И невозможное расцветает на ладони огненным цветком, невозможно красивым и невозможно опасным. Если все сделать быстро, ошейник получится снять до того, как он превратится в гильотину для глупой новорожденной ведьмы.
– Сделай хоть что-нибудь! – Лицо Волкова искажено яростью, но на самом деле он боится. За нее.
И она делает! Ей удается отсрочить неизбежное, подарить самой себе шанс. Щелк – и ошейник ощеривается шипами уже в руке Волкова, а не на ее шее. Вот такая маленькая победа волшебства над техническим прогрессом. Ей бы радоваться, но не получается. Теперь гроза бушует внутри нее, ярость оскорбленной ведьмы собирается в черные тучи, ищет выхода. Ярость знает, кто ее цель, и наносит удар, не целясь, не рассчитывая силы, но точно зная, что Дементьеву, человеку, посмевшему посадить ее на цепь, не уйти. Ярость точнее пули. И беспощаднее.
Обугленная рука врага в дорожной пыли не вызывает даже тени удовлетворения. Она сделала то, что требовала ее ведьмовская суть, – отомстила. Не убила, но покалечила, ответила ударом на удар.
Кап-кап… Слезы катятся по щекам, падают на призрачную шерсть ее призрачного пса, вспыхивают серебряными звездочками. Слезы отмывают воспоминания от пыли забвения и возвращают на полки памяти. Их еще много, полок, которые нужно заполнить этой ночью.
Пряничный домик посреди одичавшего вишневого сада. Сладко пахнет дымом, кофе и сигаретами. Подружка Ирка смеется и трется щекой о глянцевый бок книги. На обложке ее, Аринино, имя. И книга тоже ее, написана ручкой с золотым пером, прощальным подарком Волкова. Когда самое страшное осталось позади, когда в новой жизни есть пряничный домик и вишневый сад, а утро начинается не с просчитывания путей отступления, а с чашки ароматного кофе, нужно радоваться любым подаркам, даже прощальным. И она заставляет себя радоваться, старается позабыть прошлое, но все равно каждую ночь втягивает в свои сны Волкова. Сны – это мелочь, с которой невозможно расстаться. Сны – это тонкая ниточка между ней и Волковым, ниточка, которая в реальной жизни давно оборвалась.
Ручка с золотым пером занимает почетное место на полке памяти, рядом со стопкой пахнущих типографской краской книг. Блэк ласково тычется лбом в колени, смотрит внимательно.
…Этот призрак особенный. Бывают, оказывается, и особенные призраки. Марго, мертвая ведьма с расписанным под гжель кошачьим черепом – экзотика даже для мира мертвых.
– Нас убивают… Кто-то убивает нас одну за другой! – Марго смотрит из-под рыжей челки и гладит расписную черепушку. – Ты должна мне помочь.
Она не должна, но помогает, идет за неуловимым убийцей, натыкаясь на трупы… Ведьмы умирают в муках, и в их мертвых глазах ей чудится укор – не успела, не спасла от чудовища. Ведь только чудовище может напасть на ведьму, только ему это под силу.
У чудовища пшеничные кудри и чуткие пальцы музыканта, оно выстилает свой путь мертвыми ведьмами и мертвыми безвременниками. Оно ходит кругами, иногда заглядывает в гости, оно просит – пока только просит – не вмешиваться. У чудовища свои взгляды на мироустройство и справедливость, ему нельзя мешать. А ей нужна помощь. Без помощи ей никак.
Волков далеко и помогает на расстоянии: советами, связями, криком.
– Не лезь в это дело, Арина!
«Ах, Андрюша, ну сколько можно!..» – Мурлыкающий голос в телефонной трубке заглушает голос разума. У этой кошечки на Волкова в тысячу раз больше прав, чем у нее. А рысь волку не подружка. Не нужно мешать, пусть живет как хочет. А она как-нибудь сама…
И она не мешает. Из последних сил старается не мешать, не впутывать. И идет все дальше и дальше по дорожке из мертвых безвременников, рука об руку с Марго, призраком убитой ведьмы. И находит…
Иногда зло неочевидно. Иногда зло рядится в одежды если не дружбы, то равнодушия. Убийство себе подобных – страшный грех, но Саломее, ведьме, чья жизнь уже на излете, плевать. Выжить хочется любой ценой, и она выживает как умеет, убивает своих же сестер, забирая их жизни и их силу.
Рыбачья избушка тонет в наползающем от реки тумане. Ее деревянный пол, как серебром усыпанный чешуей, становится подмостками для финальной сцены. Один режиссер – три актрисы. В конце останется только режиссер, Саломея.
Анук, ведьма старая и мудрая, смотрит с тоской – не уберегла Арину, не сумела спасти глупую девчонку от беды.
Марго, ведьма мертвая и неупокоенная, шепчет – прости, втянула в историю, накликала беду.
А Саломея говорит-говорит, пытаясь оправдать то, чему не может быть оправдания, а потом замолкает. Рука с кинжалом не дрожит. Чтобы завершить начатое, нужно всего лишь убить. А потом наступит счастье и совесть заткнется, с совестью всегда можно договориться. Все это в глазах Саломеи прячется за вуалью безумия. И только Арина знает – счастья не будет. Счастье, замешенное на крови, – это уже не счастье.
Умирать страшно, но она готова. Когда все шансы использованы, остается одно – смирение. И черный клинок в руках безумной Саломеи больше не пугает.
Шансы бывают разные. Оказывается, она слишком мало знает о том, какие козыри прячет судьба в рукаве. Волков, новый герой в уже почти сыгранной пьесе. Нашел, прилетел с обратной стороны земли, не бросил. Вороненая сталь пистолета против булатной стали древнего клинка. Опыт земного мужчины против опыта ведьмы.
В глазах Анук – отчаяние. Мудрая Анук уже знает исход этой битвы.
В глазах Марго – надежда. Наивная Марго еще верит в чудеса.
В глазах Волкова – колдовской туман морока, а в руке – тот самый кинжал. Кинжал тянется к Арининой шее. Морок победил, захватил в свои сети еще одну жертву.
– Убей ее!
Этому приказу нельзя не подчиниться, но Волков медлит, пытается бороться с тем, что невозможно победить.
– Убей! Или ты, или она – выбирай!
Волков делает выбор… Рукоять черного кинжала застряла между ребер, подрагивает в такт биению сердца, отмеряет мгновения оставшейся Волкову жизни. Тик-так…
Волков сделал свой выбор, и когда он умрет, Арина тоже умрет, потому что жизнь без него не имеет смысла. Не нужна ей такая жертва. Только не такая!
Черная кровь просыпается от ее крика. Черная кровь знает, как поступить. Нужно замкнуть круг и попросить…
Живая ведьма, мертвая ведьма, их тени… В хороводе судьбы этих четверых достаточно. В теневом круге мертвое становится чуть менее мертвым, а живое – чуть менее живым. Теневой круг – это сила, которой нельзя противиться, которая может все.
– Чего ты хочешь? – Тень смотрит ласково, и искорка в том месте, где у тени должно быть сердце, ярко вспыхивает.
– Хочу, чтобы Волков жил!
Она уже знает, тень выполнит просьбу. И условие ее тоже знает. Пусть так, она готова. Ей нужно лишь попрощаться. Но проститься с Волковым тень не дает. Не из злобы, а потому что так надо. Для Волкова. И она соглашается. Волков будет жить. Иногда чудеса случаются, а какая цена уплачена за чудо, неинтересно даже ей самой.
