— А что с уборкой? — прибирать я, откровенно, не люблю.
— Уборка приезжает раз в неделю. — отвечает Дора. Мне хочется вздохнуть с облегчением. Спасибо, что существует клининг, и бабуся может его себе позволить. — Переезжать можешь, когда захочешь. Горя покажет тебе комнату.
Гриша тушит сигарету в пепельнице, и мы идём по коридору.
— Это твоя комната. — Гриша открывает передо мной дверь. — Здесь никто до тебя не жил. Пара помощниц испарялись, не успев переехать. Бабушка обычно не церемонилась. Она довольно придирчива, но ты ей понравилась.
— Значит, мне повезло. — подхожу к окну.
Вид открывается на большой парк. Весной будет красиво, но я не уверена, что смогу насладиться бушующей зеленью. Уж слишком все неопределенно. Раньше моя жизнь была простой и понятной, но я в ней ничего не решала. Просто шла по указанной мне дороге. Сейчас, я – сама себя хозяйка, но мое зыбкое завтра наполено сомнениями.
Мне до сих пор не верится, что я решилась на кардинальные изменения. Непонятно, уживемся ли мы с Дорой Аркадьевной. Сдается мне, что бабуся еще даст мне оторваться.
— Белье можешь взять в шкафу. Когда планируешь переехать? — погрузившись в свои размышления, я не заметила, как Гриша подошел к окну и встал рядом со мной.
— Думаю ближайшие пару дней. Сдам зачет и примусь за дела.
Предупредив о своих планах Дору Аркадьевну, я прощаюсь. Гриша целует ее на прощание, и мы идем к машине.
Утренняя грязь покрылась ледяной коркой. Поднялся сильный ветер.
Гриша помогает мне сесть в машину. Одной рукой он придерживает дверь, а другой невесомо касается поясницы, страхуя от падения на скользкой улице. Ничего не значащий жест. Дань хорошему воспитанию. Но мое сердце на секунду замирает от восторга. Так бывает, когда несешься вниз с огромной горки. Дух захватывает от восторга. Даже через толстую ткань пальто я чувствую его прикосновение. Вспоминаю, как он целовал Ксюшу и завидую ей.
10
Гриша высаживает меня рядом с университетом за десять минут до начала зачета. Забираю сумку с заднего сидения и, попрощавшись, покидаю приятно пахнущий салон машины. На ходу пишу маме, во сколько примерно освобожусь, и захожу в новый корпус.
У окна стоит Лебедев.
— Маслова, почему на сообщения не отвечаешь? — он подстраивается под мой шаг.
— Потому что у меня нет желания по сто раз повторять одно и тоже. Ты меня не интересуешь, Макс.
Он разворачивается ко мне лицом и идет спиной вперед.
— А кто тебя интересует. Этот тип на дерьмовой тачке, который тебя привез?
Смотрю ему в лицо. Макс злится. Вспыльчивость я заметила за ним еще в сентябре, как только мы пришли на учебу. На физкультуре он сцепился с каким-то старшекурсником. Их всей толпой друг от друга оттягивали. Уж не знаю, что они не поделили.
Он что в окно сидел сторожил, кто и на какой тачке меня привезет.
— Макс, ты сейчас грохнешься. — киваю на лестницу. — У тебя дел своих нет, что-ли, что ты в окно пялишься. Может у тебя еще бинокль есть?
Он резко хватает меня за плечи и сильно сжимает.
— Что тебе надо, а? Что ты мне нервы мотаешь, Маслова? — пытаюсь вырваться, но он вцепился намертво. — От меня все девки тащатся.
— Ну так иди к девкам своим. — сбрасываю его руки, когда он немного ослабляет хватку.
Лебедев отступает и потирает шею.
— Прости. Правда, прости. Меня просто иногда бесит твоя заносчивость. Идем, а то опоздаем. Декан нас сожрет.
Он берет меня за руку и тянет по направлению к аудиториям. Глупо будет выдергивать ее обратно, тем более что он извинился. Рука Макса большая и теплая.
