По поручению консула Донато привозил для отделки башен особый мелкозернистый камень охристо-серого оттенка, который добывали в предгорьях поблизости дороги на Солхат.
Обязанности службы, порой обременительные, отнимали время, но зато помогали заводить влиятельных друзей и заключать выгодные договора.
Однако на этот раз за две недели пребывания в Кафе Донато так соскучился по жене и детям, что не хотел более задерживаться лишнего дня. И потому он был не на шутку раздосадован, когда утром Бенедетто Гримальди заговорил с ним о том, что надо бы поехать к хану Тохтамышу в Солхат и разведать, что он замышляет в отношений генуэзских владений. Тохтамыш значительно усилился и загордился после успешных сражений в Москве и на Кавказе и теперь даже послал к мамлюкскому султану своего крымского бея Хасана ибн Рамазана, которого приняли в Египте с большим почетом. Естественно, консул был обеспокоен усилением непредсказуемого восточного деспота, чья ставка располагалась столь близко от Кафы.
Но Донато, уже настроившемуся на возвращение в Подере ди Романо, не хотелось ехать в Солхат. Чтобы отделаться от досадного поручения, он заверил консула, что сейчас Тохтамыш для Кафы не опасен, поскольку есть сведения, что он собирается в ближайшее время воевать где-то в Закавказье, а потому поездку в Солхат вполне можно доверить Кристофано — помощнику Донато.
Договорившись таким образом с Бенедетто Гримальди, Донато наутро собирался отправиться в свое поместье, где только и мог по-настоящему отдыхать душой и телом.
Поднимаясь от морского фасада крепости наверх, он подошел к мосту, переброшенному через ров, и оглянулся на прибрежную часть города, залитую пурпуром осеннего заката. Сентябрь был теплым, как шесть лет назад, когда он впервые ступил на таврийскую землю и встретил девушку, ставшую его судьбой...
Не успел Донато перейти мост, как сзади его тронула чья-то рука и раздался знакомый грубоватый голос:
— Мессер Донато, позвольте вам сказать!
Неожиданным собеседником оказался трактирщик Фестино из «Золотого колеса». С тех пор как из Кафы в Геную уехал один из совладельцев таверны — Лукино Тариго, бывший корсар, с которым Донато связывали приятельские отношения, единственным хозяином «Золотого колеса» стал пожилой вдовец Гульельмо Ванитози. Он был не то дальним родственником, не то опекуном девицы Бандекки, которая благодаря своей привлекательной наружности и веселому нраву пользовалась успехом у мужчин и сделала таверну весьма известной в Кафе. Но, впрочем, самой Бандекке это не придало доброй славы; как она ни старалась, ей не удалось заполучить в мужья ни Донато, ни Лукино Тариго, ни других молодых благородных дворян. В конце концов она довольствовалась ролью законной хозяйки «Золотого колеса», женив на себе Гульельмо, который в последние годы стал совсем слаб головой и безропотно отдал бразды правления таверной и гостиницей в руки своей новоиспеченной жены. Теперь Бандекка полностью заправляла в «Золотом колесе», а старый верный Фестино был ее главным помощником.
Остановившись, Донато вопросительно посмотрел на трактирщика, и тот вполголоса затараторил:
— Синьор, в нашей гостинице сейчас остановился мессер Лукино Тариго, и он хочет с вами встретиться. Но так как мессер Лукино приехал в Кафу тайно, то он просит вас никому об этом не сообщать, а пойти к нему прямо сейчас. Он остановился в той комнате, в которой жил и раньше.
— Лука приехал тайно? — удивился Донато. — Странно, почему? Он сам тебе об этом сказал?
— Нет, хозяйка велела передать. Хорошо, что я вас быстро отыскал. Но я ведь знал, что вы где-то возле новой крепости.
Поскольку хозяйкой трактира была Бандекка, Донато такое приглашение показалось немного подозрительным, ведь он давно знал, что разбитная красотка ищет повода с ним встретиться. Но он был слишком заинтересован возможностью увидеть своего давнего знакомца Лукино Тариго, чтобы отказаться последовать за Фестино.
Шесть лет назад, когда Донато приехал в Кафу, генуэзский купец и корсар Тариго был одним из первых местных жителей, с которыми он познакомился. Впоследствии именно Лукино помог ему, хоть и небескорыстно, добраться до поля сражения на Руси, чтобы спасти сыновей искусного лекаря Симоне, который лишь один мог исцелить смертельно раненную Марину...
Воспоминания о прошлом нахлынули на Донато по дороге к «Золотому колесу», заставив невольно ускорить шаг в предчувствии встречи и беседы с веселым проходимцем Лукино.
Между тем незадолго до этого в таверну робко проскользнула женщина, закутанная в грубое темное покрывало. Она была похожа на нищую странницу-богомолку, и в ней вряд ли кто-то разглядел бы дочь кафинского корабельщика Зою, даже если бы среди посетителей случайно оказались ее знакомые.
Впрочем, как ни странно, но в этот вечерний час таверна была почти пуста; лишь два-три завсегдатая допивали за столом свое вино, да и тех хозяйка поспешно выталкивала, ссылаясь на какой-то церковный праздник и консульский указ закрывать питейные заведения до темноты.
Зоя узнала хозяйку «Золотого колеса», небезызвестную Бандекку, которая за прошедшие годы пополнела, однако не утратила своей былой красоты — чуть грубоватой, но броской. Теперь, будучи замужней женщиной, Бандекка прятала волосы под чепец, хотя все же ухитрялась выпустить наружу несколько упругих темно-пепельных локонов, а платье с облегающим лифом и глубоким вырезом соблазнительно приоткрывало ее пышную грудь.
Когда завсегдатаи были выдворены из таверны, хозяйка недовольно взглянула на нежданную посетительницу, скромно притаившуюся в углу:
— А тебе, сестрица, что здесь делать? Милостыню пришла просить?
— Нет, госпожа... хотя и не откажусь, если подадите бедной страннице, — с поклоном ответила Зоя. — Я слышала, что в вашей гостинице остановился один благочестивый монах — фра Бернардо, который совершил паломничество к святым местам. Так я бы хотела его видеть и получить у него благословение.
— А я и не знала, что этот монах — святой человек, — усмехнулась Бандекка, обращаясь к помогавшему ей слуге. — Слышишь, Ваноццо, а я тебе еще говорила, что он похож на вора, сбежавшего из тюрьмы. Вот ведь как можно ошибиться! Оказывается, фра Бернардо — паломник, знаменитый среди наших богомольцев.
— Так он здесь, в «Золотом колесе»? — уточнила Зоя, скрывая волнение.
— Здесь. Должно быть, молится в своей келье, — хихикнула Бандекка. — Ступай, Ваноццо, проводи ее к нашему святому гостю.
Слуга повел Зою через внутренний двор, по сторонам которого располагались помещения для постояльцев. Комната фра Бернардо находилась в конце двора, там, где жили бедные постояльцы, и оказалась такой маленькой и темной, что и вправду напоминала келью.
