Матросы уже смеялись откровенно, капитан качал головой:
– Неужто за Перевалом все такие… Иварт, а не переселиться ли нам туда? Будем щипать их, как гусей. Состояние нагребем, сами лордами станем…
Иварт прогудел зычно:
– Дык неинтересно без моря.
Капитан сокрушенно покачал головой.
– И то верно. Какая жизнь без моря? Ладно, благородный сэр. Найдите место, где остановитесь, и сообщите нам. А мы перед отплытием на Юг пришлем гонца.
Боцман гоготнул:
– Если не забудем.
Сенешаль тоже загоготал, наблюдая за моим лицом. Я поднялся, высыпал на стол горсть золотых монет.
– Гуляйте, угощайте команду. Как только устроюсь, сразу сообщу. Как долго собираетесь протирать штаны на берегу?
Сенешаль суетливо сгреб золотые монеты в пригоршни, растопыренными локтями укрывая от взоров гуляк за другими столами. Капитан, даже не взглянув на золото, сказал задумчиво:
– Считайте, вам повезло. Мы уже все закончили, а товар на корабль как раз грузят. Дней через десять поставим паруса и выйдем в море.
– Десять дней, – вырвалось у меня. – Что-то я ползу к этому Югу, как черепаха.
Они улыбались, у всех свое восприятие времени. Кому-то покажется, что двигаюсь чересчур быстро.
Бобик сидит на заднице, как министр в ложе на премьере «Псковитянки» и заинтересованно наблюдает, как двое покалеченных с тихим воем отползают от Зайчика. За обоими тянется широкий кровавый след. Народ переговаривается, слышатся смешки.
Я раздвинул толпу, Зайчик приветственно заржал. Я погладил его по носу, приготовился запрыгнуть, сзади кто-то крикнул:
– Ваша милость, это ваш конь?
– Ты же видишь, – ответил я и прыгнул в седло.
За спиной захохотали, кто-то сказал громко:
– Эти двое тоже говорили, что это ихний. А он одному плечо вырвал, другому ноги перебил…
Я сказал Бобику с укоризной:
– А ты не мог отогнать заранее? Преступления нужно предотвращать, как говорят правозащитники, а не калечить тех, кто совершил по некоему затмению… как скажут психиатры. А то все друг друга перебьют.
Он хитро оскалился, забегал то справа, то слева. Зайчик тоже скалил огромные зубы, как сговорились. Зайчик подпрыгивал, как-то ухитрялся даже звучно хлопать ушами, хотя вроде бы они стоят торчком, но все равно, несмотря на все попытки меня развеселить, я чувствовал себя хреново, будто помахали перед мордой морковкой и тут же спрятали.
Хотя, конечно, это сам охамел, пора бы забыть о временах, когда купил билет и сразу отплыл, поехал или улетел. Здесь все совершается неторопливо, обстоятельно. Даже покрой одежды не меняется столетиями, я имею в виду женской одежды, что вообще невероятно.
Мальчишки всюду глазели на моего огромного коня и на Бобика. Самые смелые ухитрялись притронуться к его блестящему крупу.
Я поинтересовался медленно:
– А скажите, всезнающие… где здесь гостиница, чтобы остановился доблестнейший из рыцарей, увенчанный и осиянный… это я о себе, как вы уже поняли?
Они захихикали, откликаясь на шутливый тон, один сказал торопливо, стараясь опередить менее расторопных:
– Прямо и на следующем повороте через два квартала постоялый двор дядюшки Коркеля!.. У него самая лучшая…
Второй выкрикнул:
– Нет, лучше у господина Цорюрга!
– У хозяина Грабеуса, – крикнул третий. – У него сам король останавливался!
– Это было сто лет назад, – возразил первый, – тогда дядюшки Коркеля еще не было!
– Ну и что?
– А то!
С этим словами он заехал дружку в ухо. Завязалась драка, я поехал, бросив им серебряную монету. Драка вспыхнула еще яростнее, я ведь не сказал, кого одарил так щедро.
Глава 6
Гостиница дядюшки Коркеля выглядит добротной и просторной, но все они построены так одинаково, как будто у всех единый обязательный для всех поэтажный план. Я уже привычно бросил повод мальчишке во дворе, а хозяину велел показать свободные номера.
Он поморщился, когда прежде меня в комнату вошел Бобик и хозяйски осмотрелся, но смолчал. Все-таки собаки не воруют простыни, не бьют посуду и не будят среди ночи других жильцов пьяными драками или веселыми песнями. Вообще-то это Бобику он должен был предоставить лучшие номера, а мне лишь в том случае, если за мое поведение поручится Бобик.
– Терпимо, – провозгласил я. – Изволю взять этот номер.
– На какой срок? – спросил хозяин.
– На десять дней, – ответил я.
– Это хорошо, – сказал хозяин. – Хорошо, когда благородные постояльцы… да. И не на день-два. Чем платить будете, ваша милость?
– Чем скажешь, – ответил я беспечно, – хоть серебром, хоть золотом.
Он окинул взглядом мою потрепанную одежду, покосился на Бобика, что лег посреди комнаты и высунул язык.
– Конь у вас знатный, ваша милость… И собачка еще та… боюсь и подумать, кого она мне напоминает. Но у нас правило, денежки вперед…
– Тю на тебя! – удивился я. – А вдруг твоя гостиница сегодня сгорит, и все мои деньги пропадут?
Он вздрогнул, перекрестился:
– Господи, такие страсти на ночь!.. С чего ей гореть, год назад прогнали последнего огневика. А с огнем у нас строго. Но с другой стороны, откуда мне знать, что вы не изволите тайно удалиться через три дня, забыв в благородной рассеянности заплатить? Для вас это пустяк, а для меня – убыток!
Я провозгласил надменно:
– Я заплачу. Порукой – мое слово!
Он помялся, возразил нерешительно:
– Но, ваша милость, вас никто не знает…
Я вытащил из мешка щит, хозяин терпеливо смотрел, как я примостил его возле постели, а у изголовья поставил меч.
– Видишь?
– Вижу, – ответил он с почтительным поклоном. – Красивый щит. И очень мудрая, так сказать, простите, отважная символика. Эти орлы, львы в гербе…
– Ты не на гербарий смотри, – прервал я. – Это рыцарский щит! А слово рыцаря разве не крепче стали? Если я нарушу слово, разве не буду покрыть бесчестьем?
Он вздохнул, развел руками:
– Ваша милость, мы живем в другом мире. У нас говорят: стыд глаза не выест, а брань на вороте не виснет. Потому у нас обязательны расписки, договора… И чтоб все было расписано до мелочи! А то вдруг не так можно истолковать… ну, чтобы деньги не отдать или не расплатиться вовремя. А то и вовсе… Словом, расписочка-то нужна, у нас без этого никак…
Я покачал головой:
– Вот так бежишь из коммерческого мира в рыцарский, а тот настигает… Ладно, сколько с меня? На, держи. А этот золотой сверху, чтобы за конем следили и даже баловали. У него бывают причуды, но это же благородный конь, а какой благородный человек без причуд? Конь – тоже человек. Зато никаких драк с посетителями, не орет похабные песни, не поджигает гостиницу… Как и Пес. Только и надо, что хороший овес и душистое сено, перемешанное с гвоздями, старыми подковами и разным железным хламом. Словом, философ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
