Когда Верховный суд отверг некоторые законы, сотворенные этим гнусным сбродом, Рузвельт настоял на том, чтобы августейшие особы, под угрозой немедленного разжалования до служителей уборной Конгресса, одна за другой подверглись совокуплению с пурпурножопым бабуином; так что почтенные заслуженные люди опустились до объятий развратной рычащей человекообразной обезьяны, в то время как Рузвельт, его проститутка-жена и ветеран подхалимажа Гарри Хопкинс курили общий кальян гашиша и наблюдали за прискорбным действом с непристойным гоготом. Судья Блэкстрэп скончался на месте от ректального кровотечения, но Рузвельт только рассмеялся и сказал грубо: „Еще немного туда, откуда это течет“.
Хопкинс, не в состоянии себя контролировать, катался по полу в льстивых конвульсиях, повторяя: „Вы убьете меня, шеф. Вы убьете меня“.
Судье Хокэктонсволу обезьяна в порыве страсти откусила оба уха, а когда Верховный судья Говард П. Херрингбоун попросил освобождения от должности, оправдываясь своим геморроем, Рузвельт жестоко заявил ему: „Наилучшее лекарство от геморроя — хуй бабуина в жопе. Правильно, Гарри?“
— Правильно, шеф. Я ничего другого не использую. Ты слышишь, что тебе сказал человек? Шлепай свою изъеденную молью жопу на стул и выкажи посетившей тебя обезьяне немного южного гостеприимства.
Рузвельт назначает бабуина на замену судье Блэкстрэпу, выбывшему „по болезни“.
„Я должен запомнить это, босс“, — говорит Хопкинс, разражаясь громким грубым хохотом.
И с этого времени заседания Суда проводились в присутствии визгливой обезьяны; срущей, ссущей и мастурбирующей на столе и нередко прыгающей на одного из судей и разрывающей того в клочки.
„Он выразил несогласие во время голосования“, — говорил на это Рузвельт со злым смешком, Появившиеся таким образом вакантные места неизменно заполнялись человекообразными обезьянами, так что с течением времени Верховный суд стал состоять из девяти пурпурножопых бабуинов; и Рузвельт, утверждая, что он единственный, кто способен интерпретировать их решения, получил контроль над высочайшим трибуналом в стране.
Затем он посчитал себя готовым устранить ограничения, предписанные Конгрессом и Сенатом. Он запустил в обе палаты бесчисленных вшей и других паразитов. У него были подразделения подготовленных идиотов, которые по сигналу врывались внутрь и срали на пол, и санитаров с медным духовым оркестром и пожарными шлангами. Он назначил проведение продолжительного ремонта. Армия рабочих строевым шагом прошла через палаты, била солонов в лицо досками, выливала горячую смолу на их шею, роняла инструменты им на ноги, делала под них подкоп отбойными молотками, и, наконец, устроила прорыв канализации прямо на этажах. По этой причине непокорные солоны были или похоронены заживо, или утонули, когда Палаты затопило из прорвавшихся водопроводных труб. Выжившие пытались выбраться на улицу, но были арестованы и отправлены в исправительную тюрьму как обыкновенные бродяги. После освобождения им было запрещено работать в государственных учреждениях на основании уголовного прошлого.
Тогда Рузвельт предался такому гнусному и разнузданному поведению, что даже стыдно говорить об этом. Он устроил ряд состязаний, созданных, чтобы пропагандировать самые низкие действия и инстинкты, на которые только способны человеческие особи. Среди них были „Состязание на самое неприглядное действие“, „Состязание на самый дешевый обман“, „Неделя развращения малолетних“, „Неделя засади своего лучшего друга“ профессиональные доносчики дисквалифицированы — и, наконец, вожделенный титул „Абсолютно гнусного мужчины года“. Примеры соискателей: джанки, который украл опиумную свечку из жопы своей бабушки; капитан корабля, надевший во время крушения женскую одежду и ворвавшийся в первую же спущенную на воду спасательную шлюпку; коп из отряда по борьбе с проституцией, ложно обвинявший людей, подбрасывая им искусственный хуй в ширинки.
Рузвельт был охвачен такой ненавистью к роду человеческому, что пожелал разложить его вопреки всеобщему одобрению. Он мог потакать только экстремальностям человеческого поведения, Обычный, средних лет и достатка (он вывел „средний“ как состояние без всякой связи с хронологическим возрастом) бюрократ возбуждал в нем отвращение. Одним из первых его распоряжений было сожжение всех деловых бумаг в Вашингтоне; тысячи бюрократов бросались в пламя.
„Я заставлю этих хуесосов радоваться изменениям“, — говаривал он, устремив свой взгляд в космос, словно находясь в поисках новых рубежей порочности.
