мохова с месяц назад здесь, в «Космосе». Федя, я и Люда сидели за этим столиком, за которым мы с вами сидим, а вот там, — Березова показала в противоположный конец зала, — студенты из медицинского пили шампанское. С ними почему-то был Мохов. Он несколько раз подходил к нам, вмешивался в разговор, уговаривал Люду перейти за их стол. Федя не вытерпел и на какую-то минутку с ним отлучился. После этого Мохов забыл о нашем столике… Сейчас припоминаю тот вечер и думаю, что никакой близости у Феди с Моховым тогда не было. Они знали друг друга как бывшие соклассники, и только. Вообще какой-то грустный был вечер. Федя хандрил, иногда на него находит. Вдобавок во время танца у меня порвались бусы и горохом брызнули под ноги танцующих. Медики с хохотом объявили конкурс, кто больше соберет бусинок. Это было смешно и почему-то неловко. — Рассказывая, Березова задумчиво смотрела вдоль зала, переводя взгляд со столика на столик. — Потом Федя провожал нас с Людой домой. Неподалеку от кафе, у остановки троллейбуса, идущего в сторону железнодорожного вокзала, его окликнул Мохов и спросил, когда он едет домой. «С последней электричкой», — ответил Федя. «Вместе, значит, покатим», — сказал Мохов.
— С кем он был?
Березова перестала разглядывать зал, повернулась к Антону.
— Я особо не приглядывалась. По-моему, Мохов разговаривал с одним из парней, с которыми сидел в кафе. Рядом с ними стояла такая эффектная блондинка. Она точно была в компании медиков, это я приметила. Затем к ним подошел… сумасшедший, которого при встрече я каждый раз пугаюсь до ужаса. Есть у нас тут один помешанный. Уже немолодой мужчина, одет всегда в черный костюм и, самое любопытное, на поводке возит за собой игрушечную розовую собачку, вроде детской лошадки на колесиках. Как-то я рассказала о нем маме. Она говорит, видимо, у этого человека была любимая собака, которая умерла. Помню, всю ночь не могла уснуть…
В кафе заиграла музыка. Несколько пар, как по команде, поднялись танцевать. За соседним столом парень залпом осушил стакан вина, сунул в пепельницу дымящуюся сигарету и бесцеремонно потянул за руку сидевшую с ним девушку к танцующим парам. Антон, разглядывая причудливые линии сигаретного дыма над пепельницей, вдруг вспомнил найденную в магазине пачку из-под «Нашей марки».
— Света, знакомый ваш москвич курит? — неожиданно спросил он Березову.
Она недоуменно подняла брови:
— Курит.
— Папиросы или сигареты?
— Я не курильщица, такие тонкости не подмечаю. Странный вопрос. Не пойму, к чему?
— Мещанское любопытство, — отшутился Антон и, посмотрев на почти не тронутую бутылку минеральной воды, предложил: — Поужинаем?
— Что вы! — Березова испуганно покрутила головой: — Мама и так наверняка валидол глотает.
7. Гражданин с розовой собачкой
День кончался. Поблескивая стеклами, безостановочно хлопали двери магазинов, поглощая и выталкивая покупателей с авоськами. Люди толпились на транспортных остановках, выстраивались в очереди у газетных киосков за «Вечеркой». Расставшись со Светланой Березовой, Антон, не теряя времени, направился к Степану Степановичу Стукову.
В сером темноватом коридоре уголовного розыска никого не было. Пахло свежей масляной краской и застоявшимся табачным дымом. Пройдя почти в самый конец коридора, Антон открыл знакомую дверь кабинета с табличкой «Инспектор С. С. Стуков». Степан Степанович оторвался от чтения «Вечерки» и, складывая газету, через старомодные роговые очки, вроде как исподлобья, посмотрел на него.
— Антоша! — обрадовался он, молодо поднялся из-за стола и развел руками, словно намеревался обнять.
— Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила, — шутливо продекламировал Антон, поставил на один из стульев свой видавший виды портфель и протянул Стукову руку: — Здравствуйте, дорогой Степан Степанович.
— Здравствуй, Антоша, здравствуй. Полдня тебя жду. Звонил Гладышеву, он сказал, что ты приедешь. Ну, садись, рассказывай.
За два года Стуков почти не изменился. Сняв очки, он все так же, как и прежде, близоруко щурился и улыбался, разглядывая Антона. Только, пожалуй, взъерошенный чубчик волос стал совсем белым от седины.
— Что рассказывать… — присаживаясь к столу Степана Степановича, проговорил с улыбкой Антон. — Почти нечего рассказывать.
— В нашей работе всегда так, Антоша. Это ведь только у продавца-торопыги быстро получается: «Сорок да сорок — рубль сорок. Спички брали? Нет. Пять двадцать!» Нам такая бухгалтерия не годится. Бывает, действительно поначалу сказать нечего, а когда обмозгуется все, смотришь, и разговор получается, а?
