Именно из рук госпожи де Севинье и получила она во время одного из празднеств в Трианоне на садовой террасе цветущую ветку померанца, которую тут же наудачу посадила в цветочный горшок, и, поскольку ветка благополучно принялась, она увезла ее в Германию.
Добрых двадцать пять лет деревце росло и набиралось сил на глазах у графини, а после ее смерти его стали лелеять и холить ее дети и внуки. Оно представляло ценность не только само по себе, но и как бы являлось одновременно живым символом утонченной прелести той почти что обожествлявшейся эпохи, в которой мы ныне находим не так-то уж много поистине достойного восхваления, эпохи, которая к тому времени, когда происходила наша безобидная история, уже таила в себе зачатки рокового будущего, впоследствии потрясшего весь мир.
Евгения с особой любовью относилась к наследию почтенной прародительницы, поэтому дядюшка не раз говаривал, что когда-нибудь оно перейдет в полную ее собственность. Тем более прискорбно ей было узнать, что во время ее отсутствия, весной прошлого года, деревце начало чахнуть: листья его пожелтели, и многие ветви засохли. Поскольку причину этого медленного увядания найти не удавалось и ни одно из примененных средств не помогало, садовник решил, что дерево погибло, хотя, согласно законам природы, оно могло бы прожить в два-три раза дольше. Однако граф, посоветовавшись с проживавшим по соседству садоводом, велел поставить деревце в отдельное помещение и в полной тайне лечить его одним из тех особых, даже загадочных способов, которые бывают известны только деревенскому люду; и вот надежде графа преподнести в один прекрасный день любимой племяннице ее старого друга, вновь обретшего силы и усыпанного плодами, сверх всяких ожиданий суждено было осуществиться. Еле сдерживая нетерпение и беспокоясь, удастся ли сохранить столь длительное время на ветках плоды, многие из которых под конец совсем созрели, он все же решил отложить на несколько недель вручение подарка, приурочив его к сегодняшнему торжеству; поэтому нет надобности описывать состояние, в которое пришел добрый старик, узнав, что в последнюю минуту какой-то незнакомец расстроил его радужные планы.
Еще до того как гости были приглашены к столу, лейтенант сумел улучить время, чтобы переписать набело свой поэтический опус, посвященный предстоящему торжественному вручению подарка, и, переделав конец дотоле, пожалуй, слишком уж серьезных стихов, по возможности приспособить их к происшедшим событиям. И вот теперь, достав листок и повернувшись к кузине, он стал читать свое произведение. Содержание его вкратце заключалось в следующем.
В древности на одном из островов крайнего Запада мать Земля взрастила в саду богини Юноны свадебный для нее подарок — волшебное дерево Гесперид, охранявшееся тремя нимфами; потомок сего прославленного дерева с давних пор мечтал и страстно надеялся, что и ему уготована такая же судьба, ибо обычай одаривать прекрасную невесту подобного рода подарками издревле перешел от богов к смертным.
После долгих и тщетных ожиданий он находит наконец достойную деву, на которую обращает свои взоры. Она благоволит к нему и часто его посещает. Однако любимец муз, гордый лавр, растущий рядом с ним на берегу водоема, возбуждая его ревность, грозит завладеть мыслями этой наделенной умом и талантами красавицы и открыть ее сердце для любви мужей. Напрасно мирт пытается его утешить и на своем примере научить долготерпенью: длительное отсутствие любимой усугубляет его страдания, он чахнет и после непродолжительной болезни умирает.
Летом беглянка возвращается в родные края, и сердце ее трепещет в ожидании любви! Деревня, замок, сад — все радостно встречает ее. Розы и лилии в пышном цвету восхищенно и стыдливо обращают к ней свои взоры, кусты и деревья восторженно приветствуют свою любимицу. И только для одного из них — ах! для самого благородного — она вернулась слишком поздно. Горестно взирает она на его засохшую крону, ее пальцы скользят по безжизненному стволу и нежно касаются хрупких концов ветвей. Никогда больше не увидит и не узнает он своей покровительницы. Как она рыдает, как трогательны ее мольбы и безутешны страдания!
