добавила Адель. — Хотела бы я присоединиться к ним.
Я улыбался, смотря на облака. Хоть это и некрасиво – лежать и подслушивать, но… Я чуть было не прикончил сотню-другую людей. Так что такое небольшое злодейство моя совесть простит.
— Да ты никак влюбилась, сестра?
От вопроса Акселя я замер.
— Влюбилась? Не думаю. Я восхищаюсь им как человеком. Это не любовь. И я на него в обиде даже.
— Почему?
— Он смог вылечить Ван Болая, которого даже Слабые Эвольверы не могли спасти. Ещё, если верить слухам, Нацуко ранили в сердце. И Владислав смог спасти и её. Но почему он не лечит тебя? У тебя же не настолько серьёзные раны, а…
— Сестра…
— Нет, ну правда! Мы с тобой копим деньги на то, чтобы позвать Слабого Эвольвера. И нам ещё как минимум полгода надо, если не больше. Но Владислав может в любое время такого к тебе отправить! А ты говорил, что я нравлюсь ему. Скорее всего, он почувствовал мою способность, поэтому так себя вёл. Я ему нужна как боец.
— Ты не права, — холодно ответил Аксель. — Ты не понимаешь, что мы можем копить деньги только благодаря ему? И живём в этом доме тоже благодаря ему. Ты стала Эвольвером благодаря ему, ты не скрываешься от семьи, ты можешь жить как нормальный человек. Вспомни наш план. Сколько сложностей нам бы пришлось пережить?
— Да, ты прав… Прости. Я всё понимаю, но это что-то внутри. Что-то нехорошее, когда хочешь больше и больше. Но я же не скажу ему, что недовольна чем-то. Я открываюсь тебе, самому близкому человеку на свете. Или даже с тобой мне нельзя рассказывать то, что у меня на душе?
Я лежал на крыше и смотрел на лениво плывущие облака. Краски потухли, мир будто посерел. Мыслей не было. Но это не то чувство, когда тебе легко, когда все тревоги отступают. Нет. Сильнейшая апатия накрыла меня.
Мне не хотелось шевелиться, я желал лишь лежать и не двигаться. Разговор Акселя и Адель превратился в фоновый шум, я не различал смысл слов.
Адель с Акселем закончили беседу и уехали. А я продолжил лежать.
— М-м-мяу!
Я вздрогнул и повернул голову. Ко мне подкрадывался чёрный кот с белой проплешиной на лбу – наверное, старый шрам. Он прыгнул и попытался лапой подцепить бинт с моего лица. Я рефлекторно оттолкнул кота ветром. Того отбросило к краю крыши. Кошак ловко приземлился на четыре лапы и зашипел на меня, выгнув спину.
— Прошу прощения, — пробормотал я, садясь. Затем с трудом встал. Казалось, что во мне совершенно не осталось энергии. Ноги с трудом слушались.
Ветер подхватил меня, и я взлетел. Повернулся в сторону центральной площади и устремился туда. Мыслей до сих пор не было.
Издали я увидел летающие над пирамидой вертолёты. Такое в Брюсселе бывает, если сбежали Эвольверы или Бельгийские собираются войти в пирамиду. Решив переждать, я приземлился перед площадью, в парке, у небольшого круглого фонтана, стоящего в центре аллеи. Обычно здесь патрулируют солдаты, но сейчас их, скорее всего, стянули к пирамиде. Я снял перчатки и окунул ладони в воду. И только сейчас заметил, что не один.
На бортике фонтана сидела девушка лет тридцати. Одетая во всё чёрное, в чёрной изящной шляпке-канотье. На коленях чёрный зонтик. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
— Вам плохо? — неожиданно хриплым, будто прокуренным, голосом спросила она.
— Да, — не стал отрицать я.
— Вы кого-то потеряли?
— Я потерял сердце.
— Но вы живы. Значит, потеря некритичная.
— Всё оказалось иллюзией. Я давно потерял её.
Сам не заметил, как из глаз покатились слёзы.
— Я потерял её, когда вернулся. Оставил там, в будущем. Оставил одну против целого мира.
— Она жива?
— Нет… Да. Нет. Не знаю.
— Но вы живы. У вас есть близкие люди? Есть те, кого вы хотите защитить?
Перед глазами моментально всплыли лица мамы, деда, Мейли, Мирославы и других ребят из Синдиката.
— Есть.
— Тогда живите ради них, если не хотите жить ради себя. Найдите новое сердце.
Я только сейчас пригляделся к девушке. Не особо симпатичная, но с чарующим шармом, загадочностью. Глаза серые, волосы тёмные, собранные в аккуратную причёску. А на шее, с левой стороны, – татуировка паука. Большая такая, словно живая. На пальце серебряное кольцо с чёрным алмазом. Девушка часто смотрит на него, поглаживает. В эти моменты в глубине её глаз мелькает растерянность.
— А вы? — задал вопрос я. — Кто вы? Что вас тревожит?
Девушка выглядела грустной, даже расстроенной.
— У меня никого нет. Я одна в этом мире. Но иногда мне кажется, что я потеряла кое-кого. И я ищу его. Ищу, чтобы вернуть. Странно звучит, да?
— Не страннее, чем моя исповедь.
— Это да. Как вы могли оставить кого-то в будущем?
— Это метафора, — пробормотал я, понимая, что сболтнул лишнего.
— И что она означает?
— Разве это важно? А что вы тут делаете?
— Хотела посмотреть, как Бельгийские войдут в пирамиду.
— Зачем?
— Разве это важно? — девушка слегка улыбнулась.
Она слезла с бортика фонтана, отвела назад правую руку с зонтиком, левую приложила к груди и слегка поклонилась:
— Рада была с вами познакомиться, незнакомец, одетый в плед. Спасибо, что развеяли мою скуку. И поправьте бинты на лице, они слегка сбились.
— Как вас зовут? — спросил я, продолжая сидеть.
— У меня много имён. Но для вас я придумаю особенное, индивидуальное. М-м-м, пусть будет Шарлотта. Да, запомните меня как Шарлотту.
Девушка пошла по аллее к выходу из парка, куда абсолютно бесшумно подъехал чёрный тонированный автомобиль.
Я смотрел вслед девушке, которая даже не спросила моё имя. Поправил бинты на лице. Почему-то после разговора стало легче. Сегодня я потерял Адель. Навсегда. Я оставил её в лечебной капсуле, в том будущем. Сбежал, как последний трус, бросив любимую. И никогда больше её не верну. Всё остальное – иллюзия. Адель в этом времени совершенно другая. Она не прошла тех испытаний, она не пережила тех трудностей. И я другой. Не нуждающийся в любви и понимании
