Первая группа вопросов – идет ли речь о модернизации в социальном или исключительно в техническом ее понимании? Распространяется новое законодательство на всю страну или только на один анклав с особой правовой зоной, нечто вроде Немецкой слободы? Предполагается ли опора на внутренние ресурсы, т.е. эндогенная модернизация, или внешние заимствования – экзогенная модернизация? Имеется в виду долговременная стратегия или реализация очередного национального проекта с фиксированными сроками? Как будут решаться проблемы собственности – на основе внутреннего права или международного права? И как в этом случае будут разрешаться конфликты между собственниками? Должна ли стать мотором процесса вся активная часть общества или исключительно просвещенная бюрократия и привлекаемые ею спецы? И, наконец, как будет выглядеть решение вопроса соотношения права и справедливости, традиций и эффективности, и не приведет ли разрыв между ними в конечном счете к созданию нового правового дуализма и к росту революционного популизма?
Вторая важная группа вопросов – это реакция общества на реформы и избранные методы их проведения. Здесь необходимо решить следующие проблемы. Как быть с сопутствующим реформам ростом социального расслоения и даже с элементарной завистью, которая часто рядится в формы классовой борьбы? Как в таком случае обеспечить социальную стабильность в расколотом обществе – если не на 20 лет, о которых мечтал Столыпин, то хотя бы на 10 лет? Будет ли реформа осуществляться с подключением механизмов спонтанной самоорганизации, т.е. с участием гражданского общества или его представителей, или исключительно сверху, в традициях российской авторитарной модернизации? И не разделит ли в таком случае ее судьба судьбу петровской крепостной мануфактуры или «строек социализма»?
Третий и самый главный вопрос – это вектор современной модернизации. Инициируются ли процессы социальной и политической модернизации в направлении гражданского общества и правового государства, или она остановится на традиционной концепции мнимого конституционализма? (См.: 1). Найдется ли в современном государственном аппарате слой профессиональных управленцев, способных поставить интересы государства выше стремления к материальному и карьерному благополучию? Удастся ли сохранить преемственность курса реформ, или они в очередной раз станут жертвой контрреформ, осуществляемых под привычными лозунгами державности и официального патриотизма? Ответ на эти вопросы во многом определяет содержание современных политических и конституционных реформ.
Итог сопоставления дат «1861» и «2011» призван мобилизовать волю к преобразованиям. Эволюционный путь становления гражданского общества и правового государства в России, к сожалению, не реализовался в XIX–XX вв. Возможно, более успешным окажется XXI век, хотелось бы в это верить. Если России суждено совершить успешную модернизацию, то очевидно, что ее руководящие идеи будут опираться на достижения, опыт и результаты Великой реформы (6).
Несомненно заслуживает поддержки призыв ряда партий и общественных организаций об объявлении дня 19 февраля праздником или днем национальной памяти. Это очень важно для поддержания лучших исторических традиций, воспитания молодого поколения в духе либеральных ценностей и вообще для обретения Россией подлинной национальной идентичности в современном мире.
Литература
1. 15 лет Российской Конституции // Отечественная история, 2008, № 6.
2. Великая реформа, 1861–1911. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. – М., 1911. – Т. I–VI.
3. Великие реформы в России. 1856–1874. – М., 1992. – 334 с.
4. Витте С.Ю. Записка по крестьянскому делу. – СПб., 1905. – 106 с.
5. Государственная школа // Общественная мысль России XVIII – начала XX в. – М., 2005.
6. Гражданское общество и правовое государство как факторы модернизации российской правовой системы. – СПб., 2009.
7. Джаншиев Г.А. Эпоха великих реформ. – СПб., 1907. – 855 с.
8. Зайончковский П.А. Отмена крепостного права в России. – М., 1968. – 368 с.
9. Захарова Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856–1861. – М., 1984. – 254 с.
10. Ключевский В.О. Право и факт в истории крестьянского вопроса // Ключевский В.О. Соч. Т. 7. – М., 1989. –509 с.
11. Конституционные проекты в России XVIII – начала XX в. – М., 2000. – 816 с.
12. Крестьянская реформа в России 1861 г.: Сборник законодательных актов. – М., 1954. – 500 с.
13. Медушевский А.Н. Диалог со временем: Российские конституционалисты конца XIX – начала XX в. – М., 2010.
