Итак, мы, вслед за О. Н. Антоновой, приходим к выводу, что «фонд паремий в английском языке является динамической подсистемой, которая потенциально способна эволюционировать и, следовательно, незамкнутая [курсив наш]; она осуществляет обмен информацией с внешней средой (это общая системой языка, индивидуальное и массовое сознание участников коммуникации, различные параметры ситуаций общения)» [Антонова, 2012, с. 11].
Третий аргумент основан на теории прецедентности.
Неразрывная связь феномена прецедентности с дискурсом прослеживается еще в работах Ю. Н. Караулова, который впервые ввел данную составляющую в область языкознания, создав понятие «прецедентный текст» и определив его как текст, зафиксированный в ментальном пространстве (сознании) носителя языка определенной языковой общности; являющийся фактом культуры, значимым для языковой личности и всей языковой общности; многократно обновляемый в дискурсе каждой языковой личности [Караулов, 2010, c. 216].
Руководствуясь представленным определением, нельзя не отметить явную связь прецедентных текстов не только с дискурсом, но и с паремиологическими единицами. В пользу данной взаимосвязи говорит целый ряд научных положений, а именно: изначально прецедентные тексты рассматривались лишь в рамках их соотнесенности с художественными текстами. Однако позднее появилось более развернутое определение, согласно которому они являются прецедентными феноменами как национальной, так и мировой культуры, известными каждому носителю языка, закрепленными в их сознании и повторяющимися в повседневном дискурсе [Моисеенко, 2015 (а)]. В данном понимании явно прослеживается не просто связь, но соотносимость понятия прецедентного феномена и паремии, т. к. наблюдается практически полное совпадение их прагматических установок и особенностей функционирования. Здесь, на наш взгляд, важно подчеркнуть не просто дискурсивную, но когнитивно-дискурсивную составляющую рассматриваемых феноменов. Как видим в приведенном определении, прецедентными текстами демонстрируется способность фиксации знаний в сознании индивида и целой нации (этноса), а также их актуализации.
Исследуя проблему полиноминативности прецедентных текстов и их сложный интердисциплинарный характер, многие ученые [Слышкин, 2000; Санчес Пуиг и др., 2001; DíazVerdín, 1970; Fernández-Sevilla, 1983; CasadoVelarde, 2008] также говорили о необходимости причисления паремий как вида «чужого слова», к данной области. А учитывая принадлежность паремий к области фразеологии, важно отметить мнение В. Г. Костомарова и Н. Д. Бурвиковой относительно того, что прецедентные тексты, не являясь словами, воспроизводятся в речи с уже фиксированной структурой, т. е. в их «готовом» виде, что, несомненно, сближает рассматриваемый феномен с фразеологическими единицами (а, значит, и паремиями) в широком понимании [Костомаров, Бурвикова, 2001, с. 37]. Здесь, однако, стоит сделать оговорку: несмотря на соотносимость фразеологизмов с прецедентными высказываниями, фразеологизация прецедентных высказываний требует проведения отдельных исследований.
Исходя из рассмотренных определений, можно утверждать, что единицы паремиологического фонда являются прецедентными феноменами, и для проведения их адекватного исследования и восприятия они должны рассматриваться в рамках их функциональной сферы. Об этом, в частности, говорит и Е. О. Наумова, которая считает прецедентные тексты единицами языковой способности, декодирующимися только в процессе их функционирования, т. е. при соотнесении с интенциями языковой личности и с коммуникативной ситуацией [Наумова, 2004, с. 12].
