некоторое время молча, стараясь продумать все до конца, как следует.
— Ехать в Бийск… — сказал он, как бы размышляя вслух, а на самом деле оттягивая время, чтобы хорошенько взвесить все «за» и «против». — Бесполезно, пожалуй, ехать в Бийск. Бочки так сразу все равно не достанешь…
Он еще помедлил, озабоченно покачивая головой и вздыхая и, наконец, со всей осторожностью опытного следопыта сделал первый шаг.
— А что, если… Мыслишка у меня завелась, — сказал он, глядя прямо в лицо Шраина. — Лесхоз тут один есть… Директора я хорошо знаю. Может, у них попросить? На время.
— Ну, конечно! — воскликнул Шраин, хватаясь за эту мысль, как утопающий за соломинку. — Где этот лесхоз, далеко?
— Километров семьдесят…
— Думаешь, у них бочки найдутся?
— Непременно.
— Ну, тебе и карты в руки!.. Езжай. Может, записку написать?
Официально чтобы…
— Не надо. Обойдусь. Лучше неофициально.
— Ну, хорошо. Езжай. Возьми вот с собой Евгения.
— Зачем? Не надо. Один управлюсь, — отмахнулся было Крохмалев.
Но Шраин вдруг проявил непонятное упрямство и настоял на своем.
— Возьми, возьми. Пусть прогуляется. Ему полезно.
3
До лесхоза езды оказалось не более часа, и Женька удивился, откуда тут семьдесят километров? Дома в поселке были, как на подбор, высокие, бревенчатые, с медово желтеющими двускатными крышами. Поселок был новый. Кое-где около оград лежали еще стружки, щепа, обломки кирпича, кучи ссохшейся глины — следы некой поспешности и необжитости. Около одного из таких домов, выходящих в улицу многоступенчатым крыльцом, Крохмалев остановил машину и пошел, как он сказал, разведать обстановку. Женька остался в кабине. Ждать пришлось долго. Видно, обстановка была сложная. Дверь поминутно хлопала, входили и выходили люди, а Крохмалева все не было. Женьке надоело бесцельное сидение, он выбрался из кабины и прошелся по улице туда и обратно. Над крышами домов струился легкий, расползающийся дым и к духмяному запаху тайги примешивался сытный дрожжевой запах деревенского хлеба.
Прошла девочка с коромыслом на плечах. Пустые ведра тихонько поскрипывали на металлических крючьях. А потом она шла обратно, чуть придерживая пальцами дужки отяжелевших ведер, и ведра плавно, в такт ее шагам, покачивались, расплескивая воду.
Крохмалева все не было. Видно, дела его не ахти как подвигались. «Вот работенка, — подумал Женька, — не бей лежачего…» Это он о себе подумал. И тут же успокоил себя: ничего, вот установится погода, тогда будет дел, хоть отбавляй.
Наконец, появился Крохмалев.
— Дело в шляпе! — сказал он весело.
— Дали бочки?
— А ты как думал! Кто ищет, тот завсегда найдет, — подмигнул.
Они поехали к складам, Крохмалев разыскал кладовщика и вручил ему записку. Мигом погрузили шесть металлических бочек, но возвращаться абориген, как видно, не спешил. Он походил вокруг машины, простукал каблуком колеса: «Резину бы поменять…» Подергал бортовые задвижки: «Подюжат». Все это он проделал обстоятельно, неторопливо и только после того, как убедился в полной исправности машины, как бы между прочим заметил, что есть одно попутное дело и надо его провернуть… Возможно, директор лесхоза попросил?
Они поехали в другой поселок. Дома там были поменьше, старые, с потемневшими крышами. Улица тянулась вдоль речки, в точности повторяя все ее изгибы. Сразу за селом с одной стороны виднелись горы, а с другой, где текла речка, сплошным массивом подступал лес. Оттого и казался поселок стиснутым, вытянувшимся в одну улицу на целый километр.
Они проехали почти всю улицу до конца, когда увидели маленького небритого человека, стоявшего обочь дороги. Крохмалев приоткрыл дверцу.
— На ловца и зверь идет, — сказал он. — Здорово, Семен.
И вылез из кабины с той же неспешностью, с какой он делал сегодня все свои дела. Они о чем-то посовещались, пришли к согласию, как видно, и Семен, потеснив Женьку, сел рядом.
— Теперь направо, — сказал Семен. Дорога пошла мелколесьем, гибкие лапы молодых лиственниц хлестали по стеклам. Почти поверху тугими жилами протянулись через дорогу корневые свитки, и машину крепко на них встряхивало. …Был еще один домик в лесу, обнесенный высоким тесовым забором, из-за которого виднелась только труба да крыша. «От кого они тут отгородились? — подумал Женька. — От медведей?» Семен вышел, открыл ворота, и абориген зарулил в ограду. Бочки скатили и поехали дальше порожняком. Женька не знал, куда и зачем они едут, терялся в догадках и сгорал от любопытства. Дорога все так же шла через лес, погруженный в зеленоватую сумеречь. Здесь, наверное, и в солнечную погоду свет едва проникал сквозь густое сплетение деревьев.
— Что-то я не пойму, — сказал Женька, — куда мы едем?
Крохмалев покосился на него и еще ниже склонился над рулем, почти налегая грудью.
— А ты не волнуйся шибко. Надо — вот и едем. И бочки привезем, и дело свое сделаем…
Как будто бочки — постороннее, чужое дело, а есть еще и «свое», ради которого едут они вот уже целый час.
— Береги нервы, — грубо посоветовал Семен, — а то загнешься раньше срока.
— Кто мне его положил, этот «срок»? — огрызнулся Женька. Семен не понравился ему с первого взгляда, даже прикосновения его костлявых плеч были неприятны и вызывали брезгливость.
— Природа положила, — сказал Семен. — Я вот недавно у одного профессора читал: человек по всем законам природы должен жить полтораста лет. Пол-то-рас-та! Понял? Это как минимум. А живет сколько? То-то и оно!.. А ты говоришь…
Женька ничего не говорил. Он не мог отвести взгляда от пробегавших мимо прямых и высоченных сосен, с бугристыми утолщениями снизу, и вольно, почти недосягаемо разветвившихся поверху.
Округлые стволы словно были подсвечены изнутри: янтарными подтеками проступала на них смола, и стойкий колобродящий запах носился в воздухе.
— Полтораста? — удивленно переспросил абориген. — Вот это да!..
Отчего же не получается такая длинная жизнь? Положено, говоришь, а не получается…
— Психика подводит, — сказал Семен и покосился на Женьку. — Профессор так и пишет: самоуничтожением занимается человек, жизнь свою укорачивает вдвое, втрое, а то и больше.
Крохмалев вздохнул.
— Как же без психики? Нельзя человеку без этого…
Семен загадочно посмеивался:
— А что, Егорыч, хотелось бы лет этак сто пожить? Вот бы наделали мы с тобой делов!..
— Кому нужны наши с тобой дела?
— Нам с тобой. Кому же еще!
— Только-то и всего…
Все вокруг было так прекрасно и чисто и столько жизни было в каждой веточке, в каждой травинке, что думать о смерти сейчас казалось нелепо и смешно.
Такого леса Женька никогда еще не видел и не представлял, что лес может его так поразить необычайностью красок — не пестротой и яркостью, а мягким отливом зеленого, желтого, синего… И таким же мягким переходом зеленого в
