себе внимание эпидемией неведомой болячки с летальным исходом. И усмирить эту заразу можно было только одним способом – дать ей то, чего она хочет.
Чисто технически, они не были родственниками. У подобных им созданий нет ни родителей, ни семьи. Но эти четверо зачем-то называли друг друга братьями и сестрами, игнорируя Оле, который как раз имел на это звание все основания. Хотя бы из-за стопроцентного сходства с близнецом. А Чуму, похоже, забавляла игра в запретную любовь со старшим братом.
– От тебя воняет другой женщиной! – фыркнула Чума, сцепляя руки на шее брата. – Но это легко исправить. Сегодня ты мой и только мой.
– Хорошо. – спокойно ответил он. – А завтра ты уйдешь. И успокоишься.
Оле стыдливо отвернулся, когда она впилась губами в губы брата, от наслаждения прикрыв глаза и запустив пальцы в короткие волосы у него на затылке. Он встал, подхватил ее под бедра и понес к подъезду. Хотя, скорее она просто висела на нем, как ленивец на дереве, обхватив ногами за талию, а держал он чисто из приличия. Интересно, они хотя бы до квартиры доберутся или эта ненормальная изнасилует его прямо на лестнице? Вот же Чума, блин! Иначе и не скажешь. Проводив их взглядом, Оле развернулся и пошел прочь. В отличии от брата, у него еще была работа. Да и знать, чем дело кончится, ему совершенно не хотелось.
***
Колкие струи горячей, почти обжигающей воды хлестали по коже. Каждый раз, когда капли попадали на черный узор татуировок, его как будто легонько било током, но он не мог заставить себя выключить воду и вылезти из душа. По ощущениям, он стоял так уже минут сорок, но все еще чувствовал себя грязным. Никак не получалось смыть с себя кисло-сладкий, будто подгнившие фрукты, запах Чумы.
Обычно при слове «насилие» в мыслях возникает образ женщины, ставшей жертвой мужчины. Потому что он крупнее, сильнее и сопротивляться ему не так-то просто. Или ребенка, ставшего жертвой взрослого. По той же причине, в общем-то. Никому и в голову не придет, что взрослый, здоровый, полностью дееспособный мужик может стать жертвой маленькой хрупкой женщины. Вот только принуждение бывает не только физическим.
«Братик, ты же не хочешь, чтобы у тебя стало больше, гораздо больше, работы»? – мурлыкала Чума, стаскивая с него сначала толстовку, а затем и футболку. – «Тогда расслабься и получай удовольствие».
Конечно же, он не расслабился и уж тем более не получал удовольствие. Он просто не сопротивлялся, позволяя этой женщине делать с ним все, что ей вздумается. И дело было вовсе не в боязни лишнего труда. У того, кого называют Смертью, была одна маленькая, но чертовски неприятная слабость: он любил людей. Любил, жалел и пытался, по возможности, не допустить лишних смертей. С учетом правил, запрещающих жнецам вмешиваться в человеческие судьбы, это было не так-то просто. Поэтому, когда женщина угрожает уморить человечество, если ты вот прямо сейчас ее не удовлетворишь, выбор становится очевиден. Он поморщился. Перед глазами все еще стояло ее кукольное личико с нечеловечески-огромными черными глазами и надменной улыбкой. И длинные белые волосы, словно паутина оплетающие его тело, когда Чума сидела у него на животе и водила по коже аккуратными ноготками. Она и сама в тот момент напоминала паука, готового в любой момент вцепиться ему в глотку ядовитыми клыками. Его передернуло, к горлу подступила тошнота, голова закружилась. Он несколько раз глубоко вдохнул, уперся руками в скользкую, покрытую темно-серой плиткой, стену, чтобы не упасть, подставил лицо под обжигающие струи воды. Мерзость!
Он вышел из ванной, оставляя за собой лужи и отпечатки мокрых ног, добыл из аптечки в шкафу на кухне перекись, ватные палочки и упаковку антисептических пластырей и пошел к зеркалу в спальне. На груди и ребрах зловеще алели свежие царапины. Он промыл их перекисью и заклеил пластырем самые глубокие. Царапины, оставленные Чумой, почему-то заживали очень медленно и болезненно. Словно под ее ноготками с конфетно-ванильным маникюром скопилась вся зараза этого мира. От парочки точно останутся мерзкие, темно-багровые рубцы. Следы их прошлых встреч теперь прятались под татуировкой, придется со временем перекрыть и эти – смотреть на них было слишком противно. А еще придется придумать, как бы помягче объяснить их появление Янке. Она наверняка обидится, если заметит. И не факт, что ее устроит объяснение в духе «извини, моя бывшая шантажирует меня всемирной эпидемией смертельного вируса, а я ничего не могу с этим поделать, потому что сопливая размазня». Вот ведь мелкая зараза! Она же это специально сделала, чтобы испортить ему жизнь и отношения с новой девушкой. Неужели думает, что после этого он к ней вернется? Чокнутая нимфоманка-братолюбка.
– Сжечь нахрен! – пробурчал он, двумя пальцами, словно нечто жутко ядовитое, поднимая с пола свою футболку, в которой успела походить Чума.
Что вообще за дурацкая привычка таскать чужие вещи? Она всегда так делала: после близости надевала его туники, рубашки и свитера. Фетиш у нее такой, что ли? Он закинул футболку в машинку, туда же запихал постельное белье, которое стащил с кровати, от души залил гелем для стирки и запустил самый жесткий режим, надеясь, что агрегат это переживет и ему не придется покупать новый. В очередной раз. Использовать он это точно уже не будет, но выбрасывать без хоть какой-то обработки не рискнет. Мало ли. Пока машинка стирала, он влез в домашние штаны, вытер мокрый пол, постелил свежее белье, заправил кровать и распахнул окно в спальне. Устранив все следы присутствия в своем жилище незваной гостьи, натянул на голое тело толстовку, накинул капюшон на еще влажные волосы, заварил растворимый кофе и пошел курить на крошечный балкончик. Толстовка пахла Янкой. Это успокаивало и навевало другие, более приятные воспоминания о ночной прогулке по пляжу и не совсем законном вторжении на запертую на ночь станцию спасателей. Хорошо, конечно, что у Янки есть ключи от всех дверей, но временами она ведет себя слишком легкомысленно. Как девчонка. Нужно будет обязательно ей об этом сказать в следующий раз. Он невольно поежился.
«Еще увидимся, братик»! – кокетливо улыбнулась ему Чума, выходя из квартиры. – «Передавай привет своей девушке»!
– Вот же хрень собачья! – выругался он, взглядом испепеляя окурок. На душе было паршиво как никогда.
Глава 11
Ноябрь. Наши дни.
– Ваш кофе! Заходите к нам еще!
– Спасибо, обязательно! – рассмеялась тоненькая девушка с огромными бирюзовыми глазищами и водопадом золотистых волос по колено и яркой рыбкой выскользнула на улицу.
