Как-то раз в другой части света знаменитый классик, взглянув на ее грустное лицо (недавно развелась!), предложил… любовь на несколько дней.
«Я так не могу, Михал Михалыч (назовем его этим именем)!» — сказала она.
Он не удивился. Подвел черту: «Жаль! Нам могло бы быть хорошо…»
Нет, не мстил ей потом, благородный рыцарь. Наоборот: публично похвалил за высокую мораль. Настоящим же рыцарем была — сама Римма. Какой бы «руководящий пост» в Союзе писателей ни занимала, старалась творить добро. Бескорыстно. Безвозмездно. Узнав, что я по непонятной причине «невыездная», пошла по начальству. Доказывала. Опровергала ложь. И добилась своего. В середине 70-х меня впервые пустили за границу.
Вокруг нее бурлила молодежь: поэты, поэтессы. Несколько лет вела в ЦДЛ «Клуб одного стихотворения», в высшей степени демократичный. Каждый мог прийти «с улицы», прочитать свои вирши. К пишущим девушкам и дамам, которых появилось непредусмотренно большое число, относилась по-матерински строго, но справедливо. К ней прислушивались. С ней считались.
Дочь русского офицера, не забывала и материнской ветки своей родословной. «Дед похоронен на еврейском кладбище…» — так начинается одно из ее стихотворений. В то время, когда оно было написано, сказать так — значило совершить поступок…
Могила Риммы Казаковой — на Ваганьковском, недалеко от могил Игоря Талькова, Михаила Танича, Булата Окуджавы. Поэты и поэтесса. Кто-то сравнил смерть от тромба со смертью от пули. Миг — и человека нет. Но от поэта остаются стихи, состоящие из летучего вещества. Некоторые из них становятся народными песнями.
Тамара ЖИРМУНСКАЯ
Мы молоды. У нас чулки со штопками…
Мы молоды. У нас чулки со штопками.Нам трудно. Это молодость виной.Но плещет за дешевенькими шторкамибесплатный воздух, пахнущий весной.У нас уже — не куклы и не мячики,а как когда-то грезилось давно,нас в темных парках угощают мальчикикачелями, и квасом, и кино.Прощаются на ситцевые платьицаи стоптанные наши каблучки.
Мы молоды. Никто из нас не плачется.Хохочем, белозубы и бойки.Как пахнут ночи! Мокрым камнем, пристанью,пыльцой цветочной, мятою, песком…Мы молоды. Мы смотрим строго, пристально.Мы любим спорить и ходить пешком…Ах, не покинь нас, ясное, весеннее,когда другое, взрослое, везениенас по другим дорогам поведет.
Пускай мы будем гордыми, как в девушках,и не изменим первым «да» и «нет».И пусть луны сияющая денежкаостанется дороже всех монет.Жизнь — наковальня. Поднимайте молоты!На молодости — главные дела.Мы молоды. Мы будем вечно молодосмотреться в реки, в книги, в зеркала…
1960
Все вырастает, что посеяно…
Все вырастает, что посеяно:и каждый всход, и жизнь моя.Весенний глянец крымской зеленинапомнил мне, откуда я.
И если вдуматься внимательно, —пусть жизнь трудна, и мир жесток, —но я еще в утробе материбыла тот глянцевый листок.
Как в срок из плотной почки выпихнулавечно слепящие листки,я родилась, из мамки выпорхнулаи выставила кулачки.
И вот поныне в зоне риска яи в этой стойке боевой.И — веточка над головой,колюче-ласковая,крымская.
Я похожа на землю…
Я похожа на землю,что была в запустенье веками.Небеса очень туго,очень трудно ко мне привыкали.
Меня ливнями било.Меня солнцем насквозь прожигало.Время тяжестью всей,словно войско,по мне прошагало.
Но за то, что я в неботянулась упрямо и верно,полюбили меняи дожди и бродячие ветры.
Полюбили меняна моем пустыре небогатом.И пустили меняпо дорогам своим непокатым.
Я иду и не гнусь,надо мной мое прежнее небо!Я пою и смеюсь,где иные беспомощно немы.
Я иду и не гнусь —подо мной мои прежние травы!Ничего не боюсь.Мне на это подарено право.
Я своя у березок,у стогов и насмешливых речек.Все обиды моиподорожники пыльные лечат.
Мне не надо проситьни ночлега, ни хлеба, ни света —я своя у своихперелесков, затонов и веток.
А случится беда —я шагну, назову свое имя…Я своя у своих.Меня каждое дерево примет.
1960
Годы, годы!…
Годы, годы!Вы прошли?Ну а может, вы настали?Неужели соловьиоттомили, отсвистали?
Отблистало столько дней,но во всем, что мне осталось,все счастливей, все больнейя люблю любую малость.
Мне что — холод, что — жара,что — гулянка, что — работа…Помирать уже пора,а рожать детей охота!
Ах, не ставьте мне в винугрех прекрасного разлада!Повернуло на весну!Ну а может, так и надо?..
1987
Заря аэропортная…
Заря аэропортная,все снова впередиЛюбимый, я работаю.Любимый, подожди!
Ну вот сидела б рядышком…Да я и так с тобойА жизнь — она как ядрышкопод крепкой скорлупой.
Иду с усмешкой бодрою,а мир продрог, промокРаботаю, работаю,держусь, как поплавок.
Вскипают полдни потные,слетает ночь к нулю…Работаю, работаю!Люблю тебя, люблю.
И в дивный час свиданияне речь — одни слога,не станет явным тайное —понятнее слегка,
Разлука беззаботная.Просторы — кораблю!Люблю тебя. Работаю.Работаю. Люблю!
1991
Нет личной жизни…
Нет личной жизни,от прочих отличной,личной,первичной…Ах, аналитики — все о политике!Нет жизни личной.
Сердце не тянет,Быть уже хочетпросто копилкой.И не заглянеткто-то с цветочкомили с бутылкой.
Нет личной жизни!Больше не светитв мощном и малом.Нет личной жизни.А у соседей —прямо навалом!
Я их, должно быть, возненавижу,Озноб по коже!Я поцелуи сквозь стены слышу.Но всхлипы — тоже…
Стала ученейи защищеннейв мире фальшивом.Может, и черт с ней,пустой, никчемнойличной жизнью?!
Но все клокочет,закатам пророчит,чем стать могли бы.Ведь поцелуивсе-таки громчезвучат,чем всхлипы!
Нет личной жизни.Вкус потерялак цели движенья.Нет личной жизни!Смотрю сериалы…Жду продолженья.
Мать меня зовет под утро…
Мать меня зовет под утро: «Мама!»Я не мама, я ей только дочь.Я ничем ей не могу помочь.Это время счет ведет упрямо.Это жизнь уходит в небеса,ставится единственная точка…А когда она на полчасавдруг в себя придет — прошепчет: «Дочка…»Вечность обнимает нас в покое,что-то обещает мне и ейи качает твердою рукоюколыбельку матери моей…
1991
Письмо сыну, проходящему срочную службу в армии
Все, любимый мой сынок, —так как в это сердце верит.Что для тех — венец, венок,для других — всего лишь веник.
Ты, коль взять все толком в толк, —воду в ступе что толочь нам? —выполняешь честный долг,а иной — в долгу бессрочном.
Ты в мундир солдатский вжат,я своей вселенной сжата…У тебя есть свой сержант!У меня вот нет сержанта.
У тебя — не голубок,ну а все-таки — начальство.У меня — один лишь Бог,И снисходит он не часто…
Надо только понимать,чем мы счастливы на свете,У тебя есть все же мать!У меня — одни лишь дети.
Но, как выигранный бой, —нашей общею судьбою:у тебя есть мы с тобой,у меня есть мы с тобою!
Любить Россию нелегко…
