Почему еврейские авторы настаивают на наличии у Ленина еврейской крови, вероятно объясняется тоже очень просто: Ленин — "умник" эпохального значения. Не может быть, чтобы у такого "умника" не было еврейской крови. Это, вероятно, приятно щекочет национальное самолюбие иного еврея, если даже он антиленинист. Интересная история произошла с одним калмыцким поэтом, которому захотелось похвалиться калмыцкой кровью в Ленине. Как рассказывает А.Глезер (в книге "Человек с двойным дном"), известный калмыцкий писатель Давид Кугультинов, выкопав в архивах соответствующие документы, написал поэму о калмыцкой бабушке Ленина. В ожидании восторгов и похвал от "интернационалистов" поэт решил направить поэму прямо в газету "Правда". Но вышла неожиданная и удручающая для автора осечка — поэму отклонили. Глезер знает почему: "О, сколько хлопот с тобой, дружба народов". Народному поэту Калмыкии Давиду Кугультинову это невдомек, и он настаивает на том, чтобы напечатать в "Правде" свою поэму, в которой дедушка Ленина фигурирует как калмык, что вроде бы соответствует архивным документам. Кугультинова уговаривают не рыться в "божественной родословной". Какая разница для революции и пролетариата, кто по национальности дедушка (или бабушка) вождя?! Но поэт упрямится: Если нет разницы, то зачем скрывать?" Разница для "старшего брата", вероятно, есть. В самом деле, что получится, если начнут писать поэмы и трактаты о своей причастности к родословной Ленина немцы, шведы, евреи, монголы? Ведь у русского шовиниста, нарядившегося в костюм "интернационалиста", это вызывает неприятные ассоциации: Россией правили татары, монголы, после Елизаветы Петровны — сплошь немцы, во время Ленина — евреи, во время Сталина — кавказцы, а теперь еще выясняется, что сам вождь великой русской революции совсем не русский, а интернациональный гибрид, да еще с примесью ненавистной монгольской крови. Калмыцкому поэту не очень вежливо напомнили, чтобы не лез в родственники к Ленину.
Мне кажется, что главный тезис о природе большевизма, который я выдвинул в своей английской книге, сегодня звучит убедительней, чем тогда. Поскольку книга не выходила по-русски, позволю себе привести этот тезис. Я утверждал тогда: "Большевизм не есть идеология, он есть организация. Идеологией ему служит марксизм, постоянно подвергаемый ревизии в интересах этой организации. Большевизм и не политическая партия в обычном смысле этого слова. Большевизм не является также и "движением", основанным на мозаике представительства разных классов с его аморфными организационными принципами, эмоциональным непостоянством масс и импровизированным руководством. Большевизм есть иерархическая организация, созданная сверху вниз, на основе точно разработанной теории и умелого ее применения на практике. Организационные формы большевизма находятся в постоянном движении в соответствии с меняющимися обстоятельствами и временем, но внутренняя структурная система остается неизменной. Она сегодня такая же конспиративная, какой она была в царском подполье до прихода большевиков к власти". (Abdurakhman Avtorkhanov, The Communist Party Apparatus, Chicago, 1966). Другими словами, марксизм лишь идеологический колпак на волюнтаристской голове гениального русского Бланки. Ничто так не чуждо Ленину, как марксистский детерминизм. Революция — да, диктатура — да, социализм — да, но не потому, что они неизбежно вытекают из естественно-исторических законов возникновения, развития и гибели капитализма, как утверждал Маркс, а потому, что их можно и нужно организовать разумом вождей и волей революционеров. Отсюда альфа и омега ленинизма — это организация, строго централ истекая, конспиративная, иерархическая из самоотверженных и дисциплинированных профессиональных революционеров с целью вызвать в России "пролетарскую революцию", которая, если следовать марксизму, могла бы произойти в крестьянской России через 100–200 лет. Сам раскол Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) в 1903 г. на ее II съезде на большевиков и меньшевиков произошел не по вопросам программы партии, а по вопросу об организационных принципах структуры партии, сначала по поводу первого параграфа Устава партии.
На утверждение съезда были представлены два важнейшие документа в жизни любой политической партии: Программа партии (докладчик Мартов) и Устав партии (докладчик Ленин). В Программе партии содержалась пресловутая идея "диктатуры пролетариата", как цели партии. Она отсутствовала в программах всех социалистических партий как во время Маркса и Энгельса, так и после них (правда, о ней вскользь упомянуто в программе австро-марксистов). Эту идею включили в русскую Программу, при полном согласии между собой, все готовившие ее члены редакции газеты "Искра", — Плеханов, Ленин, Мартов, Аксельрод, Засулич и Потресов. А вот по первому же параграфу Устава разыгрались горячие и непримиримые разногласия. И это неслучайно. Автор Устава Ленин сформулировал в нем (правда, пока только эмбрионально) будущий большевизм, едва заметный, и то только наметанному глазу. В самом деле, сравните между собой два варианта первого параграфа, по которым так страстно спорили делегаты на нескольких заседаниях.
