Ольга с трудом приподнимается на постели. Сознание мутится, картинка перед глазами нечеткая. Дрожащая рука ощупывает горло. Слева на шее отчетливо чувствуются небольшие ранки с подсохшей кровавой корочкой.
Она жалобно всхлипывает. Ей страшно. Слегка тошнит, и от волнения голова кружится еще сильнее. Сильно дрожат руки. Это слабость от потери крови. Утешает только одно – она все еще жива.
Все эти дни, что Оно жило под ее крышей, страха не было. Он прошел, испарился, растаял… Был лишь интерес к неведомому, необъяснимому. А теперь страх вернулся. Закрался в самые потайные уголки сознания и пугает ее оттуда, усталую и обессиленную…
Водоворот мыслей кружит в ее сознании. Святая вода… Церковь… Крест.
Может ли что-то из этого ей помочь? Если бежать, то куда, к кому?
Ольга, пошатываясь, поднимается. Она в спальне. Как она тут оказалась, догадаться несложно. А чем он тут с ней занимался – еще легче. В душе – отвращение к самой себе и… гнев! Безудержный. Обжигающий. Дарующий силы.
На шатких, неустойчивых ногах она движется к двери, кутаясь на ходу в покрывало.
Коридор. Дверь ванны, туалет, поворот, холл. Гостиная…
Он сидит на подоконнике и смотрит в окно. Его тело расслаблено, лицо безмятежно. Он всецело умиротворен.
– Очень красивое небо, – тихо шепчет его голос. – Неужели оно всегда было таким красивым? Почему я раньше этого не видел…
Ольга опирается о диван. Она молчит. На гнев уже не хватает сил, они все ушли на то, чтобы добраться до гостиной.
Алекс ведет себя странно. То же безупречное лицо и тело, но совершенно иное выражение лица и глаз, тот же голос, но в нем слышится совсем другая мелодия. Словно не тот человек…
Ольга спохватывается, напоминая себе, что это волак, вампир, и если в нем и произошли перемены, то лишь благодаря воздействию ее крови.
– Прости, – шепчет он, оборачиваясь. – Задумался. Ты, верно, голодна. Присядь.
Он вскакивает. Осторожно, как заботливейшая из сиделок, усаживает ее на диван и подкладывает ей за спину подушку. Ольга хмурится. Происходящее ей непривычно.
– Ты укусил меня, – она старается вложить в эти слова весь свой гнев и обиду. Выходит плохо. Голос сиплый и слабый.
– Да. Прости. Я знаю, что виноват. Слишком увлекся. Головокружение пройдет. Тебе нужно поесть. Я приготовил обед. Все, как ты любишь…
– Ты знаешь все только о своих собственных нуждах! Откуда тебе знать, что и как люблю я? Не помню, чтобы ты меня спрашивал, хоть и живешь здесь уже несколько недель.
– Теперь я знаю.
Он смотрит ей в глаза. В его взгляде – вина, а может, мастерская маска раскаяния.
– Кровь переносит энергию, которая таит в себе информацию. Я пью кровь и непроизвольно получаю всю информацию о человеке. Его прошлое, настоящее, мечты, горести, надежды и страхи. Я знаю о тебе все.
Ольга смотрит изумленно, с трудом пытаясь осознать то, что услышала. Волак молчит. Он ждет каких-то слов или действий с ее стороны. Любых. Но, не дождавшись, уходит на кухню.
Пока она ест, он старательно обрабатывает укус на ее шее. Ольга хмурится и морщится, капризничая, как дитя, но его забота немного ее успокаивает.
– Много жидкости и сна. Лечение универсальное, как при простуде, – несмело улыбается он. – Тебе лучше?
Она игнорирует его вопрос и строго цедит:
– Ты должен уйти. У тебя не было права меня кусать. Это было против правил.
Она не особенно рассчитывает на результат. Тех самых упомянутых правил никто из них не обозначил. Ей нечем на него повлиять. Она беззащитна. Но Алекс снова удивляет ее.
– Ты правда этого хочешь?
– Да.
Шорох, тихий звук шагов, приглушенных ковром, и скрип петель новой двери. Тишина. Волак ушел.
* * *
Она спит весь день, а когда пробуждается, силится забыть последние недели, как кошмарный сон. У нее плохо выходит. Он все время перед глазами. Странно. Слышать в голове его мысли, ощущать его кожей. Чувствовать, что сейчас ему холодно и грустно, как потерявшемуся котенку.
Она ругает себя за глупую сентиментальность и неуместное сострадание к тому, кто пьет людскую кровь. Но странные ощущения не покидают ее. Она злится. Размышляет. Приходит догадка, что это реакция, как после укуса комара. Только ранка от комариного укуса зудит, а в случае с волаком возникает навязчивое чувство близости.
От этих мыслей ее отвлекает звонок в дверь.
– Не могу прогнать. Весь день тут жмется. Выкинуть жаль, хорошенький. Не твой?
