ее переместили из одних рук в другие. Но это и к лучшему. Наверняка бы, не захотела идти к самому суровому мужчине из всех здесь присутствующих солдат.
Он вызывал у меня непроизвольное доверие, что было удивительным из-за того, что я являюсь пленницей. Но стоило ему только раз глянуть на меня, забирая девочку, и я поверила. Он и вправду не причинит вреда. Глаза у него были не злыми. Просто мрачными и задумчивыми. Его явно что-то сильно беспокоило.
Об этом я размышляла всё то время, пока шла за ним. В голове возникла куча вопросов. Кто они? Куда они меня ведут? Зачем? Что им от меня нужно? Уж я-то точно не известная шишка, чтобы отдавать за большие деньги. Тогда что? Внутренности сжимались от неизвестности.
Через еще пять минут мы подошли к входу в отдельную каюту, располагавшуюся особняком в тупике коридора. Он надавил на квадратную панель. Полоска сканера прошлась вдоль ладони и дверь с тихим шипением отъехала в сторону. Велев охраннику, все это время шедшему за нами, возвращаться, он впустил меня первой и зашел следом.
Мы оказались в кабинете, а не в каюте, как я вначале подумала. Мужчина указал жестом на узкий двуместный диванчик. Я села. Он осторожно, чтобы не разбудить, посадил рядом Ташу. Та, слегка пошевелившись, положила голову мне на колени и продолжила спать. Я даже ей позавидовала. Какой крепкий детский сон! Мужчина сделал шаг назад и замер, давая возможность осмотреться. Я обвела взглядом помещение.
Мы находились в квадратном кабинете четыре на четыре. В дальнем левом углу стоял стол с комом, креслом и этажеркой возле. На этажерке были аккуратно наставлены какие-то раритетные предметы и даже горшок с синим цветком. Перед столом два мягких стула и еще диван, на котором сидела я.
После осмотра помещения, я перевела взгляд на стоявшего передо мной в молчании херонца. Он ждал моего внимания. Высокий, около двух метров, он был весьма хорошо и пропорционально сложен. Гор мышц там не наблюдалось, но через облегающий кожаный черный костюм все равно виднелись сильные жилистые руки, широкие плечи и грудная клетка, сходящая в узкую талию и бедра. Таких у нас на земле называют атлетами. Ничего лишнего. Однако в каждом изгибе читалась сила и хищная мягкость. Взгляд задержался на сильных ногах. Подобные ноги я видела по голосети у спортсменов, занимающихся конькобежным спортом.
Затем я перевела внимание на его изучающие глаза. Еще тогда, как только я их увидела, мне они показались неестественными и пугающими, но теперь, присмотревшись, поняла, что они даже приятны на вид. Очень умные и проникновенные, осмысленные. А еще по еле заметной паутинке морщинок я догадалась, что этому мужчине уже немало лет. И нос. Его ноздри опять трепетали, показывая, что он напряженно внюхивается. Неужели у этих существ острое обоняние? От этой мысли стало неловко, так как у меня не было возможности в эти дни где-либо помыться. И я явно не пахла одуванчиками. Ужас! Именно из этих размышлений меня вывел его удивительно приятный баритон:
— Я тебя купил.
Внутри от этих слов все резко оборвалось и больно рухнуло на пятки. Как купил? Что это значит? Миллион предположений взорвало мозг. Кем же я тогда стала? Его рабыней? Женой? Или еще, что пострашнее? Правда, он бы тогда так со мной не панькался. Значит, что-то другое, более щадящее. Но что? Я насторожилась и незаметно для себя затаила дыхание, ожидая объяснения. Он продолжил:
— Мне нужна твоя помощь. Но добровольная.
Вот тут я совсем потеряла всякую возможность что-либо понимать. Удивленно распахнув глаза, я все-таки смогла ответить:
— Что вы от меня хотите? — голос предательски дрожал.
Он с сомнением поджал губы, словно не решался на что-то. Нахмурил брови, а глаза стали блестеть от увеличившихся зрачков.
— Спаси моего сына.
Теперь я вообще ничего не понимаю.
— Как спасти? От чего спасти? А я причем?
Он глубоко и терпеливо вдохнул и выдохнул, словно собирая остатки смирения. Видимо, он не привык к подобным разговорам.
— Мой сын болен.
— Я не врач!
Он покачал головой.
— Мне нужен не врач.
— Я не сиделка!
— И не сиделка… — херонец сделал выразительную паузу, а потом с нажимом произнес: — Мне нужна женщина, умеющая сочувствовать и заботиться.
Я непонимающе моргнула, раскрывая рот, как задыхающаяся рыбка.
— Выслушай меня, а потом спрашивай, — он присел передо мной на корточки так, чтобы я не задирала голову, и продолжил: — Видишь ли, три полных стандартных цикла назад он подхватил одну болезнь, которую в целом удалось вылечить, но она сказалась на его психике. Мне сложно объяснить то, что даже сами врачи понять не могут, но они говорят, что ему станет легче, если о нём будет заботится женщина. Подобную заботу у нас может оказать или мать, или свободная женщина. Его родная мать умерла несколько циклов назад. А моя вторая жена не готова заботится о нем. Наши женщины не хотят дать ему такую помощь… Даже за деньги.
— А почему вы решили, что я смогу?
— Но ты же заботишься о чужом щенке!
— Вы говорите об этой девочке? — я изумленно кивнула на спящую Ташу. — А откуда вы знаете, что она не мой ребенок?
— По запаху.
Ах, вот почему он так старательно внюхивался в нас! Интересно, а слух у них такой же острый? А зрение? Говорят, что собаки близоруки. Так ли у этих херонцев? И вообще, о чем это я?
— Я… я… Я не… — мне казалось, что мне снится сон, и я скоро проснусь.
Он поднялся, подошел к этажерке, взял с нее узкую длинную коробочку и протянул мне. Я послушно приняла предмет, а глазами словно спрашивала: «Что это?».
— Это знак принадлежности моему Роду. Роду Фидмин. Приняв его, ты согласишься на помощь, о которой я тебя прошу. В моем положении я не смогу тебя заставить. Мне нужно твое полное согласие, ведь мой сын сразу поймет твою неискренность. Тогда всё будет напрасно… — Он неотрывно смотрел мне в глаза, от чего возникло чувство, что меня выворачивают наизнанку. Сделав минутную паузу, он моляще