Небольшая траурная процессия двигалась мимо Пауэрскорта, носильщики ступали напряженно, опасаясь споткнуться или поскользнуться и опрокинуть мертвеца. Наконец гроб водрузили на стол посреди крытой резной террасы хоров. «Знаю, что жив в веках Спаситель мой, — возгласил декан сильным, звучным тенором, — и что настанет снова день пришествия Его!» Певчие подхватили псалом № 60: «Из рода в род, Ты, Господи, наше прибежище…» Пауэрскорт разглядывал собравшихся. Большинство далеко не богачи, хотя оделись многие на церемонию весьма солидно. Средний класс Комптона: знавшие Джона Юстаса магазинщики, учителя, юристы. Патрик Батлер, вертясь, тоже оценивал ряды: выискивал новых рекламодателей, способных клюнуть на приманку спецвыпуска памяти Ее Величества. Сидевшую рядом с ним Энн Герберт ужасно мучило это неприличное ерзанье.
Паства стоя исполнила «Пребудь со мной» и «Веди меня, Свет добра» на стихи Джона Генри Ньюмена[9]. Епископ прочел отрывок из Библии, архидиакон — еще один. После чего декан, ведомый ассистентом с серебряным крестом, прошествовал к кафедре. Вновь шумно опустившись на скамьи, паства приготовилась внимать.
Местные знатоки проповедей давно приметили, что епископ, вполне, конечно, сведущий в Евангельском Писании, предпочитал, однако, брать за основу исключительно тексты Ветхого Завета. Чаще всего — сюжеты испытаний сынов Израилевых в борьбе против филистимлян и египтян, хананеев и амореев, ферезеев и гергесеев, моавитян и амаликитян. Весьма кровожадные битвы, которые после преодоления многих трудностей заканчивались, разумеется, триумфом израильского воинства. «Вот так, — обычно резюмировал епископ, — Всевышний извечно дарует победу над врагом избранному народу». Проповеди декана, как несколько уныло отмечали знатоки, напротив, тяготели к новейшим теологическим изысканиям. Однако полеты модной богословской мысли не особенно вдохновляли прихожан. Пастве гораздо больше по сердцу была старинная установка на то, что земля станет раем, если все будут свято верить каждому слову Библии о сотворении мира. Что касается покойного канцлера Юстаса, он проповедовал редко и с милосердной краткостью. Говорил о могучей силе Господней любви, ниспосланной его чадам в бесконечных формах: любви родителей к детям, детей к родителям, мужа к жене и жены к мужу, любви человека к природе, созданной во славу Божию.
— Для сегодняшнего обращения, — начал декан, устремив на прихожан взгляд поверх очков, — я выбрал цитату из пятой главы Евангелия от Матфея: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю»…
Эту проповедь комптонцам еще слышать не приходилось, так что, по-видимому, им предстояло познакомиться с новым, не просто подновленным, а заново, специально составленным текстом. Пауэрскорт пристально смотрел на декана, его статную фигуру, его перебиравшие листки крупные мускулистые руки.
— Двенадцать лет прошло с того дня, когда Джон Юстас прибыл в собор в качестве канцлера, — продолжал декан, — но мне живо, словно произошло это вчера, видится первая встреча с ним на собрании капитула. Слегка застенчивый и неизменно деликатный, он отличался скромностью. Та кротость, что, по словам апостола, наследует землю, постоянно проявлялась в его общении с коллегами, и все эти годы он украшал собор своим присутствием…
Патрик Батлер раздумывал, помещать ли речь декана в следующем номере. Смотря по тому, как долго он будет изливаться, решил Патрик: декан страшно обижался, когда его проповеди, его нетленные тексты, сокращали. Пауэрскорту пришло на память латинское изречение de mortuis nil nisi bonum, «о мертвых лишь доброе слово», и тут же вспомнился кощунственный вариант, слетевший с уст его наставника в Кембридже после похорон одного крайне непопулярного профессора, — de mortuis nil nisi bunkum, «о мертвых лишь пустая болтовня».
— Одним из определений «кротости», — наставлял декан, — согласно Оксфордскому словарю является «добросердечие». Быть кротким означает быть добросердечным. Кротость есть милосердие. Быть кротким означает быть милосердным. Жителям нашего небольшого города хорошо было известно великодушие Джона Юстаса, человека, благословленного большим капиталом. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Канцлеру Юстасу довелось унаследовать значительную часть земных сокровищ. Подобные люди не всегда берут на себя бремя заботы о голодных и неимущих, страдающих и обездоленных. Но не Джон Юстас — самый щедрый даритель, которого когда-либо знал Комптон. Приюты, построенные нашим покойным канцлером для бедняков, увечных и престарелых, останутся вечным памятником его жизни и сотворенному им благу…
Кое-кто из прихожан начал потихоньку позевывать. Шестеро носильщиков позади гроба терпеливо дожидались окончания проповеди, чтобы вновь приступить к своим обязанностям. Ассистент с крестом стойко застыл у ступеней кафедры.
