– Ну как же. Чтоб приставали. Дескать, кинется Максимка защищать, так они его под этим соусом-то и уработают. Сам же гадит исподтишка, сам же издевается. Сволочь подлая!
– И что, ничего нельзя было доказать? Если Курбанский действовал не сам, должны же быть свидетели, очевидцы. Да вот хотя бы сами «посыльные» эти. Неужели они не могли рассказать, кто их подослал?
– Да кто ж его выдаст? Его хоть в должности понизили, но связи-то остались. Он их всех в бараний рог скрутить мог. Да и не только их, и поважнее кого. Там ведь круговая порука – один за всех, все за одного, не один же он куролесил-то. Поэтому и отмазался так легко. Шутка ли – боевой вертолет уделать. А отделался легким испугом, считай.
– Послушайте, а вот вы сказали, что этот Курбанский внешне не показывал своей неприязни, – вернул полковник беседу в нужное русло. – То есть, что касается работы, у вас с ним были как бы вполне адекватные отношения?
– Как сказать? Внешне, пожалуй что, и адекватные. Ведь эта история прогремела на всю часть, открыто враждовать ему как бы не с руки было.
– Неудобно перед коллегами?
– Типа того. И так, считай, на виду у всех в лужу сел. Сам же проштрафился, сам же еще и претензии начал предъявлять. Но если представлялась возможность устроить какую-нибудь пакость, он ни за что не упускал. Мог и специально подстроить, если был уверен, что никто ничего не заподозрит. Как вот с Максимом. Отчего оно возникло, это возгорание? Поди теперь найди. А парень в больнице месяц пролежал. Да и меня тоже не забывал, я говорил уже. Чуть что случится, первый вопрос – а не Китаев ли готовил техническую часть? Или мог, например, приказ какой-нибудь особенный отдать, так что для исполнения либо инструкцию нарушить приходится, либо в неподчинении обвинят.
– Но вы справлялись?
– Выкручивался. Мы ведь тоже не лыком шиты. Я тут подольше этого Курбанского работаю, повидал всякого. Максимку вот жалко, замучил он его совсем.
– Послушайте, Юрий Петрович, но ведь вы не можете не понимать, что все, что вы сейчас мне рассказали, по сути, свидетельствует против Максима. Если этот Курбанский так донимал вашего сына, сама собой напрашивается мысль о мотиве.
– Да о каком мотиве?! – снова в сердцах воскликнул Китаев. – Да вы… Эх!
Чувствуя, что от нахлынувших эмоций не способен говорить внятно, Китаев снова замолчал. Но через пару минут, немного успокоившись, все же продолжил:
– Это вы просто Максима не знаете, поэтому так говорите. Какие здесь могут быть мотивы? У парня невеста, он семью собирался создавать, новую жизнь начинать. Главным в этой жизни был совсем не Курбанский, почему никто не хочет этого понять? Да, конечно, он доставал, создавал неприятности. Но из-за этого калечить свою жизнь, все планы пускать под откос? Да это просто была бы глупость, больше ничего. А мой Максимка – он, может, и импульсивный парень, может, иногда близко к сердцу принимает чего не надо, но только не дурак. Для чего ему в самом начале жизни убийство на свою совесть взваливать? Да еще и подставляться так. Слыхали, что говорят эти следователи? Мол, пырнул ножом, да и сидел себе рядышком, дожидался, когда придут, на месте преступления его застанут. Где это видано? В каком пруду они, дураки такие, водятся?
Аргумент был резонным. Размышляя об этом деле, Гуров и сам приходил к подобной мысли. Но предположения о невиновности Максима не приближали к ответу на вопрос, кто же мог быть виновен в действительности.
– Послушайте, Юрий Петрович, – сказал он. – Вы сами сказали, что очень давно работаете в части. Наверняка знаете все тонкости местных взаимоотношений. Если, как вы утверждаете, ваш сын невиновен в смерти Курбанского, кто же тогда, по-вашему, мог иметь весомый мотив? Кому Курбанский досадил еще больше, чем вашему сыну, досадил так, что этот человек не остановился перед убийством?
– Трудно сказать, – помолчав немного, видимо, обдумывая ответ, произнес Китаев. – От него многие страдали. Я же говорил – всей части житья не было. Зуб на него многие могли держать. Только я так мыслю, что не наши это. Не из технического персонала. Там все свои, нормальные ребята. Да и Максим со всеми в хороших отношениях был. Нет, из наших ему никто такую подставу бы не устроил, это я перед кем хочешь отвечу. Мыслю – из вышестоящих это кто-то. Если и не сами сделали, то, как говорится, заказать всегда могли.
– Почему вы так уверены?
