Теперь, когда она припоминала свои надежды стать хозяйкой этого дома, ей хотелось не смеяться, а скорее плакать, если бы только позволила упрямая гордость, о наивной девчонке, что ехала навстречу свободе из Аппсдейла.
Свобода! Она жила в своей башне как пленница, а вот Нинкве, как поняла Исмей, и была здесь ключницей. Ума и осторожности у Исмей хватило, чтобы не торопиться изображать из себя хозяйку. Унизительных отказов в своих немногих распоряжениях она поэтому не встречала и не торопилась умножать их, ограничиваясь собственными скромными нуждами.
Тюрьма ее, по крайней мере, была обширной, не каким-нибудь там казематом. На первом этаже была комната, встретившая ее тогда, после дороги, теплым уютом. Выше располагалась комната, где она сейчас стояла, занимавшая всю башню, с двумя винтовыми лестницами в центре, закрученными в противоположных направлениях. Еще были две комнаты, холодные, без мебели и давно заброшенные. Кровать здесь, во второй комнате, закрывалась пологом; рисунки на нем от времени выцвели, и обычно девушка почти не различала их, разве что иногда колеблющийся свет лампы или очага вдруг вызывал на пологе к жизни какое-нибудь лицо или фигуру, пугавшую ее на какое-то мгновение.
Одна из них беспокоила ее чаще других. Вспомнив о ней, Исмей отвернулась от окна. Подошла к занавеске и расправила ее там, где было лицо. Сейчас под ее руками было лишь блеклое изображение, а ведь только недавно мельком ей показалось, что кто-то стоит за занавеской, терпеливо следя за нею.
С закрытыми глазами могла она представить себе это лицо, все-таки человеческое и уж получше отвратительных морд, что частенько виделись ей по ночам. Те были словно маски, человеческим лицом прикрывающие нечеловеческую сущность. Но это лицо было человеческим и чем-то привлекало ее. Может быть, и обманывала Исмей память, но чудились ей в этом лице отчаяние и просьба.
Конечно, это говорило лишь о том, как однообразна ее жизнь в этом замке, раз уж в старых вышивках грезилось ей что-то. Исмей подумала, кто и какой иглой вышивал эти узоры? Она погладила ткань рукой, ощупывая неровности вышивки.
И вдруг под рукой оказалось что-то твердое, какой-то жесткий бугорок. Она внимательно ощупала его: на взгляд ничего не было заметно. Похоже, что-то было здесь зашито в ткань. Она принесла лампу и осторожно поднесла огонек к ткани.
Вот и фигура, которая так занимала ее. На шее ее было ожерелье, и бугорок был его частью. Внимательно все разглядев, Исмей поняла, что неизвестный предмет плотно обшит нитями. Язычком пояса Исмей осторожно прикоснулась к бугорку. Пришивали добросовестно, и ей предстояла теперь долгая работа. Но наконец она подрезала нити и вытащила концы; что-то твердое скользнуло из ткани ей в руку. Предмет был гладким на ощупь… Она поднесла его к лампе. Конечно, янтарь! В руке ее была фигурка столь тонкой работы, что какое-то время она с трудом силилась разглядеть детали.
Змейка, свившаяся своими кольцами в тугой клубок. Маслянистой желтизной светились глаза ее на темном янтаре. Почти незаметные чешуйки на теле говорили о невероятном мастерстве резчика. Несмотря на врожденное отвращение ко всяким чешуйчатым тварям, Исмей не ощущала никакого отвращения, скорее наоборот.
И вдруг… Она вскрикнула и отбросила бы змейку подальше, но уже не могла этого сделать. Медленно поползли, сплетаясь и расплетаясь, кольца… Фигурка оживала.
С ужасом смотрела Исмей, как расправляется на руке змейка, а потом она свернулась на ее ладони кольцом, словно живая, подняла голову и поглядела на Исмей желтыми глазами, во рту что-то мелькало, должно быть язычок.
Так смотрели они друг на друга, Исмей и освобожденное ею существо, а потом змейка скользнула вверх по руке, и у Исмей не было сил шевельнуться. На ощупь она была теплой, не холодной, как положено змее. Исмей почувствовала тонкий приятный аромат. Так пахнут редкие сорта янтаря. Под рукав к запястью ползла змея. Вдруг теплое кольцо обхватило руку Исмей, она отвернула рукав. Теперь змейка стала браслетом и снять ее она не могла, как ни пыталась. Оставалось только сломать ее или разрезать пополам.
Выпрямив перед собой руку, Исмей вернулась в кресло к огню. Но это же невероятно! Ведь янтарь был когда-то древесной смолой. В старых сказках говорилось, что янтарь — окаменелая слюна или испражнения дракона, но это же не так. В нем попадались мелкие существа вроде насекомых. Она вспомнила то крылатое существо, что показывал ей Хилле. Но ведь сама-то смола не живая. Правда, кое-какие странности, для любопытных, за нею водились: потри — и словно железки магнитом янтарь потянет к себе пух, волосы и все такое. Его можно растолочь и огнем расплавить в масло.
Расплавить! Исмей вскочила, отставив подальше руку, чтобы ненароком не коснуться тела. Подбежала к сундучку, который с таким старанием упаковала дома в Аппсдейле. Тяжелую крышку пришлось поднимать обеими руками. Она принялась копаться в мешочках.
Наконец ей удалось найти мешочек со средством от колдовства. Устроившись вновь в кресле, она торопливо одной рукой и зубами развязывала его.
Приятным запахом повеяло изнутри. Среди всех трав лишь ангелика — дягиль в лесах, трава солнца в Львиной стране — защищала человека от зла, от отравы и колдовства. Исмей вытянула руку, чтобы стал виден браслет. Взяв щепотку драгоценной травы, потерла ею коричнево-красноватую змейку.
Но кольцо оставалось жестким, словно браслетом была эта змейка от начала своих дней. Исмей еще раз потерла браслет, а потом достала амулет Гунноры. Ведь только Гуннора, защитница жизни, оградит ее от сил тьмы. И прикоснулась талисманом к змейке, повторяя заклинание:
Бьется сердце, кровь красна,Ты, чей лист, трава и мы,Ты, чье семя, чья весна,Огради меня от тьмы!
Словно обычный браслет, недвижимой оставалась змейка. Но Исмей же видела все своими глазами! Ползла змейка, не была она обыкновенным браслетом.
Разрезать, сломать! Исмей оглядывалась по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего и взглядом наткнулась на огонь. Янтарь же сразу расплавится! Пусть лучше на руке останутся ожоги, чем эта красноватая полоска.
Вдруг она поняла, что не смеет даже потянуться за головешкой. Напротив, усевшись поудобнее, она уставилась в желтые глаза змейки. Они притягивали ее… и росли, росли, пока не слились в единый круг света. Девушка словно заглянула в окно…
Пятна тени и света сложились в столы, уставленные странными бутылями, тиглями, кольцами проволоки, — зловеще пылала вблизи плавильная печь. Потом она оказалась в другой комнате, с колоннами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