Итак, в рамках нашего исследования считаем важным особо выделить тот факт, что паремиологические единицы являются в широком понимании прецедентными текстами и вследствие этого обладают тем же набором основных и функционально-прагматических характеристик. Мы придерживаемся точки зрения Л. В. Моисеенко, согласно которой прецедентные тексты (именуемые также прецедентными единицами и прецедентными феноменами) являются рекуррентным фрагментом любого дискурса (политического, публицистического, художественного, рекламного, научно-популярного и т. д.), «зафиксированного в сознании языковой личности и функционирующего согласно интенциям говорящего в дискурсе» [Моисеенко, 2015 (б), с. 29]. Из чего следует, что прецедентные тексты (а, значит, и паремии) обладают следующими свойствами:
– представляют собой репрезентанты прецедентных концептов – используемых в мышлении ментально-вербальных единиц для представления, концептуализации, категоризации и оценивания окружающей действительности при конструировании картины мира, а также ее отдельных фрагментов [Нахимова, 2007];
– являются эмоционально значимыми для носителей той или иной лингвокультуры [Воропаев, 2012];
– представляют собой уникальную систему ассоциативных связей, которые вызываются прецедентом в сознании носителя языка [Голубева, 2008];
– в функциональном аспекте имеют четкую продуктивную (со стороны говорящего) и перцептивную (со стороны слущающего) маркированность, особенно ярко проявляющуюся на фоне находящихся рядом нейтральных высказываний;
– являются прецедентными культурными знаками, указывающими на семиотическую природу означаемого, его активную включенность в процесс коммуникации и соотнесенность с комплексом национально-культурных знаний [Пикулева, 2003: 23];
– представляют собой редуцированный (свернутый) дискурс со стоящими за ним ситуацией или текстом [Костомаров, Бурвикова, 1996: 297];
– являются единицами языкового сознания, актуализирующимися в дискурсе;
– принцип прецедентности является отправной точкой в процессе экстрагирования прецедентных текстов (феноменов) в профессиональной сфере [Астафурова, 1999] (что особенно актуально для нашего исследования научно-популярного делового дискурса).
Представленный комплекс сущностных свойств паремиологических единиц с точки зрения теории прецедентности еще раз подтверждает изначально заложенные в системе координат нашего исследования теоретические предпосылки, в числе которых – неразрывная связь английского паремиологического комплекса с концептуальной, эмоциональной, этнокультурологической, семиотической и дискурсивной составляющими, что делает английские паремии неотъемлемым предметом исследования в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы.
Паремиологический фонд занимает важное место в лингвокультуре народа. Для адекватного межкультурного общения необходимо понимать различные аспекты речевого поведения, которые, как известно, связаны с культурой и историей. Исследование реализации лингвокультурной доминанты в пословицах позволяет выявить некоторые особенности языковой системы и норм поведения в их взаимосвязи, что помогает сделать межкультурное общение адекватным.
Способ концептуализации действительности в каждом языке и универсален и специфичен. Д. Ю. Полиниченко считает, что оптимальный способ исследования национального своеобразия каждого народа – через сравнение при контактах с другими народами, а паремии в этом общении играют далеко не последнюю роль. Он предлагает следующее определение: паремии – группы особых концептов, которые раскрывают ценностные приоритеты соответствующей культуры. Бесспорно, в паремиях выражается культура, история, самосознание национальности в целом. Пословица как когнитивная микроструктура связана с большей когнитивной структурой (концептом), и является ступенькой в процессе вербализации концепта, представляет собой реализацию определенной его части, которая связана с определенным образом, создаваемым данными пословицами. Метафора является семантическим центром пословицы; присутствие этнокультурных метафор в пословицах делает пословицы образными, они являются отражением системы ценностей этого языкового сообщества. Проведенные лингвистами исследования метафоры и метонимии паремий показали, что они основаны на универсальных когнитивных и прагматических принципах которые действуют в различных языках.
Образные составляющие пословиц русского и английского языков, несмотря на ряд отличий в средствах экспликации, содержат много общего, ведь они отражают культурные доминанты в языке, причем история возникновения паремии связана напрямую с каким-то историческим событием или определённым народным опытом. Ф. М. Белозёрова так же считает, что паремии глубоко специфичны. В создании паремии немаловажная роль принадлежит социальной обусловленности, проявляющейся в отражении конкретных явлений действительности, связанных с жизнью человека.
Генетически пословица могла быть выводом, заключительной моралью басни, сказки или притчи, хотя само произведение уже было забыто. Утеряв первоначальную связь с источником, пословица начинала функционировать в языке в контексте конкретных ситуаций, к которым она могла быть применима. Отношения пословицы и контекста также осложняются возможностью первой иметь и буквальное, и переносное значение. С одной стороны, совмещение в семантике значительной части пословиц буквального и переносного планов создает основу для их восприятия как ярких образных выражений с другой стороны, если преобладает прямое значение, выражение становится применимо к более ограниченному количеству ситуаций, в которых задействованы объекты и отношения, характеризуемые конкретными обстоятельствами. Например: Дома все споро, а вчуже житье хуже; за морем теплее, а у нас светлее – East or West, home is best; The wider we roam, the welcomer home. Как видно из этих примеров, такие пословицы состоят обычно из двух синтагм, которые семантически противопоставляются, т. е. используется антитеза. Пословицы всегда лаконичны и носят доброжелательный гуманный характер: Дома и стены помогают – East or West, home is best. В них конкретизируются и олицетворяются отвлеченные понятия.
