Когда группа выходила или выезжала в горы, у харьковчан был свободный день. И наоборот. Таким образом, группы пересекались в основном в столовой, а по вечерам заполняли помещение видеозала или же бара, занимавшего подвальную часть их корпуса. Бар был довольно приличным, в него захаживали и аборигены выпить коньячку, потанцевать и, конечно же, подснять приглянувшихся туристок, которые не прочь были перекочевать за их столик. Римма и Виктор не были исключением — проводили в баре каждый вечер… С него, собственно, все и началось.
Они были знакомы уже четыре дня, и отношения их. можно было назвать просто приятельскими. Виктор общался и с другими молоденькими девушками и женщинами из группы. Он как-то сразу стал всеобщим любимцем. Привлекательный, хорошо сложенный, веселый и воспитанный, он не мог не обратить на себя внимание женской половины: К тому же, как вскоре выяснилось, был мастером спорта по биатлону. Международного класса! Неоднократно бывал за границей и мог рассказать много интересного. Неудивительно, что у него очень быстро появилось много поклонниц. Римма не могла этого не заметить, но первые дни относилась к такому положению вещей как к само собой разумеющемуся факту. Все изменилось на пятый день.
Вечером они сидели за столиком в баре: Виктор, Римма и молодая супружеская пара из подмосковных Мытищ. Заказали шампанское, фрукты, шоколад. За соседним столиком отдыхали дамы и мужчины из их же группы. Чуть дальше — харьковчане. Зал пока еще не был полон, и танцевальная площадка пустовала. И как только из динамиков колонок зазвучала песня Криса Ри, сменив какую-то унылую мелодию, их столик дружно поднялся танцевать. Двигалась Римма хорошо. На дискотеках они со Светкой «давали жару». И она не заметила, что из дальнего конца зала за ней пристально следят две пары глаз.
Кавказец подошел, когда заиграла медленная музыка, Виктор в это время был у барной стойки. Римма даже не сразу сообразила, что ее приглашают танцевать, лишь растерянные взгляды соседей по столику вернули ее в реальность. Она отрицательно закачала головой, возможно, чересчур торопливо.
— Нэ бойся! — заулыбался кавказец. Широко распахнутый воротник цветастой рубашки обнажал часть неприлично волосатой груди и полоску золотой цепочки. — Нэ кусаюс!
— Я не танцую, — с трудом выдавила из себя она.
Кавказец обхватил ее запястье своей ручищей и несильно, но настойчиво потянул к себе. У Риммы все внутри похолодело, и сердце, казалось, провалилось в желудок. В этот момент рядом раздался знакомый голос:
— Девушка не хочет танцевать. Отпусти.
Виктор смотрел на здоровенного кавказца спокойно и даже слегка устало. Тот повернулся и, явно недовольный его вмешательством, рыкнул:
— А тэбе какой разница?
— Моя жена не хочет с тобой танцевать, — повторил Виктор все с тем же ленивым спокойствием и для пущей убедительности добавил: — Не порть нам, пожалуйста, медовый месяц.
Последнюю фразу он произнес подчеркнуто вежливым тоном. И на кавказца она произвела какое-то магическое действие. Он тряхнул кудрявой головой и исчез в считанные секунды. Римма перевела дух и расслабилась, а в голове крохотными молоточками продолжали стучать слова Виктора.
Однако минут через пять кавказец вернулся и пригласил Виктора к своему столику. Римме показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он вернулся. Глаза его смеялись и на губах играла улыбка.
— Что им было нужно? — спросил Степан из Мытищ, не сводивший все это время с угла, где сидели кавказцы, озабоченного взгляда.
— Ищут ссоры? — предположила его жена, миловидная шатенка.
Виктор сел на свое место, расслабленно махнул рукой.
— Просто извинились и пожелали хорошо провести медовый месяц. — Он посмотрел на Римму, подмигнул ей. — А еще поздравили с очаровательной женой. Ну, после такого заявления пришлось, конечно, с ними выпить…
Весь остаток вечера Римма пребывала в каком-то подвешенном состоянии. Ощущение растерянности и некоего дискомфорта не отпускало. Она, правда, еще танцевала с Виктором два или три медленных танца (он сказал, что так надо для конспирации, то есть для поддержания их образа), и всякий раз, когда она чувствовала на себе его руки, какая-то внутренняя дрожь пробегала по всему ее телу. Она боялась, что он уловит эту дрожь и неправильно поймет, хотя и сама не могла бы с определенностью объяснить себе причину такого состояния. Возможно, ее настолько смутила эта история, что теперь она даже чашечку с кофе не могла удержать в руке. В некотором роде это было даже смешно: стукнуло уже шестнадцать, а она пугливая, как горная лань, на которую открыли охоту.
