В Стокгольме
С Бантингом? Действительно с ним. А как же Бест и Коллип? Ну, их имена упоминались во время торжественных мероприятий, и в финансовом отношении их не обошли стороной. Маклеод расхваливал Коллипа сверх всякой меры и даже отдал ему половину своей денежной премии. Бантинг сначала сделал то же самое для Беста. Он всячески превозносил младшего партнера, но потом стал поносить шефа, несмотря на то что награду получил вместе с ним. Бантинг восседал на волне патриотического одобрения, так как был первым канадцем, посвященным в рыцари и сделавшим великое открытие в Торонто, на своей родине. Пребывая в таком пафосном состоянии, он обвинил Маклеода в том, что тот мешал проводить исследования. А вот современные исследователи науки сходятся во мнении, что Бантинг и Бест настолько бессвязно и небрежно проводили эксперименты и опубликовали так много необдуманных результатов, что без Коллипа и Маклеода их имена никогда бы не попали в анналы истории медицины. Кстати, и Бантинг лишь раз похвалил своего партнера Беста – тогда, в 1922 году.
После этого он утверждал, что всегда был главным в дуэте. В результате Бест стал ждать случая отомстить бывшему приятелю. И такой случай представился в 1941 году после смерти Бантинга. Бест во всеуслышание заявил, что именно он первым получил экстракт поджелудочной железы, который и был испытан на пациентах. Кроме того, он распускал слухи о том, что великий шеф Маклеод находился в Европе все то время, пока Бест искал инсулин и доказывал его клиническое действие. Выпады Беста, далекие от благовидности, подействовали. И сегодня во многих учебниках говорится, что открыли инсулин Бест и Бантинг, именно в такой последовательности, причем без всякой помощи со стороны. За это они якобы и получили Нобелевскую премию – так записано в некоторых книгах. Факт, на самом деле очень далекий от истины.
«Без Шекспира не было бы его гениальных пьес, а вот теория относительности появилась бы и без Эйнштейна»
Есть, разумеется, и такие ученые, которые не получили вожделенную награду в Стокгольме– кто-то их опередил или пошел другим путем, приведшим к триумфу. Так случилось с эмигрировавшим из национал-социалистической Германии во Францию, а затем в США биохимиком и эссеистом Эрвином Чаргаффом, работавшим в первые послевоенные годы над веществом, из которого состоят гены. Имеются в виду нуклеиновые кислоты; они то и являются генами. Компоненты клетки, сокращенно называемые ДНК (дезоксинуклеиновые кислоты), находятся преимущественно в ядре клетки и действительно ответственны за передачу наследственной информации. Они были известны еще с середины 1940-х годов. После 1952 года началась настоящая гонка – ученые разных стран жаждали понять, какова структура генов и что заставляет их удваиваться при делении клеток.
Одним из участников гонки был Эрвин Чаргафф, который хотел найти решение сам и исключительно с помощью своей науки – химии. Его конкурентом стал британско-американский дуэт Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон – эти двое принимали любую помощь и делали ставку на сочетание разных наук и разных методов. Сегодня мы знаем, что Уотсон и Крик выиграли – весной 1953 года они предложили миру знаменитую двойную спираль и были причислены к сонму самых знаменитых биологов XX века, а возможно, и превзошли всех. Один из них – Джеймс Уотсон – написал личный отчет о своей победе, который так и назвал – «Двойная спираль». Это изумительная книга, в течение многих лет возглавлявшая списки бестселлеров и получившая столько рецензий, что их хватило бы на толстый фолиант. Автором одной из рецензий был Эрвин Чаргафф, и она наконец-то подводит нас хотя и к нелепому, но, к сожалению, снова и снова повторяющемуся утверждению, стоящему в заголовке данного раздела.
«Процедура»
Многих читателей наверняка удивит это утверждение, так как они считают иначе. Ведь это правда, что произведений Шекспира без гениального драматурга бы не было. Что же касается теорий Эйнштейна, то мы снова и снова слышим о том, что, например, француз Анри Пуанкаре выдвигал похожие идеи и что голландец Хендрик Антон Лоренц также внес важный вклад. Если бы не было Эйнштейна, возможно, его теорию придумали бы Пуанкаре и Лоренц?