– А как же? Это ведь с ними Курбанский свои темные делишки прокручивал. Вы думаете, за ним вертолет только? Куда там! У него в трудовой биографии, если покопаться, столько интересного насобирать можно, что на несколько уголовных дел хватит. Другое дело, что все это они шито-крыто, втихаря обделывали. И не один, конечно, Курбанский там участвовал. Поэтому вполне может статься, что чего-нибудь они там между собой не поделили, да и повздорили не на шутку. А Максимка мой в крайних оказался. Он ведь на тот момент главным-то уже не был, Курбанский-то. Может быть, запросил не по рангу или еще что. Мало ли. А тем не понравилось. Вот вам и мотив.
– То есть вы хотите сказать, что Курбанский занимался хищениями? – спросил Гуров.
– Еще как занимался! У него даже подразделение специальное для этих целей было выделено. «Отдел научных разработок» называется. Научных-то разработок мы немного оттуда видели. Еще когда Иван Николаевич был, когда план сверху спрашивали, тогда еще делали что-то. А потом уж и это перестали. Не требуют, и не надо. Только для галочки существовал отдел. Но разные способы, как государственные деньги налево уводить, это у них хорошо получалось придумывать.
– И Курбанскому все сходило с рук?
– А почему нет? Он ведь не один там пользовался, я же говорил вам. А когда все замешаны, тут уж предательства опасаться нечего. Тут уж рука руку моет. Вот если между собой чего не поделили, тогда да, тогда все возможно.
– Даже убийство?
– Даже. Потому что, я вам говорил уже, да и еще сто раз могу повторить, Максим здесь ни при чем. Подставили его, и подставили явно, очевидно для всех. В жизни этого никогда не было, чтобы убийца спокойно рядом с трупом сидел и дожидался, когда его обнаружат. Даже если вы Максима не знаете, одно это уже должно насторожить. Но следователям этим, похоже, ни до чего дела нет. Лишь бы галочку в отчете поставить.
– Но мне галочки не нужны. Я хочу выяснить, как все происходило в действительности. И в этом вы можете мне помочь.
– Я? Как это?
– Мне нужно пообщаться с людьми в неофициальной обстановке. Я сегодня уже был в части и, кажется, только зря потратил свое время. О чем бы я ни спросил – в ответ слышал либо заранее заготовленные фразы, либо вообще ничего внятного не слышал.
– А-а, вот оно что, – усмехнулся Китаев. – Это вполне возможно. Очень может быть, что начальство предупредило, чтобы не распускали языки. А что вы хотите? У нас как-никак военный объект. Кому нужно, чтобы про нашу базу по всей стране слава пошла? И так уж с этим вертолетом нахлебались.
– Это понятно, но установлению истины по вашему делу, как вы и сами, наверное, догадываетесь, отнюдь не способствует. Люди либо боятся отвечать на вопросы, либо отбарабанивают заранее заученные ответы. Подскажите мне, как добиться если уж не доверительного, то хотя бы неформального отношения?
– Хм, – задумался Китаев. – Трудно сказать. К каждому подход свой. Единственное, что могу посоветовать, – не опрашивать всех скопом. Тогда точно ничего не добьетесь. Разговаривайте с каждым отдельно и лучше после обеда.
– Когда от сытости настроение улучшится? – усмехнулся Лев.
– Вот-вот. Конечно, самый идеальный вариант – это на ночном дежурстве. Ночью лучше всего языки развязываются. Но вас навряд ли пустят на базу ночью.
– Да, это навряд ли, – согласился Гуров.
Он хорошо запомнил слова Китаева о том, что «наших», то есть технический персонал базы, он склонен подозревать меньше всего. Но для себя решил, что проверить нужно всех – и техников, и вышестоящих.
«Если Курбанский приворовывал, недоразумения при дележе «добычи» возникнуть вполне могли, тут Китаев подметил верно, – думал полковник. – Это мотив не такой уж редкий и, можно сказать, даже классический. Но не исключено, что и среди техников мог оказаться кто-то, у кого не выдержали нервы.
Конечно, совет общаться с людьми после обеда и недурен, но навряд ли я смогу им воспользоваться, так как проникнуть на базу, минуя дежурного, навряд ли удастся».
В поисках способа поговорить с сотрудниками в неофициальной обстановке он прокручивал в голове разные варианты, и вдруг его озарила идея.
– Послушайте, Юрий Петрович, а на чем вы добираетесь на работу? – спросил Лев.
– Я-то? На маршрутке. То есть на служебной маршрутке. За нами в семь утра и в семь вечера микроавтобус присылают, смотря кому в какую смену. Я вот, например, вчера с ночи пришел, сегодня отдыхаю. А завтра, значит, утром поеду, к восьми.