Все-таки Светка была права, рассуждала Римма, говоря, что она безнадежная недотрога. Обиднее всего то, что и лицом, и фигурой ничуть не хуже девушек с обложек красивых журналов, а ведет себя, как какая-то средневековая монашка…
На следующий день был запланирован выезд на природу с прилагающимся к этому удовольствию шашлыком. Единодушно решили, что коль они на-холятся на Кавказе, значит, и шашлык должен соответствовать. Поэтому заранее закупили баранину, замочили ее в темном пиве (рецепт, подсказанный Виктором), и после завтрака закрепленный за группой автобус отбыл в нужном направлении.
Поляна оказалась довольно живописной. Быстрая речка огибала ее полукругом и с шумом уносилась дальше по склону. При желании ее можно было перейти вброд — вода едва доходила до колен. Приготовлениями к обеду занялись немедленно: добровольцы отправились в лес за дровами для костра, другие суетились на месте стоянки с салатами и мясом. Кто-то включил магнитофон, и тихий уголок наполнился звуками цивилизации.
Римма вызвалась собирать сушняк и не удивилась, когда рядом появился Виктор. У него под мышкой уже была небольшая охапка сухих веток.
— Вон там много, — указал он в сторону невысокой скалистой гряды, проступающей сквозь зелень деревьев.
— Составишь компанию? — неожиданно для самой себя предложила она.
— А ты как думаешь?
Они перешли на «ты» на второй день знакомства, разница в возрасте (Виктору было двадцать восемь) совершенно не ощущалась. С ним было легко и весело. А еще — спокойно. Уверенность зрелого мужчины и мальчишеская непосредственность уживались в нем самым непостижимым образом. С ним можно было говорить на любые темы и не чувствовать себя при этом ущемленной в том или ином вопросе. Но после вчерашнего случая в баре, когда Виктор, можно сказать, вырвал ее из рук кавказца, Римма обнаружила в себе нечто, сильно ее озадачившее. Если раньше она не обращала внимания (или не хотела обращать) на частые заигрывания с Виктором других женщин, то теперь, за Тот час, пока они ехали в автобусе, она много раз испытала неприятное чувство раздражения, когда та или другая строила ему глазки. Что это было? Ревность? Римма терялась в догадках и не находила ответа. Была бы рядом Светка, та быстро разобралась бы в ее чувствах и дала дельный совет. Но подруга далеко, а она оставалась одна со сжигающими ее изнутри досадой, раздражением… и страхом. Да, именно страхом. Потому что, как она уже начинала понимать, именно страх, что Виктора уведет какая-нибудь из этих ушлых дам и он просто перестанет ее замечать, был причиной ее душевного неспокойствия…
Из расщелины в скале бил ключ. Вода с журчанием сбегала по каменному желобу и продолжала свой путь веселым ручейком. Вокруг было полно сухих веток, припорошенных опавшими листьями. Потревоженная приближением людей, юркнула в ближайшую трещину зеленая ящерица.
Римма наклонилась, чтобы поднять большую суковатую ветку, и они едва не стукнулись лбами. Его пальцы скользнули по ее щеке, спрятались в распущенных волосах. Когда губы Виктора коснулись ее губ, нежно и осторожно, словно прикасались к некой святыне, Римма не убрала свои, не подалась назад. Она судорожно вцепилась в палку, будто он собирался ее отнять, и буквально оцепенела, не размыкая губ и не рискуя ответить на этот безобидный поцелуй. Виктор понял ее состояние. Выпрямился и, притянув к себе, накрыл ее губы уже совсем другим, жарким, глубоким поцелуем. Горячая волна пробежала по всему ее телу. И Римма ответила со всей страстью, на какую была способна. Она и не подозревала в себе такого сильного желания. Сушняк полетел на землю, а они, обнявшись и прильнув друг к другу, с упоением целовались, будто делали это в последний раз в своей жизни.
— Римма! Кравцова! — раздался невдалеке сочный женский голос.
Кричала Вера, соседка по комнате, взявшая на себя роль старшей Римминой подруги. Они отпрянули друг от друга, как школьники, которых застал за неприличным занятием классный руководитель.
— Нас уже хватились, — тихо проговорил Виктор.
Римма была не в состоянии ответить: в горле пересохло, щеки пылали, словно к ним приложили две раскаленные сковородки, мелкая дрожь все еще пробегала по телу. Она лишь кивнула и перевела взгляд под ноги.
