Рейтинговые книги
Читем онлайн Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник) - Джозеф Джефферсон Фарджон

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 20

– Вы проницательны, – пробормотал Пратт, – хотя я не согласен, что есть какая-то вторая половина.

– Разве вы не изображали вторую половину в свои двадцать лет? Я помню картину «Песня юности».

– Боже, пощадите! – простонал Пратт. – Неужели эта ужасная песня будет преследовать меня до самой могилы? К тому же, – добавил он, – разве вы можете помнить ту кошмарную древность? Судя по вашему облику, ваша память не может простираться так далеко в прошлое.

– Я стою в тени.

– Так выйдите на свет!

Надин, поколебавшись, выполнила его просьбу.

– Я верен своему недоумению! – заявил Пратт, глядя на нее. – На вид вам не более двадцати лет. Теперь, полагаю, вы заклеймите меня за волокитство? Нет, этого я не вынесу, особенно после воскрешения моей «Песни юности»! Помилуйте меня, прежде чем полностью обелю себя сам!

– Я вас прощу, – промолвила Надин, отбрасывая сигарету, – только в отбеливатели не гожусь.

– Вот и слава богу!

Она вернулась в дом. Пратт проводил ее взглядом и шагнул на темную лужайку. От нее дорожка вела через кусты в мастерскую.

Придя туда, он стал хлопать себя по карманам, ища ключ. Днем позирования не было: холст заменили лошади. Завтрашнее позирование тоже было под большим вопросом. Предстояло выгнать из Флэншемского леса оленя-рогача и обречь его на смертельный бег – какая там живопись?! Что ж, он мог наложить несколько мазков и закончить портрет в воскресенье. Время поджимало, если следующей предстояло позировать Рут Роу.

– Куда, черт возьми, задевался ключ?

Пратт увидел ключ в замочной скважине и припомнил, что сам, наверное, забыл его здесь, когда приходил в мастерскую с Роу перед чаем, чтобы договориться о портрете Рут.

Он отпер дверь и вошел в большую комнату. Портрет Рут по сравнению с портретом Энн обещал быть скучной работой. В Рут нечего было изображать, а вот в Энн приходилось вскрывать бездонные глубины. Пратт их обнаружил, научился в них заглядывать. Портрет ему нравился, поскольку бросал автору вызов. «Никакого обеления, дитя мое. Мы им покажем! Наше сотрудничество сотворит чудо. Обычно понимание даровано только мне, но ты тоже понимаешь, в этом все дело!»

Приезд Эрншоу добавлял работе оттенок иронического оправдания. Пусть Энн продает свою душу, как они все, – или миф, который принято называть душой… Пратт включил свет и повернулся к портрету достопочтенной Энн Эйвлинг. Портрет был почти уничтожен широким длинным мазком краски. Темно-красное уродство начиналось у правого уха Энн и спускалось по диагонали, поперек ее темно-зеленого костюма для верховой езды. «Что-нибудь рано или поздно вас расшевелит», – прозвучали у него в голове слова Надин, будто кто-то включил на всю мощь невидимый динамик. Его пробила дрожь, он вступил в бой с чувством унизительной уязвимости. «Здесь кто-то сошел с ума, – подумал Пратт. – Приступ сумасшествия!»

Он вспомнил собственный приступ непреодолимого гнева в коридоре у своей двери. Бывает и такое…

Пратт отвернулся от холста, стараясь успокоиться. Оглядел мастерскую. На другом мольберте стояла большая картина – олень, написанный самой Энн. Он был нехорош, хотя Энн удалось передать дикий страх в оленьих глазах – притом что ей, охотнице, не дано было почувствовать этот страх. Несколько секунд он всматривался в глаза животного, потом снова уставился на испорченный холст.

– Что за игры? – воскликнул Пратт. – Не знаю, будет ли у меня удовольствие написать того, кто это сделал…

Он посмотрел на часы. Они показывали без пяти семь. Пратт выскочил из мастерской, запер дверь, сунув ключ в карман. На земле белел окурок. Он нагнулся и подобрал его.

По тропинке кто-то шел. Пратт ринулся вперед и схватил идущего. Им руководил безотчетный инстинкт. Его ударила в грудь чья-то рука, и он пошатнулся. Когда Пратт опомнился, рядом уже никого не было.

В конце тропинки его поджидала фигура.

– Добрый вечер, – раздался мужской голос.

Пратт взглянул на внезапно выплывшее из темноты лицо и улыбнулся:

– Добрый вечер, мистер Чейтер!

– Вы угадали. Мы ведь не знакомы?

– Нет, потому я и угадал. Методом исключения. Вы приехали на поезде в 17.56?

– Верно.

– Вы здесь впервые?

– Да. Милое местечко, не правда ли? Я решил предпринять ознакомительную прогулку.

– Боюсь, в темноте вы мало что увидите.

– Хотя бы научусь ориентироваться. Куда ведет эта дорожка? Тот дом – конюшня? – Чейтер пытался проследить взглядом теряющуюся в темноте тропу.

– Нет, мастерская.

– Значит, тут орудует живописец?

– Во всяком случае, так он себя называет. Вы интересуетесь живописью?

– Не особенно. Кто он такой?

– Его зовут Лестер Пратт.

– Сам Лестер Пратт? Он, кажется, нынче в моде?