— Сегодня для нас день великой скорби, — произнес декан, отложив очки и оглядев аудиторию. — Лучший из нас безвременно ушел навеки. Сколько лет он еще мог бы служить нашей церкви, нашему собору, нашему городу. Но это и день ликования…
На последнем слове уверенный тон слегка сбился. Самый ядовитый из знатоков проповеди (второй тенор церковного хора, разочаровавшийся в религии, но до того два года посещавший богословский колледж) позднее объяснял заминку тем, что оратор очень сомневается в нерушимой вере своих слушателей как в ад, так и в вечное блаженство. Однако декан повторил с нажимом:
— День ликования! Ибо если кому и уготовано место на небесах, то это именно Джону Юстасу.
И мы сегодня радуемся, потому что, уйдя от нас, он пребывает с Отцом своим в обители блаженных. Вспомним слова пророка Иова: «Пусть черви изгложут плоть мою, но сам увижу Господа, своими глазами узрю Его». Джон Юстас — человек добра и кротости. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны кроткие, ибо они наследуют и царствие небесное!
Декан сложил стопку листков. Ассистент сопроводил его на прежнюю позицию. Хор запел гимн Пёрселла[10], шестеро носильщиков вновь подняли на плечи гроб, осторожно спустились по ступенькам с хоров и обратным путем медленно пронесли усопшего по центральному нефу. У ворот собора уже стояла вереница экипажей, готовых отвезти тело и провожающих к маленькому кладбищу в глубине Ферфилд-парка. Торжественные похороны Джона Юстаса завершились. Через сорок восемь часов в местной нотариальной конторе «Дрейк и Компания» для живых должно было состояться оглашение последней воли покойного.
4
На следующий день лорд Фрэнсис Пауэрскорт решил пешком пройти пять миль от усадьбы до Комптона. Необходимо было остудить кипевший гнев. Он шагал, не видя окрестных красот, не любуясь на залитые бледным февральским солнцем холмы и поля. Возмутительный инцидент случился сразу после завтрака. Миссис Августа Кокборн с утра находилась явно не в духе. Щеки ее, казалось, еще больше ввалились, нос торчал еще резче, слуг она шпыняла с особой злостью. Однако бешеной атаки на самого себя сыщик никак не ожидал.
— Когда ж вы соизволите начать работать, лорд Пауэрскорт? — громыхнул выстрел в упор.
— Простите? — не сразу понял Пауэрскорт, просматривавший «Графтон Меркюри».
— Я говорю, намерены ли вы, в конце концов, взяться за дело? По моему приглашению и на мои средства вы поселились здесь, дабы расследовать все обстоятельства кончины моего брата. — Слегка понизив голос, миссис Кокборн зорко огляделась, удостоверившись, что любопытной прислуги вблизи нет. — Насколько я могла заметить, пока вы не предприняли ничего, кроме бесцельных прогулок по дому, и положение почетного гостя использовалось вами лишь для участия в различных светских церемониях, будь то торжественные похороны брата или устроенный семьей небольшой званый вечер после погребения. Не имей вы приличной репутации, лорд Пауэрскорт, вас можно было бы, пожалуй, заподозрить в склонности отдыхать и развлекаться за чужой счет. Речь сейчас не о гонораре, но за подобные труды я не намерена платить ни пенни!
Нагоняй вроде этого Пауэрскорт последний раз получал, когда ему не исполнилось и двенадцати. Тогда, обидевшись на весь свет, он забился под самую крышу конюшни. Теперь же он решил защищаться.
— Дорогая миссис Кокборн, — сказал он, задействовав все свое обаяние, — будьте же снисходительны к тому, что видится вам непростительной медлительностью. Как я уже вам говорил, мне важно прежде детальных расспросов завоевать доверие слуг, победить настороженность к чужаку. Вскоре, разумеется, я должен буду развернуть свой штандарт. Но пока рановато. Нужно время. И тут, боюсь, вам остается только положиться на мое чутье. Всем, прибегавшим к моей помощи в расследовании шантажа, убийств или иных злодеяний, приходилось предоставлять мне полную свободу действий. Я был бы счастлив, если пожелаете, предложить вам рекомендации от многих лиц. Начиная, скажем, с премьер-министра.