Вариант номер один: "Членом Российской социал-демократической рабочей партии считается всякий, принимающий ее программу, поддерживающий партию материальными средствами и оказывающий ей регулярное личное содействие под руководством одной из ее организаций".
Вариант номер два: "Членом партии считается всякий, признающий ее программу и поддерживающий партию как материальными средствами, так и личным участием в одной из партийных организаций".
Внешне кажется, что между двумя вариантами почти нет особенного расхождения. Но оказывается, есть расхождение, да еще фундаментальное. Первый вариант расширяет рамки партии и делает партию доступной широким массам, особенно интеллигенции. Второй вариант суживает рамки партии и условием принятия в партию ставит личное участие в одной из партийных конспиративных организаций. Автором первого варианта был Мартов, второго — Ленин. Был принят вариант Мартова 28 голосами против 22, вариант Ленина был отклонен теми же 28 голосами. За Ленина голосовали 23 делегата. Так что если судить по этому расколу — то первыми "большевиками" были мартовцы, а "меньшевиками" ленинцы.
Только во время второго раскола, когда происходили выборы новой редакции "Искры" и состава ЦК — большинство получили ленинцы, ввиду ухода со съезда групп, поддерживавших Мартова в первые дни съезда ("бундовцы", "экономисты" и др.).
Аргументы авторов двух вариантов и участников в прениях показывают, что речь шла не об идеологических разногласиях, а о важном и субстанциональном: какая должна быть русская социалистическая рабочая партия — социал-демократической партией западного типа или социал-диктаторской партией бланкистско-ткачевского толка. Мартов аргументировал свою позицию так: "Чем шире будет распространено название члена партии, тем лучше. Заговорщическая организация для меня имеет смысл лишь постольку, поскольку ее облекает широкая социал-демократическая партия". Ленин отвечал: "Нам нужны самые разнообразные организации всех видов, рангов, оттенков, начиная от чрезвычайно узких и конспирированных, и кончая весьма широкими, свободными, lose Organisationen. Необходимый признак партийной организации — утверждение Центральным Комитетом… Всякий член партии ответственен за партию и партия ответственна за члена партии". Мнение большинства делегатов съезда, отвергших ленинский проект первого параграфа очень ярко выразил делегат съезда, "экономист" Акимов, заявив, что Ленин стремится "внести в наш устав чисто аракчеевский дух" (Везде цитаты из протоколов "Второго съезда РСДРП"). Интересно и важно отметить, что, по признанию самого Ленина, большевизм разошелся с меньшевизмом не по программным, не по тактическим вопросам, а только по вопросам организационным. Главный "оргвопрос" для Ленина — это взять на себя руководство "Искрой", а во главе двух других органов партии — Совета партии и ЦК поставить своих сторонников, что ему и удалось во время выборов. Вот тогда, разгадав цель Ленина, Мартов вышел из редакции — отсюда и раскол на две фракции: большевиков и меньшевиков. В работе "Шаг вперед, два шага назад" Ленин писал: "Разногласия сводятся не к программным и не к тактическим, а лишь к организационным вопросам… В сущности, в спорах о первом параграфе стала намечаться вся позиция оппортунистов в организационном вопросе… их вражда построения партии сверху вниз”. Ленин считал нужным подчеркнуть в той же работе, что "оппортунизм в организационном вопросе" свойственен не только русским меньшевикам, но и всей международной социал-демократии. Только себя одного он считал на верном пути во всем мире, когда писал: "Указанные мною принципиальные черты оппортунизма (автономизм, барский или интеллигентский анархизм, хвостизм и жирондизм) наблюдаются (с соответственным изменением) во всех социал-демократических партиях всего мира". Ленин писал, что Троцкий правильно разгадал его идею, когда говорил: "Наш устав представляет организованное недоверие со стороны партии ко всем ее частям, то есть контроль над всеми местными, районными и национальными организациями". Таковы ведь устав и практика КПСС и по сегодняшний день. Зато Ленин обошел молчанием брошенное ему в лицо обвинение старой революционерки Веры Засулич, что Ленин претендует на роль Людовика XIV в нашей партии: "Партия для Ленина — это его "план", его воля, руководящая осуществлением плана. Это идея Людовика XIV: "Государство — это я", "партия — это я, Ленин" ("Искра", 25 июня 1904 г.). "План" Ленина — это не фантазия, не партийная болтовня, а его собственный, весьма конкретный план конспиративных действий. В "Письме к товарищу о наших организационных задачах" Ленин дает директивные указания, в которых "Катехизис революционера" Нечаева переработан в "Катехизис революции" Ленина:
