— Как нельзя лучше.
Говоря это, Рокамболь налил вишневки в рюмку и дополнил ее жидкостью из другой бутылки. Он взглянул на часы и подумал:
— Двадцать четыре часа… да… теперь семь часов вечера, а граф дерется с Ролланом в семь часов утра.
Граф выпил рюмку одним залпом.
— Бррр… как горько! — сказал он.
— Неужели?
— Попробуйте.
— О! — сказал Рокамболь, смеясь. — Я не хочу спать, мне нужно многое сегодня сделать.
В восемь часов граф Артов вышел из-за стола, спотыкаясь.
Рокамболь позвонил.
— Проводите графа в его комнату! — сказал он вошедшему слуге.
— Как у меня тяжела голова, — сказал граф, проведя рукой по лбу, — прощайте, маркиз, доброго вечера!
— Доброго вечера, граф.
Рокамболь, проводив его до дверей, отправился к сэру Вильямсу.
Он подробно рассказал ему обо всем случившемся.
— Уверен ли ты, дядюшка, — спросил он, — что довольно двадцати четырех часов?
— Да, — кивнул сэр Вильямс.
— Граф, наверное, убьет Роллана.
— Я в этом почти уверен и вполне убежден, что все случится, как я и сказал, — написал сэр Вильямс.
Сериза привезла к себе сестру, чуть живую и обезумевшую от горя.
Леона Роллана не было дома. Воротясь домой в десять часов, он нашел Баккара лежащей в постели его жены, в сильной горячке, так что она не узнала его.
Сериза со слезами на глазах рассказала мужу обо всем случившемся и показала ему письмо графа Артова к жене.
— О, я найду его, — сказал Леон, — и постараюсь его вразумить. Надо непременно отыскать ту женщину, которая так похожа на нее.
В это время принесли письмо Роллана де Клэ. Прочитав письмо, Сериза вскрикнула.
— Негодяй! — прошептала она.
Она ждала Роллана, она надеялась, что теперь окончательно его убедит в существовании двойника Баккара.
— Все потеряно! — проговорила она. — Граф выйдет на дуэль.
— Нет, — вскричал Леон, — я сейчас пойду к Роллану де Клэ и привезу его насильно!
Он тотчас же отправился в Прованскую улицу.
— Барина нет дома, — сказал лакей, отворивший Леону дверь.
— Куда он ушел?
— Не знаю.
— Когда придет?
— Тоже не знаю.
— Так я его подожду.
Лакей провел Леона в гостиную, зажег свечи и удалился.
В томительном ожидании он просидел всю ночь: стало уже светать; Роллан все не возвращался.
Тогда Леону пришло в голову, что если Роллан не идет, то, по всей вероятности, дуэль расстроилась; и он побежал в отель графа Артова.
Но и графа не было дома.
Роллан ушел из дому вскоре после ухода Рокамболя и отправился в клуб, надеясь прийти туда раньше Октава, чтоб не допустить разглашения предстоящей дуэли.
* * *
Но Октав, под впечатлением утренней встречи с графом Артовым, повиновался запрещению его — выходить из дому. Приятель, присутствовавший при этой встрече, гакже не явился, и, следовательно, никто из членов не знал о случившемся.
Прождав напрасно около трех часов, Роллан, крайне раздосадованный равнодушием Октава, решился отправиться к нему на дом.
Октав лежал у себя на диване, одетый в туфли, халат и ермолку.
— Что это, — вскричал Роллан, остановясь на пороге, — ты с ума сошел!
— Почему это тебе кажется?
— Ты разве не получил моего письма?
— Получил.
— Ну?
— Я написал к Б.
— И он не пришел?
— Нет, приходил: завтра он заедет за мной в шестом часу.
— Твое равнодушие меня положительно удивляет: ты преспокойнейшим образом сидишь дома, когда завтра мне предстоит дуэль.
— Потому что я нахожусь под домашним арестом.
— Кто же тебя арестовал, блондинка или брюнетка? — насмешливо спросил Роллан.
— Господин, который завтра убьет тебя.
Он рассказал Роллану свою нечаянную встречу с графом Артовым и нисколько не скрыл свое впечатление страха.
— Знаешь, что я тебе посоветую? — проговорил наконец Октав.
— Что?
— Ночуй сегодня у меня.
— Это зачем?
— Графиня, пожалуй, опять приедет к тебе сегодня вечером или завтра утром, хоть ради того только, чтобы помешать дуэли.
Октав позвонил, велел приготовить Роллану постель и разбудить себя в пять часов.
Роллан спал очень плохо.
Лакей в точности исполнил приказание своего господина, разбудив его ровно в пять часов.
Маркиз де Б. точно приехал в назначенный час, принеся с собой две шпаги и ящик с пистолетами.
* * *
Октав велел заложить карету, и ровно в половине седьмого молодые люди приехали к Тронной заставе, на место дуэли.
Карета герцога де Шато-Мальи стояла уже у таможенной будки.
За час перед тем Рокамболь едва добудился графа Артова.
Граф чувствовал себя крайне изнуренным; глаза его принимали уже бессмысленное выражение.
Граф скоро оделся и вместе с Рокамболем сел в купе.
Как только экипаж повернул за угол, Рокамболь вышел из него, сел на верховую лошадь и во весь опор помчался в Сюренскую улицу.
Спустя несколько минут он вышел из своего мезонина кучером, в ливрее лакея герцога де Шато-Мальи.
В это время граф приехал к герцогу де Шато-Мальи.
— Представьте, — сказал граф, — сейчас, въезжая в ваш двор, я забыл, зачем к вам еду. Но теперь поедемте, мне хочется скорей убить Роллана де Клэ.
— Бедняжка, — подумал герцог, взглянув на бессмысленное лицо графа, — горе помрачило ему рассудок.
В это время вошел Цампа.
— Ваше сиятельство, — обратился он к герцогу, — сегодня ночью ваш кучер сильно заболел и прислал на свое место английского кучера, служившего у лорда К.
— Хорошо, — отвечал герцог.
— Нам пора ехать, господа, — обратился он к графу и секунданту, гвардейскому офицеру.
Они сели в карету, и Рокамболь погнал лошадей с ловкостью и умением опытного кучера.
Они первые приехали на место, но вскоре приехал и Роллан.
Граф Артов был всю дорогу необыкновенно весел, но, выйдя из кареты, он сразу впал в какое-то мрачное оцепенение. Затем твердою поступью подошел прямо к Роллану, стоявшему между своими секундантами, и измерил его взглядом с головы до ног.
— Милостивый государь, — обратился он к нему, — вы должны меня выслушать, ибо от этого зависит честь вашей жены…
— Моей жены! — воскликнул изумленный Роллан.
— Я оклеветал вашу супругу, простите меня… Ваше сиятельство, — продолжал граф, и глаза его засверкали каким-то странным блеском, — меня зовут Ролланом де Клэ, вас — графом Артовым… мы оба дворяне и…
— Вы с ума сошли, — проговорил изумленный Роллан.
— О, простите меня! Я оскорбил прекрасную и благородную Баккара… но на коленях умоляю вас о прощении.
И граф опустился перед Ролланом на колени. Все присутствовавшие вскрикнули в один голос: