Возьмем, к примеру, квартиру. На первый взгляд, это означает горячую воду, газ и теплую уборную. Плужников пишет, что раньше кочевники, вынужденные по каким-то причинам жить оседло, время от времени переносили свой чум — хотя бы на пару метров — чтобы «освежить воздух». Они чувствовали, как мысли и эмоции, пережитые в одном месте, сгущаются и образуют осадок, который постепенно начинает оказывать психическое давление, вызывает раздражение и провоцирует семейные ссоры. Но ведь силикатный блок не перенесешь. Ничего удивительного, что саамы лезли в петлю.
Наибольшая волна самоубийств прокатилась по Ловозеру в 1960-е годы, когда сюда переселяли саамов из Чудзьявра, Варзина и Вороньего погоста. О тех временах жители Ловозера до сих пор говорят с ужасом.
— У себя в тундре саам из Варзина или из Вороньего был полноправным хозяином, а здесь оказался парией, последним из последних — даже для местной бедноты. Что им оставалось — алкоголь да петля. Старики-кочевники убивали себя сами и уходили в иной мир.
Читая Плужникова, я думаю, действительно ли зов дороги — в крови? Вернется ли новое поколение саамов в тундру или же, облапошенное потребительством, телевидением и горячей водой, отречется от свободы?
18 февраляМясоедение есть завороженность в действии.
Паскаль Киньяр
Киньяр пишет об атавистической завороженности глаза, который стремится поглотить все полюбившееся. Я уже давно наблюдаю эту кровавую любовь. В Ловозере идет зимний забой оленей.
Картина ничуть не напоминает традиционную love story. С утра до вечера — остервенелый лай собак, грызущихся за окровавленные кишки, повсюду полосы сукровицы на снегу, на санях — освежеванные туши. Однако больше всего меня поражают олени, безмолвно ожидающие заклания. В очереди за смертью они стоят так тихо, что порой почти сливаются с пейзажем.
Вчера в одном дворе видел я такую сцену: на снегу, напоминавшем кровавую кашу, мужчина свежевал оленя, рядом пес рвал белые потроха — то ли легкие, то ли мозг, а у забора стоял живой олень, молчаливо взирая на все это.
Интересно, — подумал я, — в обоих ли направлениях действует очарованность, о которой пишет Паскаль Киньяр? То есть, любят ли того, кого хотят съесть?
19 февраляУ меня из головы все не идет один из сюжетов нашего разговора с Сашей Кобелевым. С некоторых пор я спрашиваю себя — а существует ли на самом деле саамский язык?
В прошлом году, будучи в Петрозаводске, я навестил профессора Георгия Керта,[55] патриарха финно-угорской лингвистики. За рюмкой армянского коньяка, который мы закусывали черным хлебом с красной икрой, беседа велась о саамах, которым Керт посвятил большую часть жизни, и Дмитрии Бубрихе,[56] его наставнике. Именно Дмитрий Владимирович поставил когда-то под сомнение сам факт существования саамского языка, утверждая, что у саамов что ни река или долина, то новый диалект — чем дальше один от другого, тем меньше между ними общего; поэтому говорить можно лишь о саамских наречиях, а никак не о саамском языке.
Как утверждает Керт, раскрыв тайну языка саамов, мы получим ключ к разгадке их генезиса и одновременно к объяснению начала истории европейского Севера. Считается, что саамский язык относится к финно-угорской семье, но в его лексике исследователи обнаружили также слова индоевропейского и индоиранского происхождения, а этимология одной трети слов вообще непонятна. Это как раз лексика, связанная с природой, животным миром и частями человеческого тела, то есть, предположительно, наиболее древняя. Вот почему некоторые ученые считают саамский язык одним из праязыков мира.
Профессор Керт исследует речь кольских саамов уже много лет. Он принимал участие во многих лингвистических экспедициях, записывал отдельные диалекты (кильдинский, нотозерский, иоканьгский и бабинский), анализировал и сравнивал. И, наконец, на базе кильдинского диалекта (на котором говорят, в частности, ловозерские саамы) создал главный труд своей жизни — книгу «Саамский язык». Во введении Керт поясняет, что у саамов нет литературного языка, а следовательно (с точки зрения лингвистики), общенациональный саамский язык — фикция: реально можно говорить только о существовании наречий. Другими словами, Керт подтверждает теорию своего учителя.
Сегодня ученики Керта из Германии, Элизабет Шеллер и Михаэль Рисслер, предпринимают очередную попытку «возрождения языка саамов и передачи его молодому поколению». Начали они с того, что открыли в Ловозере «office» и привезли компьютер с принтером. И, разумеется, принялись изучать саамский язык.
