— Люся! — Борис слегка повысил голос. — Успокойтесь и сядьте!
— А? Да? — Люся замерла и плюхнулась на диван.
— Давайте разбирать проблемы по мере их срочности, — сказал Борис.
— Давайте, — кивнула Люся. — А вы кто?
— Меня зовут Борис Владимирович. Я приятель Татьяны Петровны. Приехал к ней в гости, — Борис удержался от усмешки, — и стал невольным свидетелем происшедшего.
— Борис спас ваш дом, — вставила Татьяна.
— Ой, правда? — Люся сделала попытку вскочить, но Борис жестом приказал ей оставаться на месте.
— Итак, — продолжил он, — у вас есть возможность вечером навестить родителей в больнице?
— Соседку попрошу за Димкой присмотреть, она в пять часов со смены приходит, — принялась рассуждать вслух Люся, но Борис ее перебил:
— Значит, проведаете их.
— Если нужны какие-то лекарства, — сказала Татьяна, — позвони мне, я номер сотового оставлю, или моим детям в Москву.
— Далее что? — спросил Борис.
— Надо дверь в дом заколотить, — подсказала Татьяна.
— Это несложно, — махнул рукой Борис. Люся наблюдала за их диалогом, поворачивая голову то к одному, то к другому.
— Насколько я понимаю, — говорил Борис, — главная проблема заключается в корове.
— И особенно в корме для нее, — согласилась Татьяна. — Вряд ли кто-то из ближайших деревень запасает сена больше, чем нужно для его коровы. И ни одной фермы в округе я не знаю.
— Может быть, с учетом форсмажорных обстоятельств корову… — Борис запнулся, не зная, как поделикатнее предложить отправить корову на мясокомбинат.
Татьяна его поняла, и они вопросительно посмотрели на Люсю.
— Чего? — встрепенулась под их взглядами недогадливая Люся.
— Сама подумай, — сказала Татьяна. — Анне Тимофеевне после болезни будет тяжело с коровой, да и у Федора Федоровича руки сильно пострадали.
— Зорьку! На живодерню! — заверещал сообразительный Димка.
Он снова заревел. Мать его в этот раз не поддержала.
— Заткнись! — прикрикнула она на сына и отрицательно покачала головой. — Если мама узнает, что мы ее корову на мясо пустили, да еще, она телиться скоро должна… Не, я не могу. — В Люсином голосе послышались требовательно-обиженные нотки, словно взявшие на себя ответственность за происшедшее Татьяна и Борис плохо несут службу.
— Что вы предлагаете? — с легким раздражением спросил Борис.
— Я не знаю. Валерка приедет, он решит. Татьяна видела мужа Люси, и он не произвел на нее впечатления человека самостоятельного в поступках. Скорее, напротив, подкаблучника у жены. Люся им командовала, как сержант новобранцем. Но вот поди ж ты, без мужа сама растерялась, опору потеряла.
— И к чему мы в итоге пришли? — Борис обращался к Татьяне.
Оставим все как есть, — пожала она плечами. — Люся присмотрит за родителями и постарается раздобыть сено или какой-то еще корм. Мы возвращаемся в Смятиново, заколотим дом, — Татьяна на секунду запнулась, вспомнив, что ее собственный дом тоже остался с открытыми дверями, — ты приведешь себя в порядок и… и даже не знаю, как тебя благодарить.
— Ой, — подхватила Люся, — такое вам спасибо! По гроб жизни! Всем святым буду молиться!
— Оставьте! — Борис поднялся. — Выздоравливай, Чингачгук. — Он потрепал по волосам Димку, у которого зеленые точки и полоски на лице походили на боевую раскраску индейца.
— Люся, при первой возможности, — Татьяна тоже встала, — приезжай в деревню. Надо все-таки в доме посмотреть, вещи и прочее. Опять-таки баба Стеша. Я ей денег предложу, надеюсь, не откажется. Но ты теперь хозяйка, помни.
Люся не переставала твердить слова благодарности, пока провожала их до двери, а затем выскочила на площадку и еще кричала «Спасибо!» в лестничную шахту.
На улице Борис и Татьяна одновременно глубоко вздохнули, посмотрели друг на друга, улыбнулись.
— Таня, как в сем городе с милицией? — спросил Борис.
— Не знаю, — удивленно ответила Таня. — Здание милиции я видела, а ни одного стража порядка не встречала. Зачем тебе?
— Отчаянно хочется хлопнуть стаканчик. Пока доедем до деревни, там провозимся — все выветрится. Тебе с риском для собственной жизни, — лукаво усмехнулся Борис, — предлагаю сделать то же самое.
— Нет, ну я не до такой степени. — Татьяна включилась в игру. — Буйствую, конечно, но телесных повреждений еще никому не наносила.
