— Я ее тебе вообще подарю, — засмеялся «Дронго», — мне она не нужна.
Слушай, Алик, вот этот конверт нужно срочно отнести в гостиницу Интуриста.
Бывшего Интуриста, конечно. На набережной. Знаешь такую?
— Конечно, — кивнул парень.
— Только передай лично в руки мистеру Лаутону. Ему и никому другому.
Понял?
— А в каком он номере?
— В шестьсот втором, здесь все написано. Прямо сейчас можешь отправляться?
— Да, только куртку одену. Мать покачала головой.
— А младший опять подрался. Хорошо, что они хоть иногда у вас сидят, книги смотрят. Это лучше, чем слоняться по улицам.
— Да, наверное, — вежливо согласился «Дронго».
Парня, конечно, его наблюдатели в расчет не принимали. Правда, даже захватив письмо, они не смогут его прочесть, там были просто любезные фразы о невозможности их сегодняшней встречи. Но если Лаутон помнит старый код, он обязательно поймет все и сумеет принять правильное решение.
Вернувшись в свою квартиру, он начал собирать вещи. Следовало исходить из того, что в его отсутствие здесь обязательно побывают незваные гости.
Поэтому он тщательно проверил свои бумаги, стараясь не оставлять ненужных доказательств своей бывшей деятельности.
Уже стемнело, когда он решился позвонить, отлично сознавая, что его телефон наверняка прослушивается. Повезло и на этот раз, трубку поднял сам Джеральд.
— Мистер Лаутон, — главное, чтобы Джеральд понял важность этого разговора, — я позвонил по вашей просьбе.
Незнакомец не мог знать, что они лично знакомы с Лаутоном. Этого вычислить было нельзя.
— Слушаю вас, — Лаутон принял его игру, значит сумел правильно прочесть письмо.
— Мы сегодня утром говорили с вами и условились, что я вам снова позвоню. Простите, мистер Лаутон, но я вынужден отказаться. По делам редакции я уезжаю в Москву завтра утром и вернусь не скоро, месяца через два. Согласитесь, что вы не можете ждать так долго.
— Конечно, — Лаутон даже придал своему голосу некоторую раздражительность, — очень жаль, мы рассчитывали на вашу помощь. В двенадцатом отделе «Интерпола» нас уверяли, что вы согласитесь. Видимо, их психологи просто не умеют работать. Мы хотели вас задействовать. Я даже привез ваше старое удостоверение сотрудника экспертного отдела ООН. Мы даже сохранили ваш номер.
Очень жаль.
«Дронго» улыбнулся. Проверенная школа. Лаутон сумел сказать все, что нужно. Теперь они сумеют разобраться с этим вежливым шантажистом. Теперь козыри у него в руках, и игра пойдет на равных.
— До свидания, — попрощался «Дронго»
Теперь все было ясно. Завтра вечером, в двенадцать часов по нью-йоркскому времени, в восемь часов вечера по московскому он позвонит по старому телефону в экспертный отдел специального комитета ООН и получит необходимые инструкции и указания. В свою очередь, ему удалось сообщить Лаутону, что он предполагает вернуться через день, и встретиться они должны в месте, указанном в письме. Обычное, вполне вежливое письмо содержало в себе три закодированные фразы. Первая указывала на чрезвычайную опасность для его отправителя. Вторая сообщала о месте встречи. Третья обговаривала время. В данном случае «вернусь через два месяца» означало — «увидимся послезавтра», а выражение «искренне сожалею» подчеркивало степень опасности. Если учесть, что в конце письма была проставлена дата его написания, то Лаутон должен был понять — о письме говорить не следует. Что он и сделал во время их телефонного разговора. «Напрасно они меня втянули в эту историю», — подумал «Дронго» о своих противниках. Правда, этот упрек в какой-то мере относился и к сотрудникам «Интерпола», так недальновидно засветившего наиболее ценного агента для участия в этом расследовании.
На следующее утро, приблизительно в шесть часов утра его разбудил короткий звонок. Открыв дверь, «Дронго» обнаружил конверт с лежавшими в нем билетами и деньгами. Через полчаса он уже выходил из дома. На улице было довольно тихо в эти ранние часы.
— Дилетанты, — поморщился «Дронго», — не учли, что в это время на улицах почти не бывает людей, и я быстро вычислю наблюдателей.