Издали услышал Аполлон голос дочери своей. Он спешит к ней и, подойдя ближе, взирает на ее горе, исполненный сострадания. Потом касается деревца своей всеисцеляющей дланью, и по стволу внезапно проходит дрожь, иссякшие было соки устремляются к ветвям; вот уже начинает пробиваться молодая листва, распускаются белые цветы, наполняя воздух божественным ароматом. На ветвях — ибо есть ли что невозможное для богов? — появляются прекрасные, округлые плоды; их девять, по числу сестер-муз; они растут и наливаются, постепенно сменяя зеленый цвет отрочества на ярко-золотой цвет юности. Стихотворение заканчивалось следующими строками:
От соблазна бог эллинов Удержаться не сумел, И прекрасных апельсинов Он отведать захотел. И сказал, срывая с древа Спелый и душистый плод: — Вот тебе кусочек, дева, И тебе кусок, Эрот.
Поэт заслужил единодушное одобрение, и ему охотно простили несколько неожиданный конец, нарушивший общее впечатление от стихов, в целом проникнутых глубоким и искренним чувством.
Франциска, которой то хозяин дома, то Моцарт уже не раз давали повод проявить присущее ей неистощимое остроумие, вдруг выбежала из комнаты, будто внезапно вспомнив о чем-то, и вскоре вернулась, держа в руках очень большую английскую гравюру коричневого тона, дотоле неприметно висевшую в рамке под стеклом в одной из отдаленных комнат замка.
— Должно быть, недаром говорят, — воскликнула она, поставив картину в конце стола, — что нового под луной ничего не бывает! Здесь вы видите сцену, происходившую в Золотом веке, а разве сегодня у нас здесь не приключилось нечто подобное? Я надеюсь, что наш Аполлон без труда узнает себя в этой ситуации.
— Чудесно! — восторженно поддержал ее Макс. — Вот он, прекрасный бог, в задумчивости склонившийся над священным источником. И мало того — посмотрите-ка, там, в кустах, за ним следит старый Сатир! Бьюсь об заклад, что в этот миг Аполлон вспоминает давно забытый аркадский танец, которому в детстве обучал его под цитру старик Харон.
— Правильно. Так оно и есть! — захлопала в ладоши Франциска, стоявшая за спиной Моцарта. — А вы заметили, — продолжала она, обращаясь к маэстро, — отягощенную плодами ветвь, склонившуюся к прекрасному богу?
— Совершенно верно, это посвященное ему оливковое дерево.
— Ничего подобного! Это чудесные апельсины. Сейчас он сорвет один из них по рассеянности.
— Более того! — воскликнул Моцарт. — Сейчас он закроет сей озорной ротик тысячей поцелуев.
С этими словами он поймал Франциску за руку и поклялся не отпускать до тех пор, пока она не даст поцеловать себя в губы, на что та без особого сопротивления согласилась.
— Макс, объясни нам, — сказала графиня, — что здесь написано под картиной?
— Стихи из знаменитой оды Горация. Недавно берлинский поэт Раммлер превосходно перевел ее на немецкий язык. Сия ода проникнута необычайной силой. Как прекрасно, например, вот это место:
…Бог Аполлон неразлучен с луком: Кудрям дав волю, моет их влагой он Кастальской чистой; любит он в рощах жить Ликийских иль в лесу родимом, В храме на Делосе иль в Патарах.[11]
— Чудесно! Действительно чудесно! — сказал граф. — Только кое в чем здесь требуются пояснения. Например, «неразлучный с луком» означает просто-напросто, что Аполлон всю жизнь был одним из усерднейших скрипачей. Однако мне хотелось бы предупредить вас, дорогой Моцарт, вы сеете раздор меж двух любящих сердец.
