В то их первое утро она вела себя несправедливо по отношению к нему. Он воспользовался ее состоянием – это неоспоримо. Но ни разу ей не солгал. Сказал правду. Он не сделал ничего против ее воли. Это она цеплялась за Дика, умоляя любить ее.
Почему она повела себя так? Неужели он был так обольстителен? Или она хотела мужских объятий так сильно, что сгодился бы любой?
Сомнительно как-то. Говорят, что даже под гипнозом нельзя заставить человека сделать то, что он не захотел бы сознательно.
И это факт. Она хотела заняться любовью с этим человеком и воспользовалась своей истерией и повышенным градусом в крови как предлогом его заполучить.
Она твердила себе, что все случившееся ничего не значит для них обоих. Низменные страсти – с его стороны. Материнский инстинкт – с ее. Вот и все. Средство получить ребенка, которого она не надеялась иметь. И хотя бы по этой причине нельзя жалеть об этом. Но и зацикливаться на происшедшем не стоит. Малыш – это нежданный дар. Прими это и забудь обо всем остальном.
Ах, если бы она могла!
Прикоснись ко мне.
Ее пальцы запутались в поросли на его груди, сужавшейся до узкой дорожки на плоском упругом животе.
– Возьми его. О боже. Лейни!
Он был твердым и теплым и полным жизни, готовой вырваться наружу.
– Да, милая, да… никогда не бойся коснуться меня. Коснись меня, коснись, коснись…
– Я хочу его коснуться.
– Нет, я!
– Он шевелится.
– И вовсе нет!
– Да! Он толкается, мисс Маклауд?
Лейни терпеливо отводила от живота жадные ручонки.
– Да, шевелится, и хватит меня трогать!
Но дюжина или около того ребятишек, толпившихся вокруг и наступавших на ее черные замшевые сапоги, дружно заныли.
– Кроме того, ребята, – строго добавила она, пытаясь перекричать вопли, – перемена кончилась и пора идти в класс. Помните, что после обеда мы собираем наши рождественские чулки.
– Нечестно! Я так и не дотронулся до малыша! – пожаловался кто-то, когда Лейни выстроила ребятишек по двое.
– Может быть, завтра, – рассеянно пробормотала она, считая их по головам.
– Я тоже хочу коснуться малыша.
Лейни окаменела. Она не могла взять в толк, почему узнала голос. Прошло больше шести месяцев с той ночи в Нью-Йорке. Но она мгновенно поняла, кто стоит за спиной. Кто застал ее врасплох.
Она повернулась.
Он стоял всего в двух шагах и улыбался. И выглядел в школьном дворе на редкость неуместно. На нем было дорогое пальто из серо-зеленой шерсти, оттенявшее глаза. Воротник был поднят и обрамлял мужественное лицо и взвихренные ветром каштановые волосы с седыми прядками.
– Выглядишь изумительно, дорогая.
Лейни стояла неподвижно, как манекен, и даже не сопротивлялась, когда он выступил вперед, сжал ее холодные щеки теплыми ладонями и поцеловал.
3
Поцелуй был тоже теплым, целомудренным и бесконечно нежным.
Когда он отстранился, она заметила, что глаза сверкают лукавством и восторгом при виде ее немого удивления.
Наконец он отстранился и опустил руки. Лейни поспешно отступила.
– Что вы себе…
– А, чудесно! Вижу, вы ее сами нашли!
К ним спешил мистер Харпер, широко и облегченно улыбаясь.
– Она в классе, как я и сказал вам. Верно, мистер Сарджент?
Так вот, значит, как! Сарджент. Дик Сарджент.
– Действительно так.
Даже отвечая директору, Дик продолжал бесстыдно рассматривать Лейни.
Она отвернулась от этого голодного взгляда и обратилась к мистеру Харперу.
– Интересно, почему мистер Сарджент искал меня?
Сумеет ли она держаться с апломбом, как ни в чем не бывало? Сделать вид, что она не узнает его и не помнит? Пожалуй, стоит попытаться.
– Полегче, Лейни, – пробубнил он себе под нос.
– Ну-ну… конечно, он искал вас, – заикаясь, пролепетал мистер Харпер. – Ваш муж пришел ко мне в кабинет и сказал, что вы помирились. Мы все рады это слышать. И как раз к Рождеству!
Хмыкнув, он сложил руки на животе и просиял доброй улыбкой.
– Это муж мисс Маклауд! – пропищал кто-то из детей.
– Она не замужем, потому что мисс, а не миссис!
– Она «мисс», дурак, неужели не знаешь? И конечно, она замужем, потому что у нее будет ребенок.
– Да, моя ма сказала, что сначала нужно выйти замуж, а потом у тебя будет ребенок.
– А вот и нет.
– А вот и да!
– Муж? – прохрипела Лейни, отворачиваясь от детей.
– Вижу, вам непривычно снова видеть его рядом, – рассмеялся мистер Харпер.
– Привыкнет, – вкрадчиво пропел Дик. – Дорогая, дети, наверное, замерзли. Кстати, здесь кто-то упоминал о ланче. Что сегодня в меню?
– Пицца, – сообщил стоявший первым мальчик.
– И салат.
– Но никакого мороженого? – спросил Дик, улыбаясь в лица, полные неприкрытого любопытства. – Что скажете, если сегодня я всех угощу мороженым?
Это заявление оказалось последней каплей, переполнившей чашу эмоций. Дети словно обезумели. Строй, который пыталась сохранить Лейни, немедленно распался. Ее окружили и стали наперебой просить мороженого. Она приросла к месту, чувствуя, как медленно рушится фундамент ее жизни. Понимая, что она бессильна остановить катастрофу.
– Дети, дети, помните, только не бегать! – возопил мистер Харпер, устремившись за малышами, наперегонки побежавшими к двери. – Идите спокойно, пожалуйста!
– Давай уйдем с этого ветра, Лейни. Не хватало еще, чтобы ты простудилась.
Но окончательно сбитая с толку Лейни молча уставилась на него. Тогда Дик сжал ее локоть и повел к зданию.
Не будь она так зла, возможно, рассмеялась бы над происходившим здесь фарсом. Но сейчас только вырвала руку.
– Не знаю, что вы затеваете, но…
– Но вам лучше не протестовать, поскольку мистер Харпер счастлив, что мы снова вместе.
Его ослепительная улыбка противоречила жестким ноткам в голосе.
Она глянула в сторону входа. Дети уже входили в здание. Директор, глупо ухмыляясь, придерживал тяжелую дверь. Ей хотелось врезать ему по довольной масляной физиономии. Хотелось топать ногами, вопить, рвать на себе волосы.
Но она едва ли не с детства приучилась держать свои эмоции под контролем. Не стоит выставлять себя идиоткой, обнаруживая свои чувства.
Поэтому она сверлила Дика Сарджента разъяренным взглядом.
– Вам это с рук не сойдет, – прошипела она уголком губ.
Он взял ее руку и переплел ее пальцы со своими.
– Уже сошло.
Он оказался прав. Если она не хочет устроить сцену в присутствии мистера Харпера, придется идти с ним.
Конец дня показался ей скверной пьесой. Комедией, в которой свои роли знали все, кроме нее. Она пыталась найти правильный тон и нужные реплики, хотя все выходило глупым и бессмысленным.