Впрочем, его наблюдатели и не думали прятаться. Они вежливо следовали на расстоянии в сто метров в темно-красной «девятке», предпочитая не сокращать расстояния. Они даже остановились, молча наблюдая, как «Дронго» ловит попутную машину. На мгновенье у него мелькнула озорная мысль, что можно попросить подвезти его в аэропорт и этих субъектов. Впрочем, в его городе уже давно не понимали юмора. Постоянные войны и мятежи отучили людей смеяться.
Остановив, наконец, старенький «москвич», он уговорил его водителя отвезти клиента на автобусную станцию. Плохо соображавший, заспанный молодой человек с трудом согласился, и то лишь когда «Дронго» удвоил обычную плату. Из автобуса он видел, как «девятка» следовала за ними точно до аэропорта. В какой-то момент они несколько сократили расстояние, и ему удалось засечь номер автомобиля, на котором были частные номера.
В аэропорту он быстро прошел все формальности и, уже проходя последний пограничный контроль, обернулся. Двое незнакомцев с размытыми физиономиями были довольны. Объект вел себя спокойно, и никаких эксцессов не произошло. Потом был еще милицейский контроль, проверявший пассажиров, на оружие, взрывчатку и другие нежелательные предметы. В автобус их посадили не сразу, и им пришлось еще немного померзнуть в огромном, плохо отапливаемом ангаре. Впрочем, ему показалось, что там вообще не было никакого отопления.
Уже поднимаясь в самолет, он снова оглянулся. Оба его сопровождающих стояли недалеко от ангара, из которого их вывезли, напряженно следя за самолетом. Они сумели пройти, несмотря на пограничный, таможенный и милицейский контроль, беспрепятственно.
«Дилетанты, — в который раз с раздражением подумал „Дронго“, — здесь забыли о том, что такое настоящая профессиональная работа». Баритон, звонивший ему, был приятным исключением. Самолет оторвался от земли, и он почти сразу заснул, не обращая внимания на суету все никак не устроившихся пассажиров.
Глава 6
Утром он привычно написал рапорт о случившемся убийстве в гостинице «Украина», добавив уже известные факты из биографии Мосешвили. По правилам он должен был ехать домой после ночного дежурства, но сотрудников не хватало, штаты в их прокуратуре до сих пор оставались вакантны и им приходилось работать за двоих. Поэтому, побрившись у себя в комнате, Чижов начал заниматься текущими вопросами, пока его не вызвал прокурор.
Прокурор района был достаточно известной фигурой по всей Москве.
Вальяжный, важный, самодовольный Вячеслав Николаевич Морозов был близким родственником одного из заместителей премьера страны. Уже это одно обстоятельство делало его значимость гораздо больше, чем все другие сопутствующие обстоятельства. Но вдобавок к этому он был любимцем городских властей, и многие поговаривали, что после очередной смены прокурора города у Морозова есть все шансы занять эту высокую должность, Морозов умел нравиться людям. Крупный мужчина в неизменно темных, даже летом, хорошо сшитых костюмах, в строгих роговых очках, он придавал самой прокуратуре какую-то несвойственную ей респектабельность и престижность. Его охотно избирали во всевозможные президиумы и правления. Его портреты часто появлялись в центральных газетах, а популярная телевизионная программа «Человек и закон» даже посвятила работе прокуратуры Киевского района целую передачу. Правда, злые языки утверждали, что глава телевидения лично поручил подготовить такую программу после звонка заместителя премьера. Но это были только слухи, и вполне вероятно их распространяли завистники и недоброжелатели, просто опасавшиеся роста влияния популярного прокурора. Морозов принял Чижова, сидя за своим столом в кабинете.
Перед ним стоял большой хрустальный стакан в тяжелой мельхиоровой оправе. Он любил пить чай именно из таких стаканов. Еще одним приобщением к миру небожителей была большая зеленая лампа, стоявшая слева от прокурора. Несмотря на менявшееся время и эпохи, эти зеленые лампы по-прежнему символизировали высшую власть и стояли только в кабинетах деятелей республиканского масштаба.
Неизвестно каким образом, но Морозову удалось достать такую лампу, и он этим чрезвычайно гордился.
— Присаживайся, — показал на стул Морозов, чуть отодвинув стакан.
Чижов послушно сел на один из кожаных стульев, стоявших в кабинете прокурора.
— Читал твое сообщение, — коротко сообщил Морозов, — ничего, правда, не понял. Пишешь как всегда нечетко и не конкретно. Но вот кого убили, я сразу понял… Тут я даже позвонил кое-куда. Ты знаешь какого масштаба был человек?
Это было любимое выражение Морозова. Он все мерил «масштабами».
Чижов подавил улыбку.
— Догадываюсь. Раз «вор в законе» и такой «авторитет».