Ольга смотрит на соседку недоуменно, та кивает за дверь. На полу у стены сидит собачонок.
– Мой, – врет Ольга.
У нее необъяснимая слабость к собакам, но ритм жизни, частые командировки не дают возможности завести щенка. Она решает, что это знак свыше.
Собачонок попался прожорливый. Вылакал тарелку молока, умял пять сосисок и наглейшим образом разлегся на ее коленях, вылизывая при этом хозяйскую руку с какой-то непередаваемой нежностью и сытой благодарностью.
– Стоило одного нахала вон выставить, как тут же другой образовался…
* * *
Поздний вечер. Усталость.
Дом встречает шумом музыки и грохотом кастрюль на кухне. Пряный аромат любимого соуса растекается квартирой.
– Пришла наконец! Мои нервные клетки тоже, знаешь ли, плохо восстанавливаются!
Ольга изумленно хлопает глазами. Волак в переднике и со сковородкой хлопочет на кухне, как ни в чем не бывало.
– Рано тебе на работу, – ворчит он себе под нос.
– А где пес?
Ольга приходит в себя и кидается к заветной коробке, где она устроила комфортное жилье драгоценному заморышу.
– Пройдоха, ты где?
– Что за имя такое?! Пройдоха! Мне совсем не нравится, – бурчит он. – Нет его, не кричи.
– Ты его вышвырнул? Как ты посмел! Я всегда мечтала о такой ласковой собаке.
– Я знаю.
– Как ты попал сюда?
– Ты сама меня впустила.
– Не понимаю… – шепчет она.
Ольга кривит душой. Она понимает. Догадывается. Еще утром у нее мелькнула мысль, что у щенка слишком знакомые, необычно лазурные для собаки глаза. Таких совпадений не бывает. Снова иллюзия…
– Зачем? – спрашивает она.
– Я не могу теперь уйти, – горько усмехаясь, шепчет он.
– Потому что я знаю твою тайну?
– Потому что я попробовал твою кровь…
* * *
Ночь. Дверь закрыта на замок, ее подпирает массивная тумбочка. Но она не спит. Прислушивается.
Тихо. Ни звука. Она знает, что и он не спит, и это тревожит ее, не дает расслабиться. Ей в равной степени страшно и интересно. Выгнать его она не может. Какой смысл? Он снова придет. Проберется в дом, просочится в ее жизнь. Ведь он сам сказал, что теперь она ему нужна. Он познал тайну ее крови, и она пришлась ему по вкусу.
От этих мыслей тревожно и жутко, особенно по ночам. Но днем еще тяжелей. Днем перед ней постоянно эти глаза. Теперь они смотрят иначе. Ждут и просят…
Ее кровь как-то по-особенному подействовала на него. Он сам признает это. Она открыла перед ним новый мир. А может, он увидел старый ее глазами.
Волак стал ласков, как котенок, но она не верит ему. Нельзя верить тому, кто пил твою кровь и знает все тайны твоей души.
Он много говорит. Удивляется всему, что видит, и она непроизвольно верит, что этот мир стал для него открытием.
– Как же так?! – дивится он. – Почему на Земле так много людей, и все они так по-разному воспринимают жизнь? Никто под этой Луной не смотрит на небо такими, как ты, глазами…
Она становится для него наркотиком, и это ее пугает. Из нежного зверя он превращается в опасного хищника, ловца, который умело расставляет свои сети. Он снова жаждет ее поймать. Это страшно: каждую ночь ложиться в свою постель и не знать – наступит ли завтра?..
Но пока оно наступает. Он говорит, что она – драгоценнейшее из сокровищ мира, редкий человек. В ее жизни было много горя, но она все еще умеет любить.
– При чем здесь любовь, не понимаю, – возражает она устало.
– Чем больше в крови информации о жизни, о любви, тем сильней ее заряд, – поясняет он. Теперь он все время что-то ей поясняет. Он открывается, и это пугает еще больше. Он и Ольгу заставляет смотреть на мир иначе. Теперь в ее жизни все меньше тишины и все больше неспешных ночных разговоров обо всем на свете.
– Значит, я всего лишь долгоиграющая батарейка?
Он несогласно мотает головой. Лазурные глаза задумчивы и грустны. Только подумать, и это – глаза вампира! Как странно…
– Ты моя живая вода, – мелодично возражает его голос.
И от этого признания ей становится еще страшнее.
* * *
– У нас праздник? – интересуется она, едва переступает порог своей квартиры.
– Прости, что не встретил. Не успевал все закончить, – извиняется он откуда-то из недр ее кухни.
Вечерние прогулки стали традицией. Он встречает, провожает. Обеспечивает безопасность. Настаивает на том, что свежий воздух ей полезен. Она всякий раз усмехается, едко замечая, что от «свежего воздуха» кровь, вероятно, сытнее. Он не спорит, не доказывает и не опровергает. Он поразительно терпелив. Определенно, это качество он позаимствовал не у нее. Однако раньше он им не отличался.
