Директор был лысым парнем лет сорока, в очках с толстой роговой оправой и со слегка жеманными манерами.
Мы ловили на себе любопытные взгляды подростков, так что, видимо, новость о найденном мертвом теле еще не успела распространиться по школе.
– Почему вы не сообщили о ее исчезновении? – спросил Эд.
– Да эти молодые учителя! – сокрушенно вздохнул директор. – Они ведь так часто без всякого предупреждения берут отгул на два-три дня, поэтому мы даже ничего такого и не думали. Просто одна из учительниц сегодня утром почувствовала неприятный запах и потому заглянула туда.
– Мне нужно будет поговорить с ней, – сказал я, – с этой учительницей.
– Конечно, – с готовностью отозвался директор, – она сейчас в школе. Мы предполагаем, что мисс Эванс хотели изнасиловать, затащили ее туда именно с этой целью. В какой-то момент ей удалось вырваться... Не думаю, чтобы они затащили ее туда с целью убийства.
Какое значение имело первоначальное намерение преступников, если женщина уже убита, вскользь подумал я. Мы молча шли по коридору, пока директор не остановился и, указав на дверь, не сказал:
– Она здесь.
Я подошел к двери, а Эд спросил директора:
– А как с ее семьей? Вы уже позвонили ей домой? Я открыл дверь, шагнул внутрь, и в лицо мне ударил тяжелый, отвратительный запах. Затем при слабом свете, проникающем снаружи сквозь грязные матовые стекла, я увидел женщину, лежащую на полу у окрашенной в зеленый цвет стены. Белые пятна свежей штукатурки показывали места, откуда были удалены водопроводные трубы. Она пролежала здесь неделю, а в здании, оказывается, водились крысы.
– Господи! – вырвалось у меня.
Я попятился в коридор и захлопнул за собой дверь.
Директор все еще отвечал на вопрос Эда:
– Она жила одна в... – Тут он увидел меня и сказал:
– О, простите, пожалуйста! Я должен был вас предупредить. Встревоженный Эд шагнул ко мне:
– Ты в порядке, Том?
Я махнул ему рукой, приглашая отойти от комнаты:
– Предоставим это дело “скорой помощи”.
В ушах у меня оглушительно стучала кровь, руки и ноги похолодели.
Директор снова произнес несколько жеманным и смущенным тоном:
– Мне и в самом деле очень неловко... Я был убежден, что вы привыкли к подобным зрелищам.
Я протиснулся между ним и Эдом, торопясь поскорее выскочить на воздух. “Привыкли к подобным зрелищам!” Господи ты Боже мой!
Глава 5
В эту неделю друзья дежурили в ночную смену, с двенадцати до восьми утра. Из трех смен эта – самая легкая, только утром, когда едешь домой навстречу встающему солнцу, его яркие лучи слепят глаза и кажется, ночная усталость никак тебя не покинет.
Джо первым сдал дежурство, сел в свой “плимут” и проехал вперед на один квартал, до стоянки напротив полицейского участка. Ему пришлось немного подождать, пока вышел Том, отвратительно выглядевший, и молча скользнул на место пассажира.
– Что случилось? – спросил Джо.
– Небольшой разговор с лейтенантом, – вяло ответил Том. – Все эти чертовы дела с наркотиками.
– А что именно?
Том устало зевнул, преодолевая отвращение, и сердито передернулся:
– Успокойся, ты тоже в это влипнешь. Обычная шумиха. Джо тронул машину с места и сквозь забитые автомобилями улицы и перекрестки направился к тоннелю Мидтаун.
– Интересно, кого они поймали, – сказал он.
– Никого из того дома, – ответил Том. Он снова зевнул, на этот раз от души, и потер лицо ладонями:
– Знаешь, я вот-вот засну.
– У меня есть идея, – отозвался Джо. Том сразу догадался, о чем он. Заинтересованно глядя на друга, спросил:
– Правда? Какая?
– Украсть картину из музея. Том озадаченно сморгнул:
– Не понял.
– Слушай, – сказал Джо. – В этих музеях хранятся картины по миллиону долларов каждая, утащим десять картин и продадим их за четыре миллиона. Значит, каждому из нас достанется по два миллиончика.
Том серьезно задумался, поскребывая отросшую за ночь щетину на подбородке.
– Ну, не знаю, – сказал он. – Целых десять картин... Их так же трудно будет прятать, как и моего русского посла.
– Я могу положить их в свой гараж. Кто додумается там их искать?
– Твои же ребята в первый день и доберутся до них.
Джо не хотелось расставаться с единственной своей идеей.
– Ну, пусть будет пять картин, – сказал он. – По миллиону на брата.
