— Это обычное мальчишеское упрямство.
— Ну почему же упрямство? Потому что его точка зрения не совпадает с вашей или моей?
— С общепринятой...
— Помилуйте, Елена Павловна, о Достоевском и виднейшие ученые до сих пор спорят.
— Пусть себе спорят. Есть стабильный учебник, методические разработки наконец...
— Хорошо, — не выдержала и перебила ее Нина Васильевна, — тогда давайте искать способ изменить его взгляд, а не обрушиваться на Лазарева только потому, что он посмел «свое суждение иметь».
Елена Павловна оставалась непреклонной и по-прежнему видела в Славкином поступке лишь злой умысел.
* * *
В институте Калетдиновой не оказалось: начались зимние каникулы. Хозяйка сообщила, что квартирантка взяла чемодан и уехала, кажется, к родителям в райцентр, километрах в тридцати от города. В личном деле оказался и адрес родителей.
Наутро друзья уже подъезжали к старому дому. Их встретил пожилой мужчина. Вошли во двор, по которому металось в поисках пищи множество кур. Громадный волкодав рвался с цепи, отчаянно лая на незнакомцев.
— Зуфар Анварович, нам нужно поговорить с вашей дочерью, — после того как они представились, сказал Туйчиев.
— А ее нет дома.
— Где же она? — громко спросил Соснин, стараясь перекричать пса.
— Не знаю. Вообще-то обещалась на каникулы приехать. Да, видно, задержалась. Случилось что? — забеспокоился хозяин.
— Может быть, жена знает? — не отвечая на вопрос, спросил Туйчиев.
— Халида в прошлом году умерла, — тихо ответил Зуфар Анварович.
— Извините. Мы не знали... Вашей дочери в городе нет. Где, по-вашему, она может сейчас находиться?
— Ой, не иначе произошло с ней что? — снова заволновался хозяин.
— Пока оснований для беспокойства нет. Просто она нам очень нужна. Так куда она могла поехать?
— Ума не приложу, — Калетдинов потер подбородок, — может, к племяннику в Ригу. Это сестры моей сын, — пояснил он. — Летом собиралась, да не вышло, может, сейчас туда поехала? Вот и адрес у меня. Они переписывались. Вообще она у меня самостоятельная. С родителями не считается. После смерти матери совсем отбилась от рук, — пожаловался он. — Больше вроде некуда ей ехать. Хотя, кто ее знает?.. — задумчиво произнес Калетдинов.
К обеду Туйчиев и Соснин вернулись в город.
Полученные от отца Калетдиновой сведения не только не внесли ясность в вопрос о том, где она находится, но и заставили по-новому взглянуть на зловещий подарок. Он ведь передавался от брата из Риги. Что это? Случайное совпадение или подлинное положение вещей?
Возможно, передававший магнитофон сказал Гуриной первое, что пришло ему в голову. Но, с другой стороны, так тщательно продумав все детали, преступник вряд ли действовал необдуманно. Значит, он знал о наличии у Калетдиновой двоюродного брата в Риге. Кто же он, знающий такие подробности ее биографии? А может быть, это действительно дело рук брата? И хотя пока неясно, зачем это ему понадобилось, исключить полностью такое предположение оснований не имелось. Да и отец говорил о нем явно не очень дружелюбно, будто чего-то не договаривал.
Сомнения, сомнения и еще раз сомнения... Разрешить их в известной мере могла поездка в Ригу. И на следующий день Туйчиев вылетел туда.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дверь кабинета завуча приоткрылась и в нее просунулась вихрастая голова Славки.
— Нина Васильевна, вы меня вызывали?
Не поднимая головы от классного журнала, завуч кивнула.
— Заходите, Лазарев. Садитесь, — строго произнесла она.
Славка уселся на краешек стула, дальний от стола, и выжидающе посмотрел на Нину Васильевну.
Завуч отодвинула от себя журналы, сняла очки, и тут Славка впервые обратил внимание, какие у Нины Васильевны добрые глаза. Ему вдруг стало как-то не по себе, охватило чувство неловкости: сколько беспокойства причиняет он этой седоватой некрасивой женщине, которая к нему всегда хорошо относилась и которую он уважал за ум и знания.
— Расскажите, Лазарев, что за инцидент произошел у вас на уроке литературы?
— Нина Васильевна, очень прошу, не надо меня на «вы» называть.
— Хорошо, Слава. Слушаю тебя.
— Честное слово, я ни в чем не виноват. — Славка заговорил быстро, а выражение его лица было таким, что тот, кто не знал его, поверил бы сразу. Но Нина Васильевна слушала его, подперев рукой подбородок, и весь ее вид ясно свидетельствовал — ей хорошо известно, что последует за Славкиным «честным словом». — Понимаете, это все проклятый генетический код, доставшийся мне от предков, — он показал рукой на грудь, призывая посмотреть и убедиться: именно там и заключен этот код. — Я бессилен что-либо изменить. На литературе я выполнял лишь заложенную во мне программу, — сокрушенно развел он руками.
— Ох, Слава, Слава... — укоризненно покачала она головой.
— Нет, Нина Васильевна, правда. Я даже пытаюсь расшифровать его, надо же управлять собой, но пока безуспешно, — закончил он и подчеркнуто виновато опустил голову.
Славка нравился Нине Васильевне. Новое ЧП с Лазаревым ее искренне расстроило: Елена Павловна пожаловалась, что Лазарев в присутствии всего класса нагрубил ей, и требовала принять, наконец, самые строгие меры.
— Понимаете, Нина Васильевна, просто я поблагодарил Елену Павловну, — снова начал Славка. — В общем, я встал и сказал: «Елена Павловна, большое вам спасибо за замечательную нотацию, которую вы нам сейчас прочитали. Теперь нам хочется жить и учиться еще лучше!»
Нина Васильевна внимательно и строго посмотрела на юношу и тихо спросила:
— Тебе не стыдно паясничать, Слава? Интеллект — это ведь прежде всего такт, чувство меры, скромность, наконец.
И от того,
