– Вы ему верите? – спросила она.
– Я – ваш адвокат, Энни, – неловко пробормотал он. – Если вы говорите, что Керт изнасиловал вас, значит так оно и есть. Я не касаюсь вопросов правды и лжи, просто объясняю, что вас ждет впереди. Можете ли вы понять разницу?
Выражение в глазах девушки заставило его отвернуться.
– Послушайте, Энни, – повторил он. – Примите мой совет – сейчас не время думать о справедливости, главное – выжить. Помните о своей жизни – и личной, и профессиональной.
Не успел он договорить, как открылась дверь и высокий мужчина в дорогом костюме жестом позвал Джерри. Тот извинился и вышел в коридор. Несколько ужасных мгновений Энни ждала, вне себя от возбуждения.
Наконец Джерри вернулся один. Вид у него был довольный и пристыженный одновременно.
– Все в порядке, – объявил он. – Удалось договориться… надеюсь, вы согласитесь. Обе стороны берут жалобы назад. Счета от врача будут оплачены Кертом. Он сожалеет о недоразумении и надеется, что вы сможете обо всем забыть.
Адвокат нервно дернул себя за галстук.
– На ваш счет будет немедленно переведено десять тысяч долларов. Без лишнего шума.
Энни не сводила с него глаз. Несколько минут она молчала. Потом глубоко вздохнула.
– Я приняла решение. Возьму жалобу обратно, но деньги пусть оставит себе.
Джерри Стейнберг оглядел хрупкую фигуру Энни, спрятанную под простынями. Девушка много пережила, избита, изнасилована, но не сломлена. Пламя в ее глазах почти пугало его.
Джерри пожал ей руку и откланялся.
Наконец она осталась одна. Минуты складывались в часы, усталость боролась с гневом и отчаянием, изводя и выматывая девушку. Ночная тишина больницы только усиливала тревогу.
Энни изо всех сил пыталась бесстрастно оценить свое положение. Она знала: оказаться жертвой насилия – еще не конец света. Раны заживут, останутся шрамы, но боль утихнет.
На секунду она позволила себе роскошь закрыть глаза и в полусне предалась воспоминаниям о годах работы в агентстве «Сирена» – трех счастливых, беззаботных годах, приведших ее на порог настоящей славы и известности, подаривших успешную карьеру манекенщицы, и… о безрадостном сиротливом детстве. Тогда вся ее жизнь сосредоточилась в отце, спокойном, добром человеке, Гарри Хэвиленде – единственной опоре в жизни Энни, пока смерть не унесла его, когда ей исполнилось восемнадцать.
Слезы жгли глаза. Все, что хотелось Энни, – свернуться клубочком и укрыться от всех невзгод под его защитой, которую она принимала когда-то как должное. Казалось, прошли века с тех пор, как Энни могла рассчитывать на чью-то защиту.
Но строгий внутренний голос напомнил Энни, как бессмысленно искать утешения и защиты, ведь все, за что она боролась, было отнято, разрушено, провалилось в одну секунду, как лед над коньками беспечного конькобежца. Когда после внезапной кончины отца Энни осталась круглой сиротой, она быстро поняла, что боль потери – ее враг, способный разрушить жизнь и существование, поэтому необходимо употребить все силы и волю, чтобы придти к счастью и спокойствию.
Расставшись с расслабляющими эмоциями, она сделала карьеру и стала одной из лучших в своей профессии.
Выражение лица, с которым Энни приветствовала оптовых покупателей, было таким же деланным, как и улыбка, которой она встречала житейские невзгоды и неприятности. И ее план удался. В Нью-Йорке ее ждал успех, и жизнь вскоре пошла спокойно и гладко, так что Энни никогда не думала о себе как о человеке с неосуществленными желаниями и невидимыми шрамами в сердце.
Но сегодня Энни не могла отрицать очевидного. Насилие растерзало не только ее тело, но и душу. Торжествующая в своей несправедливости жестокость сжимала ее в своих тисках. Уверенность в том, что окружающий мир вовсе не враждебен ей, разбилась в прах. Гневные внутренние голоса звучали в ней, они то спорили и мучали ее, то пытались успокоить боль, причиненную ей злом. Энни не знала, как ей жить дальше с этим отвращением и сознанием беспомощности, она не могла смириться с ролью жертвы.
Энни терзалась так, пока боль, лекарства и усталость, слившись воедино, не побороли мятежный мозг. Так ничего и не решив, она заснула.
Она не сознавала, что именно сейчас ее душа, ее личность метались на границе двух дорог, столь непохожих одна на другую. Одна – продолжение спокойной, размеренной жизни, которую вела Энни после смерти отца, другая – незнакомая, опасная, по которой должна идти женщина, а не та жизнерадостная девчонка, какой она была до сегодняшнего дня.
Но пока, безразличная к тому, какой поворот примет ее судьба, Энни спала. Она не знала, что еще до наступления утра чаши весов качнутся, и перед ней откроется узкая тропинка, которая ведет только в одну сторону и по которой пойдет новая, изменившаяся Энни Хэвиленд.
Глава III
За час до рассвета зазвонил телефон. Тихие, но настойчивые гудки не разбудили Энни. Мигающего огонька под диском она не видела. Эмоциональная и физическая усталость, объединившись с транквилизатором, не давала вернуться в реальный мир. Во сне она вновь стала маленькой девочкой и лежала в детской кроватке.
Проснулась она от странного запаха и поняла, что в доме пожар. Девушка вскочила с постели и помчалась вниз по бесконечным лестницам и коридорам. Темные тоннели простирались перед ней, не обещая выхода, но Энни упрямо мчалась вперед.
Наконец она оказалась в гостиной. Там, сидя в кресле, дремал отец с маленькой спящей девчушкой на руках. Энни знала: нужно их разбудить до того, как пламя ворвется в комнату. Она потянула отца за руку. Поздно. Он не двигался и почему-то не был похож на себя. Энни повернулась к девочке. Это оказалась она сама. Но только она дотронулась до девочки, как ужасное подозрение сковало душу. Их ладони встретились, и Энни испугалась: – Она – не я!
Надежда сменилась паникой. Энни взглянула на мирно спящую малышку. Но тут глаза девочки открылись, омерзительный запах заполнил комнату, и Энни вновь поняла, хотя и слишком поздно, что пламя зародилось в этих глазах, искры в них превращались в чудовищные огненные языки.
Энни попыталась убежать, но не смогла сдвинуться с места, Девочка держала ее за руки. Она начала вырываться, но чем сильнее сопротивлялась, тем большую силу обретали эти чужие маленькие руки, сжимавшие ее, словно клещами.
Вопль Энни на самом деле был почти неслышным вздохом, но безжалостное пламя уже начало пожирать ее.
Она вскочила, как от толчка. В ушах все еще звенели ее крики, смешавшиеся с настойчивыми звонками. Сон неохотно уступил место яви, а резкая боль в груди заставила вспомнить все, что произошло.
