— Да черт с ним, со Шварцем, — в очередной раз успокаивал юриста Юра. — Я же тебе русским языком говорю — у нас все схвачено. И документы все на руках. Что ты трясешься?
Хотя под ложечкой и посасывало.
Юрист мрачнел на глазах и ежился в кресле.
— Знаете, сколько стоит такой адвокат, Юрий Тимофеевич? — спрашивал он. — Откуда у деда такие деньги? Что-то здесь не так.
И каждый раз после беседы с юристом Кислицын бросался звонить Тищенко. Сперва тот долго и успокоительно беседовал с Юрой по телефону, потом, видать, Юра со своими тревогами начал ему надоедать, потому что беседы становились все короче, а тон их — все резче. А под конец Юра совсем достал Тищенко, потому что при последнем разговоре Тищенко его просто послал, причем впервые за очень долгое время обратившись на “вы”.
И все— таки когда Юра узнал о проигрыше дела в суде первой инстанции, Тищенко был первым человеком, к которому он бросился за помощью. Потому что больше бежать было не к кому.
— Знаю уже, — встретил его Тищенко. — Ну ты и придурок! Ну просто! Ты кого в суд послал? Я сейчас с председателем говорил — он рвет и мечет.
— Юриста фирмы. Он у меня все дела ведет.
— Юриста? Онаниста! Он двух слов связать не может. Ему задают вопрос по существу — он не отвечает. Или несет ахинею. Ему документы показывают — он их в первый раз видит. Ты обалдел, что ли? Подготовленное дело — и так загубить! Почему из полиции бумаги не представили?
— Он мне говорил, что не успевают.
— Что?! — И Тищенко тут же связался с налоговой полицией. — Слава! — с места в карьер обрушился он. — Я к тебе человека присылал… Помнишь?… Где результат? Что?… Давно?… Это точно? Вот, — обратился он к Юре, потрясая в воздухе телефонной трубкой, — вчера утром все было готово. Что теперь скажешь?
Когда Тищенко отгрохотал и успокоился, Юра, не спуская с него виноватых и умоляющих глаз, спросил тихо:
— Что же теперь делать, Петр Иванович? Куда бежать?
Тищенко вышел из-за стола и сел рядом с Юрой.
— Понимаешь, друг, — с неожиданной теплотой и очень тихо сказал он, — по всем понятиям, мне бы с тобой, после таких дел, надо бы распрощаться. И никто бы мне слова плохого не сказал, и совесть была бы спокойна. Согласен со мной?
Юра кивнул. Необъяснимый прокол юриста с налоговой полицией поставил его в положение человека, который всех подвел и своими руками разрушил умело и профессионально подготовленную победу. Он, конечно же, мог продолжать напоминать Тищенко, что деда прислал он и что все беды начались именно из-за него, а не из-за кого-то другого, и что ни одного шага Юра, не посоветовавшись с Тищенко, не делал. Но это все было бы в пользу бедных. Тищенко провел титаническую работу, подключив и полицию, и руководство суда, и претензий к нему быть более не могло. А он все бездарно испортил сам, положившись на своих сотрудников. И рассчитывать на дальнейшую помощь от Тищенко уже не мог.
— Понимать же надо, — произнес Тищенко, внимательно глядя на Юру, — с кем имеешь дело. У тебя такой козырь был на руках. Знаешь, с чего он свою речь на суде начал? Дед, я имею в виду.
— Он еще и говорил?
— А как же! Битых полчаса. Моя молодость, говорит, была погублена войной с немецко-фашистскими захватчиками. А старость, говорит, отравлена разорившей родную страну приватизацией. Вот тут-то бы бумаги из полиции и выложить на стол! Эх! Да что уж там…
И он махнул рукой.
— Дурака своего выгони, — приказал Тищенко после минуты раздумья. — Я тебе одну юридическую контору порекомендую. Договорчик подпишешь с ними, чтобы все было путем. Это люди, — он показал пальцем в потолок, — свои, короче, люди. Они с председателем городского суда договорятся. Да и я позвоню дополнительно.
Тищенко покопался в ящике стола и достал оттуда пухлый пакет.
— Они тебе три штуки объявят. Вот, возьми. Когда все закончится — разберемся.
Заметив же жест Кислицына, вытянул вперед не признающую возражений руководящую длань:
— Я же понимаю. Эту тварь я тебе устроил. Так что бери и помалкивай. И если что — сразу ко мне. Договорились?
И Юра снова почувствовал, как его переполняет чувство благодарности.
Разборку со своим юристом он провел уже после того, как нанял указанную Тищенко юридическую контору и собственными ушами услышал, как рекомендованный ему адвокат говорит с кем-то из горсуда по установленной в приемной вертушке. Убедившись, что разговор носит вполне товарищеский, а местами даже интимный характер, внес в кассу положенный гонорар и поехал к себе, кипя жаждой мести.
Гадюка— юрист отбивался, как лев, пытаясь свалить вину на кого угодно, но не желая признаваться в собственной халатности. Если верить ему, то решение суда было готово еще до того, как начались слушания сторон. И ни один из документов, которые он принес, требуя приобщить к делу, даже не был зачитан. И без прямого указания председателя суда такое беззаконие просто невозможно. И он предупреждал, что дед не так прост, и что Шварц в эту историю не с неба свалился, и что за дедом кто-то определенно стоит. А что касается налоговой полиции -то он просто не понимает, о чем речь. Он поехал в суд прямо оттуда, чуть даже не опоздал, и никаких бумаг, никакого постановления о возбуждении против деда уголовного дела и в помине не было. И ему об этом в коридоре сказал лично Сергеев, нервно огладываясь по сторонам. А еще Сергеев вроде бы дал понять, что ему велено было не слишком напрягаться.
Устав выслушивать сбивчивые объяснения юриста и уже приняв окончательное решение, Юра достал визитную карточку адвоката из новой конторы, набрал номер и включил громкую связь.
— У меня вопрос, — сказал он. — Очень короткий. Я вас просил немедленно связаться с налоговой полицией. Удалось? Вот вы мне скажите, документы по Пискунову у них были вчера готовы или нет?
— Были полностью готовы, — прошелестел из громкоговорителя адвокат. — Я знаю исходящий номер. Вам продиктовать?
— Нет, спасибо. Всего хорошего.
Нажав кнопку, Юра посмотрел на юриста ненавидящим взглядом и, стараясь не сорваться на крик, произнес тихо:
— Ты, гнида, сейчас напишешь заявление. По собственному. И чтобы я тебя больше не видел. И скажи спасибо, что я тебя не изуродовал тут же в кабинете. Пошел вон!
И потянулось время.
Несколько раз уволенный юрист звонил Юре с мрачными и зловещими предсказаниями, пытаясь передать очень важную информацию, но Юра отказывался с ним говорить. Потому что информация эта явно была высосана из пальца.
* * *
Даже спустя год Петр Иванович все еще вспоминал иногда эту историю, правда, все реже и реже. Но с неизменным удовольствием. На фондовый магазин его очень давно вывел шурин, имевший серьезные виды на это помещение и проигравший Кислицыну, который тогда здорово подсуетился. Просто в то время Тищенко еще не был в силе и особо помочь шурину не получилось. Да и заводиться из-за какой-то развалюхи тоже не хотелось. Но по мере того, как развалюха приобретала все более и более цивилизованный вид и вокруг нее начинал закручиваться серьезный бизнес, Петру Ивановичу становилось все обиднее. Ведь в руках держал, можно сказать, но не угадал перспективу, профукал и отдал чужому. Были первоначально кое-какие идейки, связанные с не совсем законным оформлением в собственность, но этот черт Кислицын, видать, относился к юридической стороне вопроса серьезно и выстраивал вокруг своего магазинчика одну баррикаду за другой.
Окончательно укрепил Петра Ивановича в намерении завладеть магазином канувший в неизвестность Халамайзер. Приглашенный Петром Ивановичем в наполовину принадлежащее Тищенко заведение “Прощание славянки”, Халамайзер крепко подвыпил и протрепался, что подумывает дать Кислицыну скидку в тридцать пять процентов. А когда Тищенко, ошарашенный небывалой цифрой, поднял в недоумении брови, Халамайзер пояснил:
— Лучшее место в городе. Мои ребята посчитали — через этот магазин оборот идет раз в десять выше, чем через любой другой. И место удачное, и отделано солидно. Кислицын в него вложил около трехсот штук, это точно. А если его продавать сейчас, то можно взять не меньше лимона. И за полтора года эти деньги точно отобьются. Потом можно просто чистые бабки стричь. Классный бизнес. Сам бы взял, да у меня другие планы.
Планы Халамайзера были Петру Ивановичу совершенно понятны, но зароненное им семя пригрелось, набухло и выбросило первые ядовитые ростки.
Возможно, конечно, что Петр Иванович и не стал бы изобретать такой коварный и, прямо скажем, пакостный план, но, во-первых, ему было жалко отдавать миллион, а во-вторых — была еще одна проблемка, которую тоже надо было как-то решать. И чем больше он размышлял, тем соблазнительнее казалось ему склеить обе задачи вместе и решить одним махом.
У Петра Ивановича была любовница, та самая, которую секретарша Зина с ненавистью называла Коброй. Что-то змеиное в ней и вправду было, и явственно проявлялось это в постели, так что Петр Иванович, отрываясь от бешено извивающегося под ним тела, был вынужден долго и тщательно маскировать мелкие следы укусов, чтобы не приходилось объясняться с законной супругой. Дошло даже до того, что пришлось завести дома пижаму, в которой он и спал, потея и страдая. Но главное змеиное качество состояло в том, что Ниночка, обнаруживая в поле зрения интересующий ее предмет, как бы раздувала капюшон и начинала медленно покачивать точеной головкой, от чего вся живность в округе немедленно исчезала и дорога к цели оказывалась расчищенной.
