резкий переход от театральных подмостков к ревизии сибирских рудников кажется сомнительным.
Что же касается упомянутого горнозаводчика и купца 1-й гильдии из Верхотурского уезда Пермской губернии, то он действительно существовал. Имя его в уральских землях было широко известно. Максим Михайлович Походяшин начал трудиться с ранних лет. Помогал брату в торговых делах, занимался наймом ямщиков, трудился в верхотурской таможне, а затем увлёкся горнозаводским делом. На его медеплавильных заводах выплавлялась треть российской меди. Он развивал «железодеятельное производство», строил дороги, храмы и винокуренные заводы. По масштабам дела и доходам его достижения в горном деле, разработке рудников и выплавке чугуна и меди сравнивали с успехами Демидовых[27]. Однако никаких упоминаний о его золотых приисках в литературе и источниках не приводится, как и о том, что трижды его огромное хозяйство проверяли ревизоры из Петербурга.
Он дал хорошее образование сыновьям, которые служили офицерами в гвардии, тем самым перейдя из купеческого в дворянское состояние. Закончив службу, его сыновья проживали в Москве. Доставшееся им огромное наследство отца они продали ещё в 1791 году.
Умер М.М. Походяшин в преклонном возрасте в 1781 году. По тексту мемуаров Анны де Пальмье получается, что связанные с Верхотурьем события происходили на 4 года ранее, чем был открыт Эрмитажный театр, в котором до этого служил её отец. Здесь допущена какая-то неточность или путаница в указанных датах и излагаемых событиях.
На наш взгляд, выяснение всех подробностей и уточнение деталей описываемых событий важно, поскольку Анна в своих мемуарах ссылается именно на высокую степень информированности отца о жизни и взаимоотношениях придворных. Как она указывает в своих воспоминаниях, все её контакты с императрицей, её сыном и внуком, взошедшими на русский престол, осуществлялись исключительно через особо доверенных придворных в очень высоких чинах и званиях. При этом отношения у Анны с ними складывались по-разному, вплоть до открытой неприязни. Это видно на примере приведённых в мемуарах сведений о посланнике императрицы Екатерины Великой к своему будущему тайному агенту. Речь идет о Фёдоре Сергеевиче Барятинском и презрительно-уничижительной оценке в воспоминаниях Анны о его личности и поступках.
Масонский след
Она упоминает о том, что князь был ей известен по рассказам отца. Иными словами, она с Барятинским ранее никогда не встречалась, но пишет о нём как о «гнусном царедворце», «пресмыкающемся творении», носившем «адские знаки возвышения» на правой руке. Предположительно, речь могла идти о высоком положении князя в придворном чине обер-гофмаршала среди столичных масонов и особом знаке отличия, демонстрирующего руководящее положение лица, его носившего. На наш взгляд, это мог быть перстень под названием «Печать масонов». Выполненный в форме мужской печатки, он всегда имел значение символа и не являлся украшением. При этом он изготовлялся из разных металлов — железа, серебра или золота. Чаще всего он имел смысловой рисунок с некими масонскими знаками — циркуль, наугольник и некоторые другие символы, свидетельствовавшие о принадлежности его владельца к масонской ложе. Кстати, и носили его, как верно подметила Анна, на правой руке. Уточним — на безымянном пальце. Перстень «Печать масонов» считался символом силы, не всегда проявляющейся явно[28].
И опять же, прежние оценки отца Анны о личности и делах князя Барятинского, которыми тот делился с дочерью, вновь косвенно указывают всё на того же Ивана Перфильевича Елагина. Ведь именно он в 1772 году (кстати, это год рождения Анны) стал провинциальным великим мастером и объединил все масонские ложи Российской империи в единую организацию. Под управлением елагинской великой ложи в Санкт-Петербурге в 1-й половине 1770-х годов находилось 14 масонских лож с общей численностью примерно 400 масонов[29]. Судя по всему, князь Ф.С. Барятинский занимал какое-то важное место в российском масонстве.
Помимо всего прочего, судьба и стремительный служебный рост Фёдора Сергеевича при российском императорском дворе были связаны с его участием в государственном перевороте 1762 года и убийстве императора Петра Фёдоровича в Ропше. Это обстоятельство объясняет особое к нему расположение и щедрое его вознаграждение чинами и орденами со стороны Екатерины Великой, возведённой на трон на штыках заговорщиков.
Однако заметим, что в краткой версии мемуаров Анны де Пальмье допущены некоторые исторические неточности. Так, например, во время описываемого ею визита Барятинского в 1794 году, после смерти её отца, князь имел придворный чин гофмаршала и состоял в чине тайного советника. Обер-гофмаршалом он был пожалован в 1796 году.
Дальнейшая жизнь цареубийцы прошла в опале, в которую он попал сразу после восшествия на трон императора Павла Петровича и оставался в забвении вплоть до своей кончины. Его современник дипломат, сенатор и директор Московской почты А.Я. Булгаков сообщал о том, что «о нем весьма мало сожалеют, и подлинно он того не заслуживает»[30].
Однако всё это произошло значительно позже. А той весной 1794 года князь явился по поручению Екатерины II не только с соболезнованиями и утешениями, но и, судя по содержанию переданного в воспоминаниях разговора, с конкретным предложением императрицы о служении Анны при дворе. Скорее всего, речь шла о придворном чине фрейлины императрицы. Девица верноподданнически поблагодарила царицу за проявленную заботу о ней, но от придворного чина отказалась, заявив о причине своего отказа, «чувствуя себя совершенно не способною жить при Дворе…»[31]. В своём ответе упомянула она и о том, что в завещании отцом ей было «приказано» быть как можно дальше от престола, окружённого «туманом зависти» и «облаками злобы».
На тропе тайного служения
Своё пожелание заняться секретной деятельностью в качестве личного агента по тайным поручениям императрицы Екатерины Алексеевны Анна де Пальмье, как следует из её кратких мемуаров, изложила по результатам своих размышлений «в течение года по смерти родителя моего возродилось во мне живейшее желание уверится в сказанном мне отцом моим собственным своим опытом; приближится к царедворцам и в тайне разглядеть сих Хамелеонов»[32]. Иными словами, можно предположить, что речь идёт о событиях 1795 года, произошедших в жизни героини нашего очерка. Однако это не так. Все дальнейшие указанные в мемуарах события происходят во второй половине 1994 года. Именно тогда она поделилась своими жизненными планами с часто навещавшим её другом отца и приближенным Екатерины Великой графом Безбородко. Речь шла о её готовности к тайному служению на благо государыни-императрицы. Как мы уже
