Верхние три строчки относились к событиям годичной давности, и Эйприл с содроганием в душе прочла эти заметки из бурной своей биографии.
1. День, когда мама, Август и Чарли едва не погибли.
2. День, когда Август подписал бумаги о разводе.
3. День, когда меня уволили из Библиотеки Конгресса.
Читать дальше не стала, хотя периферическим зрением все же уловила цифру тринадцать. Под этим номером значился весьма неприятный эпизод из ее жизни — испорченный коктейль из креветок, который она как-то имела несчастье съесть. Даже вспоминать не хотелось.
Она постучала по страничке авторучкой, словно гадая, могла ли сегодняшняя катастрофа стать следствием подобного перечисления. Август обвинил ее в том, что она препятствует его встречам с Чарли. Почему она позволила бывшему мужу вселить в себя чувство вины — это было выше ее понимания. Ведь, в конце концов, он больше не является частью ее жизни. Он просто отец Чарли, больше никто. По крайней мере именно это постоянно твердила бабушка Роуз. И Эйприл склонна верить ей.
Она щелкнула ручкой, убрала наконечник — передумала делать еще одну запись. Может, она поступает необдуманно? Ведь как раз сегодня они собрались ехать выбирать кольцо. Это развеселит, и ей сразу же полегчает, верно? И непременно, обязательно все изменится самым волшебным образом, и этот день войдет в список под названием «Лучшие дни моей жизни». Список, который еще только предстоит начать.
— Все же я ужасная пессимистка, — произнесла она вслух.
— Что-то не так?
Эйприл обернулась и увидела Алекса Пирсона, который отныне являлся ее — секунду она подыскивала нужное слово — женихом. Обстоятельства, при которых они сошлись, до сих пор удивляли Эйприл. Примерно год тому назад Алекс получил пулевое ранение, опасное для жизни. Нет, он не погиб, но превратился в калеку, прикованного к инвалидной коляске. Его жена, дама из высшего общества, весьма удрученная состоянием мужа, забрала троих детей и оставила его навсегда. Месяцами он сражался с ней в судах. Но все попытки вернуть детей закончились полным поражением. Ну и, естественно, Алекс впал в глубокую депрессию и обратился к Эйприл за поддержкой. И вскоре они уже не мыслили жизни друг без друга.
— А я не слышала, как ты вошел, — сказала Эйприл и направилась к нему.
Алекс похлопал по мягким резиновым шинам инвалидной коляски.
— В библиотеке Моргана настояли, чтобы я приобрел самое бесшумное средство передвижения, которое только можно купить за деньги. Но специально для тебя буду привешивать к нему колокольчик или велосипедный звонок, чтобы не заставать врасплох.
Он притянул ее к себе, усадил на колени. Эйприл рассмеялась.
— Может, и стоит.
Она тут же расслабилась в его объятиях, прижалась к мускулистому торсу. Ласково взъерошила волосы цвета перца с солью, нежно коснулась коротко подстриженной бородки, служившей таким прекрасным обрамлением для широкой улыбки. И сидела молча несколько минут, а потом наконец прошептала нерешительно:
— Обещай, что нам обоим будет легче.
— Обещаю, что будет легче.
— Нет, Алекс, я серьезно. — Она поднялась, разгладила складки на серой юбке. Потом заложила пряди каштановых волос за уши. — Ты же знаешь, я хочу этого больше всего на свете. Но не могу не задать самой себе одного вопроса. Почему я до сих пор ничего не сказала Чарли?
Кресло снова почти бесшумно откатилось в сторону по толстому рубиново-красному ковру Восточного Зала. Большую его площадь зрительно уменьшали застекленные книжные полки высотой этажа в три, не меньше, оставляя между собой лишь узкие проходы. Алекс притормозил возле огромного камина, что располагался против входа.
— Ты говорила, что скажешь ему в свое время, когда сочтешь момент подходящим, — заметил он. — Или я не прав?
— Почему же, прав, конечно, — ответила она. — Но потом я задумалась: а что значит «подходящее» время? И только теперь поняла: это означало подходящее время для меня, не для него.
Алекс сунул руку в камин — он уже давным-давно не использовался по прямому назначению, — достал оттуда кейс, поместил на подлокотник кресла. Потом открыл его и извлек маленькую книгу, бережно опустил ее на колени. Кейс же убрал обратно в камин, так, чтобы его не было видно. И, широко улыбаясь, протянул томик Эйприл.
— Что это? — спросила она, принимая хрупкую вещицу из его рук.
— То, что докажет тебе: никакой ошибки ты не делаешь.
Она открыла обложку и увидела надпись, сделанную внутри рукой Алекса.
— Ты в ней писал?!
— Для тебя, похоже, это потрясение.
— Да, потрясение, — ответила Эйприл. — Не могу поверить, что ты решился обесценить такую книгу!
— Обесценить? — откликнулся он. — Ты говоришь в точности как твой бывший муж.
Эйприл покраснела. Он прав.
— Алекс… извини… я вовсе не…
— Не стоит извинений, — перебил он. — Лучше прочти, что там написано.
Она посмотрела в книгу.
— Я должна прочесть это вслух?
— Ну, это уж как хочешь, — ответил Алекс. Но по глазам она поняла: он ждет этих слов.
Женщина откашлялась.
— Эйприл, — прочитала она и обменялась улыбкой с Алексом, который, шевеля губами, уже проговаривал про себя следующие слова посвящения. — Небольшой талисман в знак моей любви, в самом начале нашей совместной жизни.
«Убить пересмешника». Это была любимая ее книга. Она перевернула титульный лист и увидела, что это не только первое издание. Книга была подписана автором.
— Ты говорила о ней в тот самый первый день, когда появилась на работе, — сказал Алекс. — Теперь она твоя.
— Должно быть, стоит целое состояние, — пробормотала Эйприл. До сих пор не верилось, что столь ценная книга теперь принадлежит ей.
— И ты будешь стоить мне целое состояние, — с улыбкой заметил Алекс. — Идем. Пришло время выбрать и купить кольцо!
Она взяла его за руку. И в тот миг, когда пальцы их встретились, лампочки замигали, а затем помещение погрузилось во тьму. Обычно не слишком суеверная Эйприл не удержалась от мысли: их физическое единение, очевидно, неугодно неким высшим силам. Дурное предзнаменование.
— Что случилось?
Где-то над головой завыла сирена.
— Наверное, какой-то сбой в подаче электроэнергии, — спокойно заметил Алекс, сжимая ее руку. — Или же они испытывают систему сигнализации. Делают это время от времени. Так что не волнуйся.
Вой сирены резко оборвался.
— Видишь? Все нормально.
Но через несколько секунд из-за двери послышался отчаянный вскрик. А потом грохот — судя по всему, выстрелы.