Эта мысль присутствует даже в романе «Процедура» современного нидерландского писателя Гарри Мулиша, в котором автор ссылается на приведенный выше пример с двойной спиралью. Герой Мулиша биохимик по имени Виктор Веркер высказывает следующее мнение:
Если бы Уотсон и Крик не расшифровали структуру ДНК, то в ближайшие два-три года это сделал бы кто-нибудь другой, но то, что справедливо в науке, невозможно в литературе, поскольку кто бы ни пришел после Уотсона, он бы, в конце концов, не написал бы эту книгу (“Двойная спираль”).
А Веркер извлекает из этого для себя следующий урок:
То же самое касается и моих собственных исследований; но если бы Кафка не написал свой “Процесс”, то этот роман остался бы ненаписанным до скончания веков. Одним словом, нам, ученым, подобает быть скромнее.
По всей вероятности, и многие читатели, сферой деятельности которых являются естественные науки, согласятся с этим замечанием, поскольку они точно так же видят разницу между искусством и наукой – и тем самым умаляют значение собственного труда, замечают они это или нет. То, чего не достиг сегодня ученый А, завтра достигнет ученый Б или, самое позднее – послезавтра – ученый В, полагают они. Но вот то, что сегодня написал поэт Г, никто другой не напишет никогда.
За этим упорно сохраняющимся предубеждением кроется, пожалуй, неопровержимое мнение о том, что, действительно, существуют особые гениальные люди, создающие художественные творения, а наука продвигается вперед силами тоже гениальных, но взаимозаменяемых ученых. А потом к ним приходит слава, и пример Уотсона как раз это и подтверждает.
Удивительно, что Мулиш так пишет, хотя и очень высоко оценивает литературный труд Уотсона – его вторую двойную спираль. Сравнение публикации 1953 года, в которой впервые была описана структура наследственного материала, с произведениями искусства первоначально было использовано для того, чтобы умалить значение автобиографического текста Уотсона. Это возвращает нас к биохимику Чаргаффу, который сыграл важную роль на пути к двойной спирали и упоминается в личном отчете Уотсона. «Литературная» двойная спираль вообще не понравилась Чаграффу, он отверг ее еще в год появления из принципиальных соображений. В одной из рецензий он пишет, что естествоиспытатели – не очень интересные люди, которые, в отличие от художников, ведут скучную и однообразную жизнь. Он объяснил также, почему биографии людей искусства намного богаче. Дело в том, утверждает Чаргафф, что между всегда уникальными творениями художников, с одной стороны, и нередко банальными созданиями естествоиспытателей с другой существует важное различие. И вот тут-то со всей очевидностью возникает аргумент, отзвук которого три десятилетия спустя можно найти у Мулиша и который сидит в голове у большинства. «Тимон Афинский», как пишет Чаргафф, никогда не был бы написан, а «Авиньонские девицы» не появились бы на холсте, если бы не было Шекспира и Пикассо. Но о каких естественнонаучных достижениях можно утверждать то же самое? Разве не является правдой то, что вакцины против бешенства появились бы и без Пастера, равно как и модель атома – без Бора, а двойная спираль – без Уотсона и Крика?
Произведение и его содержание
Тот, кто на вечеринках или при других обстоятельствах выскажет мнение Чаграффа, заметит, что с ним соглашаются почти все, даже Гарри Мулиш, хотя он из осторожности вкладывает эти слова в уста естествоиспытателя. Таким способом, к сожалению, он поясняет, что многие исследователи верят в уникальность художественных творений и в случайность научных открытий. И все же Мулиш повышает уровень сравнения, поскольку в то время как Чаграфф приводит в пример самое слабое произведение Шекспира, чтобы лишить работу Уотсона и Крика малейшей претензии на качество, писатель обращается все-таки к главному творению Кафки.
Остается непонятным, почему ни Мулиш, ни другие ученые даже спустя десятилетия не заметили, что сделанное сравнение было не только неправильным, но и бессмысленным. Ведь тут сравнивается нечто изначально несопоставимое, а именно роман или театральная пьеса, с одной стороны, и результат научного исследования – с другой. «Процесс» – это роман, «Тимон Афинский» – драма, двойная спираль – структура, а концепция атома Бора – модель. Первое – это произведения, второе – содержание, и если сравнивать и то и другое, то может получиться только бессмыслица. Следует задать себе вопрос, почему же это нелепое предубеждение упорно держится так долго, особенно среди поэтов с высокими интеллектуальными запросами, которые обычно охотно следят за новостями в научной среде.