Наши одногруппники уже стоят под кабинетом. Кто-то смотрит в телефон, кто-то пытается что-то повторить. Обстановка царит напряженная. Настя Усманова, сидит на подоконнике с бутылкой воды. Она смотрит на наши руки, а потом переводит взгляд на Макса. Черт, у меня и так отношения с одногруппниками прохладные, не хотелось бы усугублять еще и со старостой. Аккуратно освобождаю ладонь и убираю ее в карман толстовки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вера, я тебя в последнюю десятку внесла, как ты и просила. — она спрыгивает с подоконника и идет к нам. — Привет, Макс. — улыбается и стреляет глазами. Делает это довольно искусно для восемнадцатилетней девчонки.
Время пролетает, на удивление, быстро. Алексей Петрович сегодня в хорошем расположении духа, и поэтому мне каким-то чудом достается четверка. Сказать что счастлива – ничего не сказать. Не зря переписивала чужой конспект. Чуть рука не отвалилась. Что-то да осталось в памяти.
Лебедев решил больше не наседать. После зачета он пошел с одногруппниками в боулинг рядом с университетом. Собирается почти вся группа. Меня уже пару месяцев перестали звать с собой все кроме Макса. Но сегодня и он оставляет меня в покое. Умный парень, за это я его уважаю.
Жду маму, размышляя над переездом. Я решила ничего не писать Вике, а поговорить с ней вечером. По дороге обязательно куплю фисташковых круассанов для Александровых. Надеюсь, кондитерская еще будет открыта.
Мама забирает меня у ворот университета. Время близится к ужину. Мы сидим в тихом ресторанчике, официант уже принес нам напитки. Наш столик расположен у окна с видом на набережную. Из-за отвратительной погоды она безлюдна.
Любуюсь мамой: текстурная укладка, костюм винного цвета, светло-коричневые тени, подчеркивающие оттенок глаз. Когда она улыбается – они похожи на теплый песок. Жаль, что последнее время это происходит слишком редко.
Мы так давно не проводили время вместе. Кажется, целую вечность.
— Как зачет? — мама изящно складывает ладони на столе.
— Четыре.
Мама улыбается, но глаза грустные. Отсутствуют мелкие морщинки, указывающие на искренность улыбки. Мне очень хочется открыто поговорить с ней обо всем, что накопилось за последние дни, но я не знаю, как подступиться. Боюсь ранить ее. Хотела бы я знать правду, будь я на ее месте?
— Умница. Доча, когда домой собираешься возвращаться? Ну поругались, с кем не бывает. Зачем сразу уходить.
— Я не вернусь, мам.
Мама смотрит недоуменно. Нам подают заказ. Мама вертит в руках вилку и после небольшой паузы продолжает:
— Я знаю, что последнее время много работала. Мы с тобой стали меньше проводить времени вместе. — в голосе проскальзывает вина. Я чувствую ком в горле, как будто проглотила теннисный мячик. Это же нормально. Все родители много работают. — Тебе тяжело. С Андреем всегда было непросто. Я тебя понимаю.
Мамина забота и доверительный тон делают свое дело. Я, наконец, решаюсь открыто сказать о том, что последнее время не дает мне покоя. Делаю вдох, как перед погружением в ледяную воду:
— Мам, ты знаешь, что отец тебе изменяет? — я допускаю фатальную ошибку. Ее плечи каменеют, взгляд становится колючим. Она ощетинилась и приготовилась защищаться, не понимая, что яне нападаю.
— Вера, при всем уважении, я не буду с тобой это обсуждать, — чеканит и комкает салфетку. — Это касается только меня и Андрея. — говорит совсем как отец.
Она знает. Не могу поверить. Я до последнего думала, что маме ничего не известно. Как давно она живет с этим? А главное: зачем?
— Мам, ты что совсем себя не уважаешь? — вырывается у меня от боли.
Она игнорирует мой вопрос, жестом позывает официанта. Взгляд застыл. Ее движения резкие и отрывистые. Глядя на нее, я хочу отмотать время назад и просто насладиться с ней вкусной едой и общением.
— Рассчитайте нас. — пока нам несут счет, я смотрю в тарелку на свой, едва начатый, салат. Мама совсем ничего не поела.
Она расплачивается. Щеки красные, будто ей надавали пощечин.
— Мамуль. Мам, прости. — я пытаюсь схватить ее за руку.
— Если тебе понадобятся деньги или помощь, пиши мне. — говорит поднявшись, забирает клатч со стола и идет на выход.
Стук каблуков врезается в сознание. Я закрываю лицо ладонями и плачу. Зачем я полезла. Зачем ударила туда, где и так нет живого места.