— Тогда по сто грамм коньяку, — решил Борис, — и смирительная рубашка для тебя.
Единственное кафе, которое знала Татьяна в Ступине, оказалось закрытым. Они купили в магазине бутылку коньяку, пластиковые стаканчики и плитку шоколада. Распивали в машине. Борис опрокинул почти полный стакан, Татьяне, остановленный ее рукой, он налил на донышко. Закусили шоколадом. Борис почувствовал, как напряжение последних часов начинает отступать, жизнь возвращается в нормальное русло.
— Ну, рассказывай, — велел он Татьяне, тронул машину с места и двинул к выезду из Ступина.
— О чем?
— О своем самом позорном пьяном дебоше.
— Ты был его участником.
— Тогда о предпоследнем с конца или самом памятном для населения.
От глотка коньяку Татьяна перестала внутренне дрожать и даже почувствовала легкую игривость. Она не стала ломаться.
— Эта леденящая душу история произошла в период горбачевской антиалкогольной кампании. Точнее, в самом ее конце, когда бороться было не с чем — из магазинов почти исчезло спиртное. Как ты помнишь, народ тогда дружно бросился на производство клюковки — настойки на спирте «Роял».
* * *
Дома у подруги Ольги в тесном кругу (мама, папа, другая подруга, Лена, и она, Татьяна) было организовано застолье по случаю помолвки Ольги с кандидатом в мужья номер два. Таня пришла с заветной бутылочкой — клюквенным компотом, который по цвету не отличался от настойки, но алкоголя не содержал. Татьяна хотела убить двух зайцев — и белой (то есть непьющей) вороной не выглядеть, и не захмелеть. Компотик перелили в графинчик, точно такой, как с настоящей клюковкой. И конечно, их перепутали: перед женихом и Ольгиным отцом оказался детский напиток, а перед Татьяной — тридцатиградусный. Она еще мысленно сокрушалась — горьковато, мало сахара положила.
По мере того как лица жениха и тестя становились все постнее, Татьяну охватывало радостное возбуждение. Ей открывались тайны мира, главная из которых заключалась в том, что надо жить честно и открыто. Говорить правду, и только правду, постоянно и всегда. Оживленно жестикулируя, она несла эту истину в народ. Народ энтузиазма не проявлял. Пришлось убеждать на примерах.
— Вот вы признайтесь, что воруете в магазине самообслуживания, — требовала она от жениха, — и вам станет легче.
— Ничего подобного! — возмутился он.
— А у кого глазки все время бегают? — Она погрозила пальчиком. — Книжки и приборы столовые у друзей таскаем?
Жених обиженно надулся. Татьяна переключилась на Ольгиных родителей. Им, она знала точно, есть что скрывать. Несчастные! Так и умрут не покаявшись. Она чувствовала за спиной крылья ангела, призванного отпускать грехи.
Ольгиного отца она убеждала: пришло время сказать, что номенклатурный паек вы в течение многих лет делили между семьей и своей секретаршей-любовницей. Ольгиной маме заявила: не надо расстраиваться, вспомните, как вы подсыпали мужу в кисель бром, чтобы унять его сексуальную энергию.
Татьяна хотела еще сказать об Ольге (в лифчик вату подкладывала), о Лене (зайцем в транспорте ездила) и о себе не забыть — поведать о тайной денежной заначке. Но подруги подхватили ее под локти и уволокли в ванную.
Несколько раз наведывались — слышали шум воды за дверью и, наивные, думали, что Таня там вытрезвитель устроила. А она рвалась послужить обществу. И нашла себя на поприще грязного белья. Все перестирала и прополоскала.
Когда она с тазиком явилась в комнату, Хозяевам трудно было сохранить спокойствие. Мол, у нас так принято: приходит дама в дорогущем платье, в золоте и бриллиантах, стирает их рваные портки, а потом, растрепанная, со смазанным макияжем, пристает с вопросами: куда вешать будем?
Жажда деятельности еще долго не отпускала Татьяну. У нее забирали пылесос — я вам быстренько здесь почищу, и снимали ее со стола — хрустальную люстру раствором с добавлением аммиака протирать нужно.
* * *
От смеха Борис согнулся пополам и упал головой на руль.
— Эй, следи за дорогой! — напомнила ему Татьяна.
— Следю, — продолжая смеяться, выпрямился Борис.
Он подумал о том, что только очень самодостаточная женщина может рассказывать подобные истории о себе. Ее уверенность проистекает либо из несокрушимого обожания покровителя, либо из полнейшего равнодушия к себе. С этакими ямочками ниже спины — и равнодушие! Значит, первое, могущественный покровитель-любовник. А чему удивляться? Все правильно и естественно. Такие женщины не каждый день встречаются. И прятать их от чужих глаз — тактика грамотная.