Том ответил не сразу. Покусывая губы, он рассеянно глядел в окно и размышлял не только о том, что ему казалось особенно неверным в идее украсть картины, но и об обстоятельствах своей жизни, которые заставляют его думать об ограблении. Наконец он сказал:
– Нам не стоит связываться ни с чем, что потом придется продавать. Ни с чем таким, что нужно будет держать при себе или прятать какое-то время. Мы должны иметь дело только с тем, что быстро можно обернуть в наличные.
Джо неохотно кивнул.
– Да, наверное, ты прав, – признал он. – У нас не то положение, чтобы с этим возиться.
– Вот именно.
– Но ведь мы не хотим украсть деньги, мы уже договорились об этом.
– Знаю, – кивнул Том, – потому что в банках всегда записывают номера серий, а значит, это рискованно.
– Так что не все так просто, – уныло вздохнул Джо.
– А я этого и не говорил.
Оба на некоторое время отдались во власть размышлений. Они почти доехали до тоннеля, когда Том снова заговорил, решив конкретизировать общую задачу. Напряженно глядя вперед, он сказал:
– Нам нужно украсть то, что мы сможем реализовать быстро и за большие деньги.
– Точно, – сказал Джо. – И нам нужен покупатель. Какой-нибудь богач с целой кучей наличных. Они въехали в сумрак тоннеля.
– Богач... – задумчиво повторил Том.
Весь остальной путь до дома они изо всех сил напрягали мозги.
ТОМ
Появились две команды телевизионщиков, каждая со своего канала, чтобы подготовить репортаж об этом случае. Поскольку мы с Полом первыми после вызова прибыли на место трагедии, одна команда набросилась на Пола, а вторая – на меня.
Я совершенно не волновался. Меня еще никогда не интервьюировали для телевидения, но, конечно, я иногда смотрел, как другие полицейские давали разъяснения после какого-нибудь взрыва, прорыва водопровода или еще чего-то в этом роде. И даже три раза видел, как интервью давали мои знакомые ребята. Кроме того, иногда в душе я фантазировал, как сам даю интервью, сочинял всякие вопросы репортеров и мои ответы на них, представляя все в лицах. Так что, можно сказать, я довольно хорошо отрепетировал эту роль.
Они поставили камеру таким образом, чтобы во время интервью мы с репортером стояли на фоне здания. Это было строящееся высотное офисное здание, и во время интервью рабочие в касках продолжали на нем трудиться. Как раз только что один из них погиб, но это отвлекло их от дела всего на несколько минут. Когда речь идет о деньгах, приходится думать только о работе, нужно делать ее, что бы вокруг ни происходило.
По всему городу вырастают подобные здания, напоминающие бетонные коробки с большими окнами, где потом располагается множество офисов. Практически среди них нет ни одного жилого дома, потому что кому же захочется жить в Манхэттене? Манхэттен – это район, где вы работаете, и только.
Такие громадные сооружения начали появляться еще с конца Второй мировой войны. Не важно, хорошие или плохие были времена, переживала эта страна бум или спад, они продолжали подниматься, как на дрожжах. За последние лет десять большинство из них стали возводиться на востоке от центра, приблизительно в районе Третьей авеню и Лексингтон-авеню. Первым делом, конечно, Третьей авеню дадут более шикарное название, как сделали это с Четвертой авеню, когда ее застроили высоченными офисными зданиями и она превратилась в Парк-авеню-саут.
Так или иначе, это район, где сосредоточено основное количество зданий нового типа, но они распространились и по всему Нью-Йорку. Центр международной торговли в нижней части города. Рокфеллеровский центр на Шестой авеню. Пара таких зданий торчит и в моем округе, где я работаю. В одном из них как раз и произошел смертельный случай, и по этому поводу меня собирались интервьюировать.
Один парень, с которым я как-то разговаривал в баре пару лет назад, сказал, что, по его мнению, главной отличительной чертой Нью-Йорка является то, что в нем можно наблюдать самые разнообразные чудеса, причем во всех стадиях их существования. Помните, мы в школе читали о семи чудесах света? Так вот, все они, можно сказать, находятся в Нью-Йорке, и все вместе они одновременно рождаются и умирают, рассыпаются в прах и снова возрождаются из этою праха, то есть битого кирпича. Где только что стояло старое здание, взмывает в небо новое, чистое и красивое. И каждую минуту по мере его роста кого-нибудь убивают.
Репортер оказался светловолосым кастратом с усиками. Сразу было видно, что он считает себя важной шишкой в Бигтауне. Он, администратор, звукооператор и пара их помощников ужасно суетились, подготавливая все для записи и съемки, и наконец интервью началось. Кто-то записал для моего репортера несколько вопросов, и он держал блокнот с этими вопросами в левой руке, а в другой находился микрофон. Видно, он сразу запомнил все вопросы, потому что говорил, ни разу не заглянув в свой блокнот.