23 февраляЕсли принять точку зрения Бубриха и Керта, то мы не вправе говорить и о едином саамском народе. Подтверждение тому я не раз находил в работах по этнографии. В свое время Чарнолуский, а теперь московский профессор Т. В. Лукьянченко делят саамов на группы (горные, лесные, береговые и кольские) и подгруппы, подчеркивая, что каждая из них имеет четко выраженные этнографические отличия. Так что, возможно, мы имеем дело не столько с одним народом (племенем), сколько с первобытными родами, которые на протяжении тысячелетий жили обособленно на огромных территориях?
Чем дольше я об этом размышляю, тем отчетливее осознаю, что проблема заключается, по сути, в своеобразном анахронизме саамов. Они принадлежат другой эпохе, а мы примеряем их к сегодняшнему дню. Словно не узнали собственное отражение, увидав вдруг в зеркале себя самих — какими мы были в далеком прошлом.
Вот почему, разговаривая с Сашей Кобелевым, я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, восхищался его мудростью и целеустремленностью, с другой, раздумывал: есть ли смысл в сегодняшней Европе — глобальной, медленно и последовательно нивелируемой, на наших глазах смешивающей языки и крови, — вычленять новый народ.
26 февраляНигде я не видал такой лазури, как здесь. Вероятно, все дело в холодном свете. Солнце ведь стоит удивительно высоко (для конца февраля) и при этом — сильный мороз. Небо прозрачное! Сквозь него проглядывает пустота Космоса. Может, поэтому некоторые утверждают, будто Север ближе к тому свету?
27 февраляНачав писать о саамах, я столкнулся с еще одной языковой проблемой — орфографической. Наша орфография не в состоянии передать саамскую речь. Все равно как если бы кто-нибудь захотел записать человеческим языком щебетание птиц в тундре.
Даже с алфавитом никак не разберутся — все еще не окончен спор, какую азбуку использовать? Одни ратуют за латиницу, другие — за кириллицу. В 1933 году появился первый букварь кольских саамов — на основе латиницы. Его автор, профессор Черняков, аргументировал выбор латинского алфавита неприязнью кочевников ко всему русскому. К сожалению, букварь не прижился, поскольку другим предметам здесь учили по-русски, и ученики едва справлялись с одной азбукой. В 1937 году Александр Эндюковский разработал букварь на базе кириллицы. Но опять ничего не вышло: Эндюковского и его коллег вскоре расстреляли, а букварь стал одним из главных доказательств «саамского заговора».
После этого проблема алфавита не подымалась на протяжении многих лет, и лишь в 1980-е годы вышел написанный кириллицей саамский букварь Александры Антоновой. Сейчас ей немного неловко — Александра Андреевна сама призналась мне, что в нем было слишком много пропаганды. Недавно вышло переработанное издание, более современное.
Я попросил Александру Андреевну дать мне несколько уроков саамского языка, чтобы прояснить некоторые вопросы, связанные с транскрипцией географических названий. Однако Антонова начала с того, что «саами» не склоняется — как «коми».
— Можно ли говорить о женщине «саамка»? — спросила она. — На слух получается почти «самка», а я, как ни крути, — человек.
Потом мы перешли к географии, здесь-то и начались проблемы. Оказывается, в саамской фонетике есть звуки, которые не передать ни латиницей, ни кириллицей. Например, 'h' в названии горы Куамдеспахк. Саамы используют три звука 'h' — палатальное, горловое и еще одно, настолько глубокое, что кажется, будто оно идет откуда-то от поясницы… На этом месте Антонова странно захрипела и пояснила:
— Так важенка хоркает,[57] когда рожает.
Пример Антоновой подтвердил мое убеждение, что саамская речь родом из тундры и ближе к звукам природы, чем к человеческому языку. Любая попытка ее записать — латиницей ли, кириллицей (какие диакритические знаки ни используй) — обречена на неудачу: нам никогда не передать глубину выкрика рожающей важенки.
Что же касается споров об алфавите, они разгорелись с новой силой — быть может, под влиянием российских татар, которые собираются отказаться от кириллицы. Снова пошли разговоры, что кириллица — символ оккупации, что скандинавские саамы пишут латиницей, и сегодня — в эпоху Интернета — кольские саамы должны вернуться к своим европейским корням. Молодежь смеется — это, мол, вопрос времени, надо просто дождаться, пока вымрет старшее поколение.
