Я вспомнил о ноже, летевшем мне в лицо.
— Мне не хочется выходить. Здесь может оказаться мой двойник.
— Боишься?
— Нисколько. Мысль о смерти приводит меня в восторг.
— Хм. — Он махнул головой в сторону пирамиды, к которой мы приближались, — состоящему из глыб огромному молочно-белому сооружению. — Твой двойник запросто может застрелить тебя сквозь шкуру дракона.
Я пожал плечами, ощущая, как дрожь пробежала по позвоночнику, и проклял мыслителя за вмешательство. Что за смысл пугать меня? От этого я не стану более умелым охотником.
Пирамида теперь была впереди нас; глыбы распространяли млечнобелое сияние, отражавшееся в низких ночных облаках. Накренившись, Мохаммед начал снижаться. Я свалился со своего кресла, упав на руки и колени. Соскальзывая с пищевода дракона, я представил себе, как увижу перевернутую чашу Иерусалима в тысяче километров под нами. Я оцарапал руку о шершавую поверхность пищевода и ударился коленом о сустав. Лопоухий засмеялся.
Мохаммед приземлился в лесу, где росли белые деревья.
Он завалился набок, брюхо распахнулось. Последовав за Лопоухим, я плюхнулся в густую белую массу, которая покрывала здесь все и наполняла воздух слабым светом. Мое внимание привлекла физиономия Лопоухого: когда лицо освещено снизу, тени получаются удивительные.
— Иди поешь, — сказал Лопоухий, и тут я присмотрелся к деревьям.
На них росли груди, ряды женских грудей. Груди белые, как алебастр, как луна прежних времен, росли из березовых стволов, то вздернутые кверху, то повисшие, в зависимости от формы. С сосками розовыми или шоколадно-коричневыми, ярко-красными или сердоликовыми. Некоторые из них истекали белой жидкостью, явно более густой, чем молоко. У деревьев питались люди: толстяк в алой сабде, группа девочек-подростков, сутулый человек в черной одежде вдовца.
— Иди поешь, — повторил Лопоухий.
Я покачал головой.
— Ты машина, — сказал я Лопоухому.
— Что?
— Не прикидывайся идиотом. Я видел серийный номер на твоем глазу.
Он покопался мизинцем в ухе.
— Да, от тебя не скроешься, малыш. Я думаю, ты сейчас утащишь меня подальше и изжаришь весь мой запас нейронов.
— Ага, — засмеялся я, — или, еще лучше, запущу их себе прямо в кору головного мозга.
Он улыбнулся в ответ, явно считая, что отношения между нами улучшились. Так оно и было, насколько позволяла его механическая сущность. Я вовсе не протеиновый шовинист, многие годы у меня были друзья из «железа». Просто сам факт, что он — механизм, делал его восприимчивым к вирусу. Мыслитель, наверное, заразил его тоже, потому он так интересуется мною.
Прежде чем мы вернулись в брюхо Мохаммеда, я все же попытался подкрепиться, но не сумел.
Я лег спать голодным, проснулся еще голоднее. В полусне я пытался нашарить аппарат, чтобы посмотреть какую-нибудь приятную память, но тут понял, где нахожусь. Плывя к розовой заре, прозрачные фиолетовые облака с нефритовыми тенями ложились драгоценной короной на появившееся солнце. Летающие блоки под нами сияли, как полированная сталь, утренний туман стоял в каньонах между блоками. Далеко впереди возвышались горы, крутые, высокие, голые.
Чудесное утро привело меня в прекрасное настроение. Потом я увидел Лопоухого, который лежал, свернувшись, в передней части нашего отсека. Глаза его были закрыты, можно было решить, что он спит. Но палец он засунул в мыслительную коробку, которую я до сих пор не видел в нашем летательном аппарате. Лопоухий сейчас путешествовал по каким-нибудь цифровым пейзажам либо объединял в целое некие постоянные величины в n-размерном пространстве. Теперь, когда для меня не была тайной его механическая натура, он не скрывал своих занятий.
Радостное настроение пропало. Как только я подумал о механизмах, тут же снова выплыл вирус, я вспомнил о мыслителе, а затем, конечно, о двойниках. Я-то со своим должен скоро встретиться. Возможно, сегодня. Один из нас останется жить — без всяких копий, другой погибнет.
Я больше не питал иллюзий относительно того, что со своим двойником буду устраивать совместные вечеринки.
Я ощутил, как напряглась спина и свело желудок. Поднявшись, я начал разгуливать по оболочке желудка Мохаммеда.
— Прекрасно. Ты проснулся, — Лопоухий вытащил палец из коробки, на секунду сунул его в рот. — Нам нужно составить план.
— Какой? Где в следующий раз устроить твое мыслительное сафари?
— Нет, я имею в виду твою охоту за двойником. Он где-то неподалеку.
— Сомневаюсь. Он ведь похож на меня, верно? Может, он сейчас летит с одним типом в брюхе дракона над Обо-Вэлли.
— Не-еет. — Лопоухий покачал головой. — Параллелизм не может доходить до такой степени. Ты упрощаешь ситуацию. К тому же мы еще не преодолели и половины пути.
— Да?
— Мы встретимся где-нибудь в Гималаях. Нужно придумать, как привлечь его внимание.
— Полпути, — бормотал я, не глядя на Лопоухого.
Красивые облака сгорели, небо становилось желтым.
Каменные ступени, укусы ветра, скалистые горы, высота. Мы находились в Гантен-Альте, высочайшем городе мира, и я чувствовал головокружение. Лопоухий, черт бы его побрал, спешил вверх по лестнице, которая заканчивалась у входа в заполненное домами ущелье. Я упаду. Я буду лететь метров пятьдесят, если не выдержат перила, на которые я опираюсь.
— Эй! Погоди!
Я сердился на него. Не надо было кричать, от усилия голова моя сделалась точно прозрачная ледышка. Я остановился, ухватился за перила, взглянул на оставшийся далеко внизу проржавевший фуникулер.
— Ну же, шевелись!
Люди, шедшие за мной, проталкивались вперед; оранжевокожие гантенцы, невысокие, приземистые, с модифицированными для огромных легких грудными клетками. Некоторые ругали меня, но я не мог понять ни слова. Я не двигался.
— Что же ты не дотерпел до места, где можно отдохнуть? — упрекнул меня Лопоухий. Лицо его, посеченное ветром, горело, уши съежились от холода. Он пробился через толпу назад, ко мне.
— Не смог. — Я тяжело дышал. — А что если двойник обнаружит меня, пока тебя не будет?
— Вряд ли. Сейчас самое главное найти матрицу памяти и быстро соорудить ловушку.
Я пожал плечами, сил спорить не было.
Лопоухий показал на скамьи на другой стороне лестницы. Там сидели, отдыхая, туристы, по большей части длинноногие, темнокожие.
— Подожди там, я вернусь не позже чем через час.
— Ладно, — ответил я.
Он пошел вверх по лестнице, а я направился к скамейкам. Сделав два шага, я налетел на спускавшуюся сверху крепкую женщину; она чуть не сбила меня с ног, а потом обругала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
