до сих пор чувствовался аромат дорогого одеколона и табака, которые несмотря на довольно долгое время, так и не выветрились, и стойко держалмсь в помещении. А чуть позже нашелся крохотный окурок Ямайской сигары. Как оказалось зажилинный Анкой, который ни за что не хотел отдавать ее в руки следствия. И лишь после того, как ему предложили пачку «Примы», согласился на обмен.
Очень горевала баба Фрося, особенно после того, как оказалось, что заработанных на продаже самогона денег все-таки недостаточно, а тут еще местный участковый решил выслужиться перед понаехавшим начальством и подсуропил, сдав бабушку со всеми потрохами, изъяв у нее самогонный аппарат, самой последней модели, и вдобавок с новейшим медным змеевиком, привезенным совсем недавно любимым зятем. Баба Фрося в ответ затаила злобу, и поклялась перед образами, ни за что больше не наливать участковому, не на халяву, ни за деньги, пусть хоть подыхает с похмелья, и достав из подпола старую модель аппарата, созданную на основе проверенных чугунов, и вновь принялась за дело.
Наконец все поразъехались кто-куда, и деревня Студеновка, вновь погрузилась в древнюю Сибирскую дрему.
Глава 4
4
Спокойно перекурив, я решил, что негоже оставаться на тормозной площадке, у всех на виду. Кто знает, вдруг в арестантском вагоне присутствует телеграфная связь, как в моем мире, и на очередном полустанке у меня, попросят документы. А учитывая, что мой настоящий паспорт, вряд ли похож на любой здешний документ, это может привести, к нехорошим результатам. В общем поднявшись на верх, по имеющейся здесь лесенке, обнаружил, что полувагон, до самого верха заполнен какими-то мешками. Причем последние были до того пыльными, что я просто напросто побоялся даже перейти по ним, до следующего вагона в сцепке, из опасения, что после буду выглядеть так, что меня примут за какого-то спившегося грузчика. Хотя для маскировки это возможно и полезно, но все ж таки противно. Поэтому спустившись обратно, решил остаться на месте. В крайнем случае, попробую как-нибудь отбрехаться.
Впрочем, моего мнения не потребовалось. Заметив, как состав въезжает на какой-то полустанок и притормаживает, а у площадки находится грузовой автомобиль с фургоном, я просто перешел на другую сторону тормозной площадки, и дождавшись благоприятного момента, спрыгнул и направился вдоль поезда подыскивая для себя место, где-то в середине состава. И такое место, точнее товарный вагон, так называемая теплушка, довольно быстро нашлась. Воспользовавшись приоткрытой дверью, я тут же шмыгнул в нее и затаившись в темном уголке, некоторое время сидел, не особенно отсвечивая.
Судя по разговорам, раздающимся на перроне, о том, что из арестантского вагона совершен побег, никто не знал. А вот то, что этот самый вагон, по каким-то причинам отцепился и отстал где-то по пути, разговоры шли. Правда машинист наотрез отказывался бросать свой состав, и мчаться назад, чтобы притащить отцепленный вагон, мотивируя это тем, что все инструкции запрещают подобное самоуправство, а местный смотритель пытался доказать тоже самое, местному начальнику конвоя. В итоге, как я понял, удалось наладить связь с начальством, и товарный состав, в одном из вагонов которого я находился, двинулся дальше. Что-там произошло потом, меня уже не особенно волновало.
Пригревшись в уголке вагона я едва задремал, как во сне мне привиделся злой Полиграф Дормидонтович, требуя вернуть ему украденый мною артефакт, о котором я не знал не сном, ни духом. При этом меня с двух сторон держали за руки зэка, которым я организовал побег, а Фрол, один из них играл передо мною пистолетом обещая пристрелить при первой возможности, только из-за того, что ему не понравился запах моего одеколона. Анка-пулеметчица при этом, из-под шконки тянул полиэтиленовый пакет с какой-то желтой жидкостью, приговаривая, что это лучший одеколон специально для мутных шниферов и вертухаев от самого Ланкома. Колдун тягался с ним в остроумии и лез мне за воротник, пытаясь добраться до моего тела, и изрядно царапая его своими крючковатыми когтями. В какой-то момент вагоны дернулись в сцепке и я вывалился из своего сна обливаясь потом. А через каких-то четыре-пять часов, мы наконец въехали на стрелки, довольно большой станции, где я благополучно покинул свое насиженное место.
Станция, показавшаяся мне большой, таковой, по сути не являлась. Скорее большое село, обслуживающее разъезд. Но так или иначе, здесь находилось довольно много товарных вагонов, имелся довольно приличный перрон, и на станционном здании большими железными буквами было выведено слово «Лесорубск». Больше всего мне понравилось то, что судя по наличию окошечка кассы, и вывешенном над ним плакате с десятком маршрутов, уехать отсюда куда-то в сторону цивилизации не было большой проблемой. Во всяком случае, такие известные мне по моему миру названия городов как Томск, Красноярск, Иркутск, здесь присутствовали. Кроме них имелись даже такие, о которых я даже и не догадывался. Например, тот же Комсомольск-на-Амуре, или Новосибирск, И если о первом я слышал в вагоне поезда, то о втором скорее догадывался, что это переименованный Новониколаевск. Потому как слухи об этом ходили и у нас. Правда только слухи о том, что его хотят так переименовать, но когда это произойдет, было не понятно.
Еще мне больше всего понравилась местный банк, именующийся «Сберкасса». В принципе «Сберегательная касса» , точнее банк с таким названием, имелся и в моем мире, но вот только никогда не думал, что он может выглядеть так откровенно убого. Войдя в этот банк, увидел примерно полутораметровую по высоте стойку собранную из пошарпанных древесно-стружечных плит, оклеенных дешевыми обоями и находящихся за нею двух девушек кассиров. Колченогие стулья, скрипящие полы, и засиженные мухами шарообразные плафоны светильников. Позади них, возвышался огромный металлический шкаф сваренный, наверное, в местных дорожных мастерских, из чего придется. Во всяком случае на одной из его стенок было очень заметно, что ее собирали и сваривали из нескольких кусков бросового металла. При этом один из кусков виделся острым углом протянувшимся от задней части шкафа к передней, прилепленный внахлест к другим кускам грубой сваркой, и окрашеный суриком. Глянув на это убожище, решил, что до гордого звания «Сейф» он никак не дотягивает, и очень расстроился, поняв что здесь если что-то мне и обломится, то скорее не более, чем на легкий завтрак в станционном буфете, и место третьего класса, в проходящем поезде. Но хотя бы так.
Защита этой «кассы» оказалась столь же удручающей, как и все остальное здесь находящееся. Кроме двойных дверей, внутренней деревянной и внешней металлической, и достаточно толстых решеток на единственном окне, ничего другого я не заметил. Не
