Утро выдалось великолепным. Свежим и солнечным. Это, наверное, природа назло мне подстроила. Против воли я полюбовалась в окно. Нет, настроение все равно поганое. Дальше ехать некуда!
За завтраком я давилась любимой яичницей с помидорами. Аппетита не наблюдалось вовсе. Тетка всполошилась и помчалась за термометром. Напрасно суетилась. Градусник оказался на моей стороне. Температуры не было.
- Ты перегрелась на солнце, - решила тетка. Она привыкла видеть у меня отличный аппетит. Я всегда ела за трех мужиков.
- Я не ходила на пляж. И, вообще, я абсолютно здорова.
- Да ты посмотри на себя! Синячищи под глазами - Во! Что я Володьке скажу?
Она еще долго кричала и одновременно гремела посудой на кухне. Что за гремучий характер? Удивляясь на саму себя, я взялась за домашние дела. И вот что интересно: по идее все должно валиться из рук, - ничуть не бывало. Наоборот, веник и тряпка просто порхали в руках. Я ощущала необыкновенный прилив сил. Может, это у меня от злости? Тетя Нина посмотрела, посмотрела и высказалась:
- Нет, это ты точно заболела. У тебя с головой непорядок.
А когда я взяла ведра, чтобы идти за водой, она втихомолку осенила меня крестным знамением. Захотелось вдруг уткнуться ей в плечо и расплакаться.
У колодца никого не было. Это радовало. У меня не хватило бы сил ни с кем разговаривать, здороваться. Даже мыслишки ни одной завалящей в голове.
Я машинально крутила ворот колодца и чуть не облилась водой, когда первый раз поднимала ведро... Как-то позабыла, чем занимаюсь. Цепочка на колодезном ведре была холодная, мокрая и скользкая. Сегодня меня это раздражало больше обычного. Со вторым ведром я ковырялась в два раза дольше. Меня все злило. Подцепив крючками коромысла свои сосуды, полные воды, и устроив эту окаянную деревяшку на плече, я развернулась и, как нарочно, столкнулась с Олегом. И он с ведрами. И он за водой. Только без коромысла. Олег как-то очень пристально, очень внимательно всмотрелся в меня. И вдруг широко улыбнулся. Улыбка получилась радостной. Наверное, сам не ожидал, что улыбнется. Интересно, чему это он радуется? Мне - так совсем не весело.
- Привет, - сказал он.
- Привет, - равнодушно поздоровалась я. Окинула его взглядом, отмечая про себя, что в первый раз не боюсь открыто посмотреть ему в лицо, поздороваться. В первый раз мне безразлично, что он обо мне подумает. Абсолютно. Его улыбка только обидела. Но даже обида была какой-то равнодушной. Вот по этому человеку я сходила с ума? Да такой трус не стоит и одной, самой маленькой моей слезинки.
- Давай, помогу, - предложил он ни с того, ни с сего.
- Спасибо, я - сама, - и пошла себе потихоньку, стараясь не расплескать воду. Прекрасно знала, что он стоит, смотрит мне вслед и ничего не понимает. Раньше я бы обязательно проверила, так ли это? Но теперь, и сама не знаю, почему, мне это было не нужно. А вот что мне действительно было нужно, так это переварить все свои новости. Разобраться в мыслях, чувствах, ощущениях. Подумать, как следует подумать.
* * *
Я не пошла, как всегда, к Светке. Знала, чем мне это грозит, но не пошла. Вместо этого отправилась в лес. Шла лугом, обрывала головки цветов и представляла, как сяду на какое-нибудь поваленное дерево и обо всем не торопливо подумаю. Но едва дошла до опушки и завернула за кусты - опустилась на траву и разревелась.
Я ревела долго. Очень долго. Затихала, вроде успокаивалась и вдруг опять начинала реветь. Кто бы слышал тогда мои мысли! Это же надо!
Когда слезы иссякли, я, все еще всхлипывая, заснула. Сама не заметила, как... А, проснувшись, долго не могла сообразить, почему солнце тянет к закату? Правая рука и правая нога затекли от неудобной позы, в которой я лежала. Пошевелиться больно. Трава неприятно щекотала нос и щеку. Постепенно память подсказала, где и почему меня сморило. Ничего себе! Проспать до вечера. Ну, не до вечера, часов до шести. Все-таки. Скоро ужинать. Опять я не приходила домой к обеду. Еще и дома будут неприятности. Часа полтора в запасе есть. Может, сбегать домой и быстренько проглотить обед? Да, но тогда ужинать не захочется.
Я пошевелилась, медленно разгибая затекшие руки и ноги. Черт, какое неприятное ощущение. Бок отлежала. Так же медленно я села. Потрясла головой, прогоняя остатки сна. И только тут заметила, что чуть в стороне, прислонясь к стволу тоненькой березки, сидит Рыжий. Спокойно так сидит. Жует травинку и смотрит на меня. Ах, ну да... Он же пустующее место занял. Вот сволочь!
- Привет! Ты что тут делаешь? - злобно поинтересовалась я.
- Проснулась? - вместо ответа улыбнулся Мишка, не обратив внимания на мою агрессивность, и сунул в рот очередную травинку. - Нашла место, где спать.
- Где хочу, там и сплю, - тут же взбрыкнула я. - Это никого не касается.
- Ага, - хмыкнул он. - Если не считать, что Светка тебя обыскалась. Нас весь день на поиски гоняла. Заметь, уже второй раз. По какому поводу ты бунтуешь?
- Не твое дело.
- Не мое, - в глазах у Рыжего вспыхнули смешинки. - Только у Светика побег карается расстрелом.
Какие заразительные смешинки в глазах у этого Рыжего!
- Ну и как она? Апоплексический удар не хватил? - Мишкино веселье злило, но одновременно и успокаивало.
- Пока нет, но, может, и хватит.
- Ну и черт с ней! Я - не собственность, - сказала я в воздух.
Рука сама стала нервно ощипывать стебелек тимофеевки. Должно быть, мой голос все еще был злобным, потому что Рыжий пересел поближе и растеряно спросил:
- Аль, что-нибудь случилось?
И я не стала ему врать, хотя сначала такое желание имелось.
- Да.
- Что-нибудь серьезное?
- Да.
- Кто-нибудь обидел? - он подсел еще ближе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять - он за меня действительно переживает. А за меня никогда никто, кроме отца и тетки, не переживал. И мне больше не хотелось делать ему больно. Наоборот, неизвестно откуда возникло теплое чувство благодарности. Благодарности? Н-да...
- Сама себя обидела. Больше, чем другие. Не сердись, Рыжик, никому не хочу об этом говорить.
- У тебя заплаканное лицо, - спокойно заметил он. Вытащил из моих волос сухую веточку. Сунул пальцы в карман модных джинсов и вытянул крохотную расческу, - На, причешись. Плакала?
Я молча кивнула. Рядом с Мишкой мне сейчас было лучше, чем с кем бы то ни было. Лучше и спокойней. От него шло доброе человеческое тепло. Ничего не надо из себя строить. Можно говорить правду. Можно не бояться выглядеть такой, какая ты есть. В глубине души существовала уверенность, что Мишка все поймет правильно. Я подняла на него глаза и вместо привычных голубых льдинок увидела два теплых озерка. И удивилась. Он смотрел на меня с какой-то нежной жалостью. Мне стало не по себе, и я перевела взгляд на куст волчьей ягоды за его плечом.