14. Медушевский А.Н. Проекты аграрных реформ в России XVIII–XXI вв. – М., 2005. – 639 с.
15. Проекты М.Т. Лорис-Меликова // Конституционные проекты в России. – М., 2010. – С. 455–496.
16. Собственность на землю в России. История и современность. – М., 2002. – 591 с.
17. Сталинизм как модель социального конструирования // Российская история, 2010, № 6.
18. Столыпин П.А. Нам нужна Великая Россия… Полное собрание речей в Государственной Думе и Государственном Совете, 1906–1911. – М., 1991. – 411 с.
19. Теория и методология когнитивной истории. «Круглый стол» // Российская история, 2010, № 1.
20. Трансформация и консолидация рыночного законодательства в контексте конституционного развития и судебной реформы в России. – М., 2005.
21. Управление Россией: Опыт, традиции, новации. – М., 2007.
22. Commons J.R. Legal foundations of capitalism. – Madison, 1959. – 394 p.
23. Damm K.W. The law-growth nexus. The rule of law and economic development. – Washington, 2006.
24. Lincoln W.B. The Great Reforms. – DeKalb, 1990.
ИННОВАЦИОННЫЕ ИНСТИТУТЫ ДЛЯ ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКИ
А.В. АлексеевАлексеев Алексей Вениаминович – кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник Института экономики и организации промышленного производства СО РАНОсновные факторы становления и развития инновационной экономики
Подходов, объясняющих природу развития современного общества, множество. Рассмотрение ситуации в Российской Федерации с использованием широко распространенного в международном научном сообществе трехфакторного подхода к становлению современной инновационной экономики позволяет добиваться большей сопоставимости в интерпретации процессов, происходящих в России и развитых странах, привносит новое качество в анализ социально-экономического развития. Действительно, в России многие процессы уже имеют неплохую динамику, но они все еще очень уступают абсолютным уровням, достигнутым в развитых экономиках.
Характер развития современного общества определяется тремя основными факторами:
• имеющейся системой технологий;
• способностью работников эффективно использовать существующую технологическую систему (качество человеческого капитала);
• системой институтов, задающей устойчивость и качество развития технологической и социальной систем.
Все они имеют важное значение. Несбалансированность, «притормаживание» в динамике развития хотя бы одного из них не только девальвирует успехи, достигнутые по другим направлениям, но и, в крайних своих проявлениях, разрушает социальную стабильность общества в целом. Справедливость данного подхода прекрасно иллюстрируется примером коллапса Советского Союза, который, казалось бы, характеризовался высоким вниманием к своей производственной системе (советские объемы инвестиций до сих пор не достигнуты во многих отраслях РФ), хорошим образовательным уровнем населения. Однако мумификация общественных институтов привела к тому, что, казалось бы, незыблемая общественно-политическая конструкция просто рассыпалась на глазах у изумленного мира.
Надо признать, что российское общество плохо усвоило урок, преподанный историей распада Советского Союза. Скорее, как сейчас принято говорить, волатильность внутри рассматриваемой триады только возросла. Так, первое десятилетие после распада СССР характеризовалось почти полной потерей внимания не только к развитию, но и к простому воспроизводству технологической базы общества. Это можно видеть на примере движения одного из результатирующих показателей развития любой технологической системы – среднего возраста ее основных элементов.
Система технологий. Если в 1990 г. средний возраст оборудования лишь немногим (по современным меркам) превосходил уровень 1970 г. (на 2,4 года), то позднее рост среднего возраста оборудования принял не просто постоянный, а какой-то неотвратимый характер. В 2005 г. он достиг рекордного (точнее, антирекордного) в истории страны показателя в 21,5 г.
Расчеты на основании выборочных обследований в 2006–2009 гг. показывают, что в 2007 г. средний возраст производственного оборудования впервые начал сокращаться не только в постсоветский, но и в советский период (рис. 1)13. Снижение среднего возраста основных фондов – обнадеживающая тенденция. Но абсолютная величина этого возраста никак не обнадеживает. Действительно, в 2008 г. в РФ средний возраст машин и оборудования равнялся 13,7 г., исключая здания и сооружения; 14,5 г. – при нормированном расчете, а в США – 6,6 г. (9). Использование оборудования по меньшей мере вдвое старшего, чем в развитых экономиках, уже гарантия проигрыша отечественного производителя в конкурентной борьбе с зарубежным.