18 июня,
Отель „Туристе“
Тинго Мария, Перу
Дорогой Аллен,
Комфортабельный отель, с хорошим обслуживанием, напоминающий горный курорт. Прохладный климат. Очень высокие джунгли. В отеле обосновалась группа перуанцев из высшего класса. Каждые несколько минут один из них орет: „Senor Pinto“ (это управляющий отеля), — это латиноамериканская юморная фишка. Типа, как они смотрят на собаку, и орут „Perro“, и все смеются.
Говорил с немного помешанной школьной учительницей из Калифорнии, которая беспрерывно жевала с открытым ртом. Когда я находился здесь, в Тинго Марию приезжал президент. Ужасное неудобство. До девяти часов не давали обеда. Я устроил сцену официанту и вышел в город, где съел несколько жирных блюд.
Застрял здесь до завтра и изнываю от безделья с шилом в заднице. Я предполагал встретиться с одним человеком, но как выяснилось, он убрался восвояси пять лет назад. Тинго Мария — фермерское сообщество с югославскими и итальянскими колонистами и штатовской Point Four экспериментальной сельскохозяйственной станцией. Самая скучная компания людей, которую я когда-либо видел. Фермерские городки отвратительны.
Это место навевает ощущение кошмарного застоя. Словно ты застрял здесь навсегда, и уже никуда не сможешь выбраться отсюда. Это невыносимо, А если предположить, что я должен здесь жить?
Ты когда-нибудь читал „Страну слепых“ Г.Г.Уэллса? О человеке, который застрял в стране, где все остальные жители были слепы так много поколений, что потеряли представление о зрении. Он тронулся.
„Неужели ты не понимаешь, что я могу видеть“?
Всегда твой,
Билл
8 июля,
930 Хозе Леал, Лима
Дорогой Аллен,
Вернулся в Лиму после трехдневной поездки на автобусе. Последние пять дней ожидал отправления в Пукалльпе, но был задержан дождем, непроходимыми дорогами и тем, что все места на самолет были забронированы.
Лейтенант Военно-морских сил осуществил ужасный стриптиз, содрав с себя парадный мундир. Все орали: „Ради Бога, да останься в нем!“. Он начал доебываться до официанта, а когда я утром проходил мимо его комнаты, лейтенант подскакивал к двери, показывал мне стоящий хуй и говорил: „Хэлло, Билл“. Даже остальные перуанцы были в замешательстве.
Торговец мебелью хотел заняться кокаиновым бизнесом, разбогатеть, жить в Лиме и ездить на напоминающим рыбий хвост кадиллаке. О Господи! Люди полагают, что стоит им заняться темными делами — и они разбогатеют за одну ночь. Они не понимают, что теневой ли бизнес или законный, это все одна и та же блядская головная боль. А старый немец все пиздел и пиздел о богатстве.
Они сводили меня с ума своими глупыми разговорами и своими дурацкими испанскими шутками. Я чувствовал себя как коза в огороде. Когда они сказали, что американской литературы не существует, а английская — очень бедна, я вышел из себя и заявил им, что место испанской литературы — в уборной во дворе на стульчаке со старыми каталогами Монтгомери Уорда. Я содрогался от ярости, осознавая, как это место меня достало.
Встретил молодого датчанина и вместе с ним принял Яхе. Он немедленно проблевался и после этого меня уже избегал — очевидно, подумал, что я пытался его отравить, и он был спасен только благодаря своевременной реакции его здорового скандинавского желудка. Мне никогда не попадались датчане, которые не были бы скучны до мозга костей.
Ужасная автобусная поездка обратно в Тинго Марию: там я напился вдребадан, и мне помог добраться до постели смышленый помощник водителя грузовика.
Завис на два дня в Гуанако. Омерзительная дыра. Провел время, шатаясь по округе с фотоаппаратом, и пытался заснять нагие иссохшие горы, ветер в серовато-коричневых тополях, маленькие парки со статуями генералов и купидонов, индейцев, которые сидят вразвалку с особой южно-американской развязностью и жуют коку — правительство продает ее в контролируемых магазинах — и абсолютно ничего не делают. В пять часов пропустил несколько стаканов в китайском ресторане, где владелец ковырял в зубах и копался в своих книгах. Как нормальны они и сколь немногого ожидают от жизни! Владелец выглядит для меня как джанки, но в случае с китайцем никогда нельзя быть уверенным. Они все, в основном, на вид джанки. В бар вошел какой-то ненормальный и затянул долгую невразумительную и непостижимую бодягу. На его рубашке сзади было намалевано „$17, 000, ООО“, и он гордо повернулся, чтобы показать ее мне. Затем он подошел к стойке и обратился со странной речью к владельцу. А китаец сидел и ковырял в зубах. Он не выказывал ни презрения, ни оживления, ни симпатии. Он просто сидел, ковыряясь в коренных зубах, и время от времени вытаскивал зубочистку и смотрел на ее кончик.