– Людям нравятся его работы.

– Всем?

– Тем, кто готов платить за них большие деньги.

– В таком случае он может быть спокоен. Здесь он пишет чей-то портрет?

Пратт немного помедлил, а потом ответил:

– Только что я видел портрет, который он сейчас пишет.

– Хороший?

– Ему нравится.

– Чей портрет?

– Дочери лорда Эйвлинга.

– Дочери, а не жены?

Это было произнесено небрежно, но Пратт понял, что за ним пристально наблюдают.

– Я сказал: дочери! – бросил он.

– Конечно, – улыбнулся Чейтер. – Она хороша собой, хотя я видел ее мельком. Она вот-вот обручится или еще что-то?

– Я вас правильно понял?

– А?..

– Про «еще что-то».

Улыбка Чейтера превратилась в смех, в темноте блеснули его зубы.

– Я никого не хочу обидеть, – объяснил он. – Жених – Эрншоу, наверное? – Пратт не ответил, и он продолжил: – Надеюсь, я не злоупотребляю вопросами. Просто когда ты новичок, полезно кое-что выяснить. Это часто спасает от оплошностей. Вообще-то, среди моих грехов не фигурирует любопытство.

– Это никогда не пришло бы мне в голову, мистер Чейтер, – проговорил Пратт с иронией, но его слова не произвели на собеседника впечатления.

– Честно говоря, мне бы тоже хотелось взглянуть на ту картину, – промолвил Чейтер. – Мастерская не заперта?

– Боюсь, заперта.

– Как же вы сами в нее попали?

– У меня есть ключ, я ее запер.

– Похоже, вы и есть Лестер Пратт!

– Он самый.

– Могли бы меня предупредить! Теперь я буду весь вечер вспоминать наш разговор и пытаться понять, не ляпнул ли какой-нибудь глупости. Или вы сами мне поможете? Я ничего не ляпнул?

В хладнокровном тоне Чейтера звучало нечто дешевое, нарочитое, почти оскорбительное, тогда как невозмутимость Пратта была наследственной.

– Вы же не заглядывали в мою мастерскую, – заметил художник. – Или все же заглядывали?

– Каким образом? Она же заперта!

– Десять минут назад она была открыта.

Выражение лица Чейтера изменилось – оно сделалось настороженным.

– Десять минут назад я здоровался с горничной, – сообщил он.

Часы над конюшней пробили семь.

– Понятно, – пробормотал Пратт. – Значит, вы не провели здесь десяти минут?

– Я только вышел – и сразу встретил вас.

– И больше никого?

– Простите, мистер Пратт, к чему этот разговор?

Пратт пожал плечами:

– Собственно, ни к чему. Увидимся за ужином.

Он собрался уйти, но Чейтер остановил его вопросом:

– Мы друг друга невзлюбили?

– Еще как!

Чейтер был того же мнения. Проводив художника взглядом до дома, он свернул на дорожку и зашагал к мастерской. Если бы Пратт не запер дверь, не видать бы ему за ужином тринадцатого гостя.

Когда вернулся Пратт, Балтин повязывал себе широкий белый галстук. Балтину нравилось все большое. Мягкая шляпа была такой широкополой, словно происходила из Италии, хотя на самом деле ее купили на Пиккадилли.

– Хорошо прогулялся? – спросил Балтин, не поворачиваясь.

– Отлично! – ответил Пратт, сбрасывая пиджак. – Но все равно не получил того удовольствия, какое получила бы на моем месте Эдит Фермой-Джонс.

Прославленный журналист воздержался от вопроса «почему?», зная, что сейчас последует объяснение.

– Мой дорогой Лайонел, Эдит Фермой-Джонс совершила бы сенсационное открытие и выдрала бы из своего романа первую главу.

– Единственное, чего я никак не научусь делать, не прикладывая усилий, – завязывать белый галстук, – проворчал Балтин.

– Ей пришлось бы начать повествование заново, слышишь, низкий лицемер? Да, Лайонел, напрасно я познакомил тебя с сюжетом ее сочинения. В нем наверняка будет фигурировать чудесное ожерелье на шейке привлекательной вдовы, двойная нить жемчуга – ты же любишь приводить цифры? – ценой не менее десяти тысяч фунтов стерлингов. Хочешь, разгони цену до двадцати тысяч! Эдит Фермой-Джонс наврет про пятьдесят. Только ожерелье не украдут! Во всяком случае, этого не будет происходить на протяжении нескольких глав, пока редактору не надоест и он не потребует от нее усилить напряжение. Нет, вместо этого будет изуродована картина. Согласись, это не так избито. Богато первоклассными возможностями для развития и вообще безукоризненный сюжетный ход. Мастерская, шторка натурщицы, манекен художника, странные картины на больших мольбертах, некто, прячущийся за одним из них… – Пратт запнулся, что-то обдумывая, а потом продолжил: – На изуродованной картине в мастерской мисс Фермой-Джонс будет изображена баронская дочь. Цена – тысяча гиней. И все коту под хвост из-за мазка какого-то. Замазано краской, дружище!

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 20
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник) - Джозеф Джефферсон Фарджон бесплатно.
Похожие на Тринадцать гостей. Смерть белее снега (сборник) - Джозеф Джефферсон Фарджон книги

Оставить комментарий