столбу и не давали ему воды. Человек умирает, и с ним покончено.
— Да, — сказал Хорнблауэр.
— Они неспособны усвоить даже простейшие понятия. Некоторые и до сего дня не поняли простейшего факта, что кровь Альварадо и Монтесумы божественна. Они до сих пор поклоняются своим нелепым Христам и Девам.
— Да? — сказал Хорнблауэр.
— Один из первых моих последователей так и не смог избавиться от внушенных ему в детстве предрассудков. Когда я объявил о своей божественной сущности, он, представьте, посмел предложить, чтобы в племена отправили миссионеров обращать их, словно я основал новую религию. Он так и не понял, что это не вопрос чьих-то мнений, это реальность. Разумеется, он умер от жажды в числе первых.
— Разумеется.
Хорнблауэр был изумлен до глубины души, но напоминал себе, что должен действовать заодно с этим безумцем. Пополнение запасов «Лидии» зависело от их согласия — а это было делом первой жизненной необходимости.
— Ваш король Георг, вероятно, в восторге, что я избрал его в союзники, — продолжал Эль-Супремо.
— Он поручил мне передать вам заверения в своей дружбе, — осторожно сказал Хорнблауэр.
— Конечно, — согласился Эль-Супремо, — на большее он не отважился. Кровь дома Гвельфов, естественно, не может сравниться с кровью Альварадо.
— Кхе-хм, — сказал Хорнблауэр. Он обнаружил, что этот ни к чему не обязывающий звук столь же полезен в разговоре с Эль-Супремо, как и в разговоре с лейтенантом Бушем.
Брови Эль-Супремо сдвинулись.
— Я полагаю, вам известна, — сказал он немного сурово, — история дома Альварадо? Вы знаете, кто из его представителей первым достиг этой страны?
— Он был одним из спутников Кортеса… — начал Хорнблауэр.
— Одним из спутников? Ничего подобного. Удивляюсь, что вы поверили в эту ложь. Он был вождем конкистадоров; историю извратили, утверждая, будто их вел Кортес. Альварадо завоевал Мексику, а из Мексики спустился на это побережье и завоевал его все, до перешейка. Он женился на дочери Монтесумы, последнего из императоров, и я, как прямой потомок этого союза, ношу имена Альварадо и Монтесумы. Но в Европе задолго до того, как глава нашего рода прибыл в Америку, имя Альварадо прослеживается вглубь веков, дальше Габсбургов и вестготов, дальше Рима и империи Александра, к самым истокам времен. И посему вполне естественно, что в этом поколении, в моем лице, наш род достиг божественного состояния. Я удовлетворен, что вы согласны со мной, капитан… капитан…
— Хорнблауэр.
— Спасибо. Теперь, капитан Хорнблауэр, я думаю, нам следует перейти к планам расширения моей империи.
— Как вам будет угодно, — ответил Хорнблауэр. Он чувствовал, что должен соглашаться с безумцем, по крайней мере пока «Лидия» не пополнит запасы, хотя и без того слабая надежда возглавить успешный мятеж стала еще слабее.
— Бурбон, именующий себя королем Испанским, — продолжал Эль-Супремо, — держит в этой стране человека, который называет себя главнокомандующим Никарагуа. Некоторое время назад я послал к этому господину гонца и повелел присягнуть мне на верность. Он не сделал этого и даже имел глупость публично повесить моего гонца в Манагуа. Те жалкие люди, которых он впоследствии послал, дабы взять под стражу мою божественную особу, частью были убиты по дороге, частью умерли у столбов, нескольким же посчастливилось увидеть свет, и они вошли в мое войско. Насколько мне известно, сейчас главнокомандующий во главе армии в триста человек находится в городе Сан-Сальвадоре. Когда вы выгрузите предназначенное мне оружие, я предполагаю двинуться на этот город, который сожгу вместе с главнокомандующим и непросвещенными из числа его людей. Быть может, капитан, вы захотите меня сопровождать? Зрелище горящего города довольно занимательно.
— Прежде я должен пополнить запасы, — стойко отвечал Хорнблауэр.
— Я отдал соответствующий приказ, — с налетом нетерпения сказал Эль-Супремо.
— В дальнейшем, — продолжал Хорнблауэр, — моей обязанностью будет установить местонахождение испанского военного корабля «Нативидад» — насколько мне известно, он где-то в этих водах. Прежде, нежели я смогу участвовать в каких бы то ни было наземных операциях, я должен убедиться, что он не представляет угрозы для моего корабля. Я должен либо захватить его, либо удостовериться, что он далеко.
— Тогда вам лучше захватить его, капитан. Согласно полученным мной сведениям, он в любую минуту может войти в залив.
— В таком случае я должен немедленно вернуться на корабль, — взволнованно проговорил Хорнблауэр.
Мысль, что в его отсутствие фрегат подвергнется нападению пятидесятипушечного корабля, повергла его в панику. Что скажут лорды Адмиралтейства, если «Лидию» захватят, пока ее капитан на берегу?
— Сейчас принесут обед. Вот! — сказал Эль-Супремо.
При этих словах дверь распахнулась. Толпой вошли служители. Они несли большой стол, на котором стояли серебряные блюда и четыре канделябра, каждый с пятью горящими свечами.
— Простите, но я не могу ждать, — сказал Хорнблауэр.
— Как хотите, — безразлично отвечал Эль-Супремо. — Альфонсо!
Мулат-мажордом с поклоном приблизился.
— Проводите капитана Хорнблауэра.
Произнеся эти слова, Эль-Супремо сразу принял вид сосредоточенной задумчивости, как будто не замечал суету вносящих угощение слуг. Он ни разу не взглянул на Хорнблауэра. Тот стоял, обуреваемый противоречивыми чувствами. Он сожалел о поспешности, с которой изъявил желание вернуться на корабль, тревожился о припасах для «Лидии», беспокоился, не обидел ли хозяина, и в то же время ощущал, что стоять в растерянности перед человеком, который не обращает на тебя внимания, — глупо и недостойно.
— Сюда, сеньор, — сказал Альфонсо, трогая его за локоть.
Эль-Супремо невидящими глазами смотрел поверх его головы. Хорнблауэр покорился и пошел за мажордомом в патио.
Здесь в полумраке его ждали два человека с тремя лошадьми. Молча, обескураженный внезапным поворотом событий, Хорнблауэр поставил ногу в сцепленные ладони полуголого слуги, вставшего рядом с лошадью на колени, и сел в седло. Эскорт выехал в ворота, Хорнблауэр последовал за ними. Быстро сгущалась ночь.
За поворотом дороги перед ними открылся залив. На небе быстро проступал молодой месяц. Неясный силуэт посреди серебристых вод указывал местоположение «Лидии» — она, по крайней мере, была чем-то прочным и обыденным в этом безумном мире. Горные вершины на востоке внезапно окрасились багрянцем, озаряя висящие над ними облака, и тут же погрузились во тьму.
Они ехали быстрой рысью по крутой дороге, мимо стонущих людей у столбов, мимо смердящих трупов, в маленький городишко. Там не было ни света, ни движения; Хорнблауэру пришлось отпустить поводья и доверить лошади самой следовать за провожатыми. Стук лошадиных копыт затих на мягком прибрежном песке. Хорнблауэр одновременно услышал душераздирающие стоны первого человека, которого увидел привязанным к столбу, и заметил слабо фосфоресцирующую кромку воды.
В темноте он прошел к поджидавшей лодке и сел на банку. Под аккомпанемент целого потока проклятий невидимые гребцы оттолкнулись от берега. Стоял полный штиль — морской бриз с закатом
